Королевство Теней

– Да оставь ты чашки! Не успеешь, что ли? Ты лучше скажи, умеешь стоять на льду?

– Кажется, но я не уверен.

– Вот, уже половина дела.

Во мне огнём разгорелось настойчивое желание научить его чувствовать лёд. Я уклонился от единственной неугомонной Тени, вырвавшейся из плотной толпы собратьев, и хлопнул сердито рукой.

Тень страшно разгневалась, подлетела к полупустому столу. Она попробовала опрокинуть неполную тёплую чашку на колени, но пережила неудачу и разразилась беззвучным криком. Он болезненно резанул мне слух.

Я вышел в прихожую за курткой и оттуда воскликнул с восторгом Марку:

– А потом сыграем в снежки! Ты любишь снег?

– Если только он не слишком рыхлый!

Мы утеплились и, надев коньки, вышли во двор на мелкий искусственный каток.

Ясные голубые облачка плыли неспешно по тихому прозрачному океану неба. Стояло не палящее ласковое солнце. Наружу неподвижно лежавшего снега, будто алмазной пыли, выглядывала цепь крашеных шин.

Я выбрался на лёд и, оттолкнувшись ногами, покатился к невысокому ограждению в виде мохнатой пышной ели. Достиг её, носом вонзившись в иглу, и тотчас обернулся испуганно к затихшему Марку. Никак не решаясь сделать шаг навстречу, он трогал бесцельно чёрную шапочку.

– Ну же, подойди! Только не стой.

– Мне страшно, так страшно!

– Чего тебе бояться? Ты боишься, что окоченеешь? Но на тебе тёплая одежда!

– Холод меня не пугает. Я боюсь, что упаду. Я точно покачнусь, распластаюсь, как не знаю что, – сознался он застенчиво и опустился на колесо, точно пришибленный.

Я плавно подкатил к нему и, слегка наклонившись, добродушно усмехнулся.

– Ты так говоришь, будто я не боялся упасть. Ещё как боялся! Я плакал, хотя мне это очень не нравилось. Слёзы лились градом. Папа был усердный, учил меня. Он верил, что страх и беспомощность можно победить, если раздумывать вслух о любви. Рассказывать о вещах и людях, которые нравятся. Я думал о любви к дикой природе и нетронутому снегу. Этот белый искрящийся снег надолго занял мои мысли. А что же любишь ты? – спросил я терпеливо.

Марк поднялся, и мы медленно, неуверенно зашли на лёд.

– Я люблю музыку, чёрно-белые иллюстрации и булочки с корицей, – ответил он рассеянно. – Мама выпекает классные пироги, булки и кексы.

– Какая твоя мама?

– Заботливая, хозяйственная. Бывало, стоит возле духовки в аккуратном переднике, завязанном поверх старого платьица, а пока доходит первая партия, коротает время за кулинарным журнальчиком. Я зайду на кухню, полную насыщенных запахов, нет-нет, да и схвачу сырого вязкого теста в рот. Мама ещё давала облизывать венчик, когда взбивала крем на торт, с маслом, со сметаной или сгущёнкой. Я подбегал к ней, показывал всякие рисунки, цветные картинки на коробках с пазлами и целовал её мягкие щёки.

– Моя мама никогда не пекла торт.

Я держал Марка за руку, и он шёл без всякой осторожности по льду. Этого-то я поначалу и желал добиться. Вдруг он повеселел и от волнения сильно раскраснелся.

– Пожалуйста, попроси её. Она не откажется.

– Ей некогда возиться со мной.

– Ну что ты! Со мной она была открытой и дружелюбной. Ты, наверное, не говоришь с ней по душам.

– На что мне её душа?

Марк поскользнулся и, схватившись за меня судорожно, повалил нас обоих на лёд. Больно ударившись, я закрыл глаза, чтобы их нестерпимо не ослепляло солнце, позднее скрывшееся за рваной тучей. «Я правда с ней мало общаюсь. Почему она такая никудышная мама? Её не бывает рядом. Я совершенно точно не люблю её. И она не любит, так как мы разные. У неё карты, и она к ним прочно привязана», – заблуждался я искренне, не расставаясь с тихой грустью.

