Королевство Теней

Ручей сделался практически незаметным.

Марк остановился под старой елью, снег внизу которой был густо усыпан сухими тонкими веточками.

– Ты чего?

– Да так, задумался.

Лёгкие наполнял ледяной воздух. Я накинул поспешно глубокий меховой капюшон и встал спиной к ветру, издающему жуткий, душераздирающий свист.

Марк спросил взволнованно:

– А каким был твой папа при жизни? Я знаю, что он учил тебя кататься.

– Он много чему учил меня.

– Вы ходили в лес?

– По лесам мы не гуляли.

– Разве тебе они не нравятся? – спросил Марк с небывалым удивлением.

– Нравятся, только я боялся смертельно встречи с медведем. В мультиках они часто бывают весёлыми, обаятельными, не то что в реальности. Как-то мы с папой смотрели передачу, в которой показали, как бурый медведь валит здоровенного лося. Он громко рычал, раздирал жертву когтями и тыкался в окровавленную тушу. Мне тогда вдруг стало так жутко, что я отказался идти на выходных в зоопарк, потому что боялся увидеть чудовище вместо сонного мишки, гулящего по вольеру вразвалочку. К тому же, кроме катка у нас были другие развлечения. Кино по субботам, летний сбор красивого гербария и рисование при помощи шариковой ручки. Папа так хорошо рисовал, что я всегда завидовал ему (это он потом увлёк меня рисованием). Он учил меня логически мыслить, решать задачки. Господи, как мы настрадались оба из-за проклятой таблицы умножения! Он был очень добрым, строгим, конечно, и что уж тут греха таить, временами вспыльчивым. Я тоже вспыльчивый временами.

– Заметил.

Марк задрожал от холода и, сняв промокшие перчатки, спрятал руки по карманам

– Пойдём домой.

– Я не замёрз, – ответил он. – Тебе не холодно?

– Очень холодно.

Ветер не утихал. Он налетал стремительно на землю яростными порывами и нёс по ней, взметая куда-то вверх, острые снежинки и зелёные иглы.

Мой взгляд был затуманен, и я не мог разглядеть сквозь бурю течение быстрого ручья. Я шёл медленными решительными шагами и держал рукой спадающий капюшон. Ноги проваливались в наметённые чёрные сугробы, и я злился на свирепствующую мглу вьюги, которая смыкала резко губы. В смазанных хлопьях утопали остроконечные силуэты елей, за ними вырастали необъятные громады гор, а ещё дальше, за тучами, возвышающимися над землёй, за небосклоном, удивительно ясным, тёмно-сиреневым, сверкали вспышки первых робких звёзд.

Марк тащился без оглядки, всё больше отдаляясь. Я ускорился, сильно встряхнул его за равнодушные плечи, и он, точно очнувшись от глубокого сна, побрёл неуклюже вперёд, пригибаясь к серебряному месиву. Он был бледный как смерть. Его круглые изумлённые от чего-то глаза поразили меня. Я ненадолго растерялся, от усталости чуть ли не упал в бурно вздымающийся снег. Я закричал что есть силы на тускло пробивающееся солнце, и крик мой показался мне до ужаса непривычным. Солнце хранило неловкое молчание. Я дотянулся рукой до Марка, и мы заковыляли к брезжившему просвету. Он привёл нас вскоре к ветхому дому с обтрёпанной крышей, украшенной куском заснеженного конька.

Я поднялся по лестнице и стукнул слабо в дверь. Тогда, не обнаружив признаков жизни, я шагнул первым в полутёмную комнату с закрытыми окнами и тотчас же скатился на пол. Марк плотно затворил дверь и, спотыкаясь, заходил взад-вперёд. Он трещал беспрерывно досками и ощупывал в лихорадочном нетерпении размытые предметы, пока не остановился за самодельным абажуром с бахромой.

– Но мы были рядом, как же так? Ненавижу вьюгу!

– Ты пока найди, чем можно согреться, – проговорил я и дрожащими пальцами вытащил телефон. – Вот, держи фонарик. Проверим заодно, как дела с сетью.

– Хорошо. Я быстро.

Он распахивал ящики и дёргал в отчаянии за шкафы, всё переходил к новым тумбам и проверял их содержимое, пока не прошмыгнул на второй этаж.

Вконец продрогший, я пересел на облезлый диван, где сжался в комок и загляделся на стёкла, разрисованные ажурными узорами.

Марк вернулся с телефоном и толстым клетчатым одеялом, что пестрело неровными заплатками.

– Оно лежало на кровати. Хозяева, надеюсь, не рассердятся на нас.

– Их, кажется, не бывает зимой, – прошептал я еле слышно. – Еды же нет?

– Не-а. Там одни пустые бутылки, банки и картонные коробки. Сети нет.

– Мы не можем позвонить.

– Что делать, Паша? – спросил он растерянно.

– Давай подождём. Накрой скорее, а не то я окочурюсь!

Мы закутались покрепче одеялом.

Незримые иглы стали вонзаться в значительно потеплевшие пальцы, я маленько согрелся.

– Наверху стоит лампа. Здесь одна такая же есть. У нас всего один фонарик.

– Ты тщательно всё осмотрел?

– Да. Мы не останемся здесь надолго, это точно, – проговорил решительно Марк. – Родители будут тревожиться, если мы не вернёмся к вечеру. Не стоило нам уходить так далеко. Ой, не стоило!

– Ты никогда не был в этом доме?

– Куда там? Я даже за ручей не ходил. Мне было скучно одному любоваться им, – признался он и положил усталую голову на спинку дивана. – Не играл так весело в снежки. А я их обожаю!

– Потому что у тебя фамилия снежная, вот ты и любишь снежки. Дом, кстати, как из сказки о чародейке.

– Откуда знаешь о ней?

– От мамы. Видишь ли, мы были когда-то дружными, болтали о том о сём. А впрочем, неважно…

Задремал и проснулся, когда за окном сгустилась могильная, сырая темень. Вьюга бушевала за хлипкими стенами, и ледяной сквозняк проникал в щели двери. За печью скакал сверчок, от голода не затихающий.

Я встал с дивана бесшумно, чтобы не побеспокоить Марка, и с фонариком шагнул к подвесным шкафам с витыми ручками. Раскрыл все по порядку, проверил и убедился окончательно, что они абсолютно пусты.

– Зачем вы пошли в бурю? Хотел умереть раньше, чтобы мы не добрались?

– Мы гуляли, глупые вы Тени! Но что вам известно о прогулках?

Отвернувшись от льющейся с потолка черноты, я прошёл к узкой лестнице, ведущей в хозяйскую спальню.

– Многого нам знать необязательно. Вы так беззаботно резвились, что мы не могли сдержать смеха. Жаль, что похохотать всё же не удалось, иначе получилось бы громко.

– Это оттого, что вы нелюди, – проговорил я уныло и скрючился на дощатой ступеньке. – Мать ужасна. Я никогда не забуду, как она взглянула на меня красными глазами. Почему бы вам не ослушаться её и не исчезнуть далеко-далеко? Например, отправиться на курорт, в смысле на отдых.