Королевство Теней

Меня переполнило сочувствие, когда он высвободился из плена тяжёлого одеяла и попытался неуклюже встать, чтобы включить ночник и похлопать меня по плечу. Я попросил лечь его обратно, и он неохотно послушался.

– Ты смотрел ёлку? – спросил Марк без ожидаемого волнения. – Как она? Она очень большая?

– Да. Алина сфотографировала нас. Посмотрим завтра.

– Ты был с мамой?

– Я был с ней и Алиной, и мы чуть-чуть повеселились. Очень здорово, когда идёшь на ярмарку с компанией. По твоему совету мы приготовили торт.

– И как он?

– Я не пробовал.

– И какая сейчас мама?

– Молчаливая. У неё всё намного лучше. По крайней мере, мне так кажется.

Я передал Марку подарок, и он тотчас раскрыл его с выражением безграничного умиления. Он наслаждался неотрывно твёрдой аккуратной фиолетово-синей обложкой и неустанно нахваливал книгу, как если бы она была великолепной драгоценностью.

– Какая большая! Наверное, очень дорогая, раз такая красивая с виду. Боже, я никогда таких книг не брал! Она ещё пахнет краской, потому что совсем новенькая. Алина вот подарила фруктовые леденцы, похожие на скрипичный ключ. Их я быстро съем. А этот подарок останется навсегда. Какой ты молодец!

С некоторым удивлением я принимал от него совершенно незаслуженные благодарности.

– Ну так, я выбирал самую увесистую и полезную. Открой, внутри много чего написано про музыкантов. Как же я забыл, что ты не любишь читать! Значит, станешь смотреть на неё? – спросил я с лёгким огорчением. – Только поставь на видное место, пока я часто прихожу.

– Для тебя сделаю исключение и прочту её сразу. Стой, а ты перестанешь ходить к нам?

– Когда-нибудь перестану.

– Из-за чего? Я много болею и этим срываю все твои планы? – спросил Марк с явной жалостью. – Вы скоро сядете за стол? Я приду, чтобы чуток попировать, а то совсем не честно праздновать Новый год не за столом всей семьёй, а в постели.

– Ты не причём.

– Ну да, конечно. Я ведь сейчас по-детски беспомощный.

– Обижаешь. – Помрачнев, я указал на книгу и добавил: – Давай прочтём несколько страниц?

– Не переводи тему. Так почему перестанешь ходить? – настаивал Марк.

– Я вечно что-то ляпаю по неосторожности, – сказал я и разразился тупым беспричинным смехом. – Не обращай внимания. Сегодня не тот день, чтобы упорствовать. Мне действительно лучше пойти вниз. А ходить буду, обещаю. Я обожаю наши разговоры и этот звёздный ночник.

– Ночник и впрямь чудесный.

Марку сделалось намного легче, и он, казалось, полностью растворился в книге. Я обогнул кровать с разорванной обёрткой и увидел вдалеке за окном взрыв радужного фейерверка.

– Отсюда его не видно, – сказал Марк, не поднимая глаз.

– Как же не видно? Это с другой стороны не видать.

– Далеко запускают.

– Нет. Вон, как мерцают искорки в облаках! Словно светлячки, – произнёс я, когда в очередной раз по небосклону рассыпались мириады трепещущих огоньков.

– Неужели?

– Фома неверующий.

Я таки остался возле окна, дрожа от радостного нетерпения, когда Марк оставил книгу и, пошатываясь, подобрался к широкому подоконнику с ярко-розовой гусманией в керамическом кашпо. Он опёрся рукой о стену за раздвинутыми полутёмными шторами, и тогда я указал на острые кровавые крыши. Раздался невнятный звук. Вмиг остановился некрепкий снегопад. Мы заметили разлетающиеся, необычайно насыщенные искры. С жадностью ловил я их слезящимися глазами. Марка растрогали мои слёзы. Как и я, с такой же светлой печалью он провожал покорно идущий за снежный горизонт год, его ужасы и болезни, несчастья прошлых лет, прятавшиеся в брызгах лопающегося фейерверка; и у него также выступали трогательные слёзы на глазах, в которых отражались затухающие огни.

(я ни за что их не сложу и не откажусь от дома и пусть я рыдаю но мне тепло на сердце)

Оставив Марка, я спустился к столу. Алина нахваливала фирменную курицу Сергея с хмели-сунели, в свою очередь он раскладывал салаты по тарелкам.

Небывалый прилив вдохновения послужил толчком к откровенному разговору с мамой.

Я поставил локти на стол и произнёс тишайшим голосом, чтобы никто не подслушал:

– Надо мной нависают Тени.

– Какие Тени?

– Тени, как мои злые эмоции, воспоминания. Они появились ещё, когда мы похоронили папу. Да, я не буду о нём. Прости, не подумал. Важнее всего даже не это. Они желают мне смерти, и я не справляюсь в одиночку. На школьном конкурсе, помнишь, был такой конкурс осенью, куда меня заставила пойти Алина? Произошёл первый, так называемый приступ. У меня страшно закружилась голова, из носа пошла кровь. Следующие два с половиной месяца я провёл в страхе. И единственным моим спасителем был Марк. Он так играет, так играет на пианино! – говорил я, невольно повысив безбоязненный тон. – Ты бы послушала его! Я приглашу тебя как-нибудь. Жаль, что раньше не приглашал. И Тени эти, они не выносят его музыку. Но они остаются со мной, никуда не уходят, как и Мать. Мать же моя Скорбь… Скорбь по папе.

У меня пересохло в горле. Мама отставила оливье, но уронила на пол вилку, которой поддевала консервированный горошек и, сухо извинившись перед Алиной, с которой стукнулась лбом, недружелюбно засопела, словно носорог.

– Как вы? – спросил Сергей. Он сидел плечом к плечу с Татьяной, что беспрестанно повторяла вымышленные истории и простодушно восторгалась, когда их принимали за действительность. Вот и сейчас ей было радостно рассказывать о сыне, который якобы выиграл прошлогоднее соревнование по фигурному катанию в Волжском районе.

– Прекрасно.

– Мы скоро приступим к торту? – перебила мама. – Так ведь долго готовили.

– После двенадцати. А вы раньше пробовали его делать?

– Раньше стряпала медовик, зебру там.

– Я даже доел сливки с шоколадом, что вы оставили в чаше. Уж очень люблю шоколад, – признался Сергей.

– У тебя и живот огромный оттого, что ты сладкое таскаешь. Вечно голодный, как волк, – протянула Татьяна и рассмеялась по-доброму. – Где Марк?

– Он скоро придёт… А вот и он.

Марк тяжело спускался по лестнице размеренными шагами, держась за полукруглые перила. Как только он добрался до стола и сел между Алиной и Сергеем, за ним тотчас поухаживала Татьяна.

Мы проскользнули с мамой на второй этаж.

– Нас перебили.

– Я ни в чём не виню тебя. Хочешь сильно поговорить о папе? – спросила она после неловкой паузы.