Марк хлопнул шумно по моему плечу.

– Цел? – спросил он безмерно жалостливым голосом. – Ничего не сломал?

– Синяк останется, но это не смертельно. Жить буду.

– Мы с тобой всё же рухнули. В прошлой школе надо мной смеялись, если я падал, – упомянул он вскользь больную тему и устремил трепетный взгляд на лес. – Ты не отправишься гулять? Я хочу пойти гулять. Сегодня очень сухо и тепло.

– Только снимем коньки и напьёмся чая.

– Хорошо, что я не вымыл чашечки.

После непродолжительного отдыха мы надели удобную обувь и поторопились в лес.

Кружились со звонким щебетом яркие белощёкие синицы. Между высокими раскидистыми елями путались заячьи следы. Совалась из уютного дупла, выскакивала и бегала по крепким ветвям пугливая, но очень любопытная белка. Изредка на белом вспыхивал зловеще лисий хвост.

Вдруг с кустов повалился пух снега, и к нам выбралась куропатка, облачённая в коричневый наряд. Она вытаращила тёмные глупые глаза и, взъерошив перья на боку и хвосте, убежала испуганно прочь за деревья. Мы погнались за ней, слышно поскрипывая синим снежком. Куропатка вскоре привела нас к неглубокому извилистому ручью, через который было перекинуто толстое тяжёлое бревно. Марк первым пересёк быструю воду и, оказавшись на другой стороне, слепил колючий снежок. Он бросил его небрежно в меня, когда я перебрался через ручей и с восхищением окинул глазом сказочный пейзаж, тонущий в лёгких отчётливых звуках. Я уворачивался от крупных снежков и прятался за елями под громадными сугробами. Марк незаметно близко подкрался и швырнул снежок в моё белое мокрое лицо. Я выкарабкался из-под сугроба, более не служащего мне защитой, и, энергично отряхнувшись от комьев снега, поглядел беззлобно на Марка и великолепно почувствовал себя, когда его губы тронула светящаяся улыбка.

Он подошёл к ручью, снял шерстяные перчатки и, зачерпнув ладонями чистой воды, жадно выпил её.

– Попробуй. Она вкусная!

– Меня не мучает жажда.

Скоро я всё же выпил немного ледяной воды, и мы пошли дальше. Марк спросил о папе.

– Сочувствую тебе. Что же произошло?

– Жизнь богаче и неимоверно тяжелее смерти, ты так не считаешь? Я уверен в этом. Папа ехал на дело. Спросишь, что за дело? Так я тебе отвечу. Это всё его нудная и монотонная, как по мне, работа. Изготовление чертежей, всяких деталей и прочих мелочей, предусмотренных к сборке. Я знаю, что он был за рулём. Он не пил. Столкнулся с другой машиной по чистой случайности. Мама видела его израненным, еле живым в больнице, куда его доставили. Я тогда не интересовался, кто был вторым водителем.

– А теперь выяснил? – спросил Марк.

Меня захлестнула волна гнева, и я повысил голос:

– Если бы!.. Если бы я только нашёл!

– Ты искал?

– Спрашиваешь! В интернете не было ни одной статьи об аварии, произошедшей в октябре двух тысяча двенадцатого года. Ни одной слабой зацепочки, представляешь? А мама как объяснит? Она считает, что меня нельзя посвящать в подробности, не может назвать даже фамилии. Конечно, меня это не устраивает! Какой-то придурок до сих пор на свободе гуляет, а папа мой… папу-то не вернуть. Как будто его не было в моей жизни, будто воспоминания о нём всего лишь иллюзия…

– Эх, лучше бы я молчал, правда.

– Всё в порядке. Мне приятно, что тебе не всё равно.