Королевство Теней

– Она у меня холодная, почти осязаемая. Она словно сделалась отдельным существом и живёт со мной. Мне бы погадать, – неожиданно для всех сказал я. – Как давно я не гадал! Я увижу что-нибудь и предупрежу.

– Зачем тебе карты, Паша? О чём предупредишь? – спросила мама, закончив плакать. – От карт одни беды. Вот возьму и выброшу их!

– Не верю я тебе больше. Ты их не оставишь.

– Поверь. Вместе выбросим.

Она повернулась ко мне с искрой надежды, вспыхивающей на преждевременно постаревшем лице с резкими морщинами. В остриженных волосах можно было без труда проглядеть небрежные седые пряди, придававшие усталости и так изнурённому, тяжёлому выражению глаз.

– Ладно, но ты скажешь, для чего вспомнил карты?

– Предчувствие.

– Подобное бывало раньше?

– Нет. Оно ни на что не похоже.

– Мы не будем отвлекать. Как думаешь, эту комнату можно переделать во что-нибудь стоящее? – спросила мама, отвернулась и, заведя двигатель, повела машину. – Есть идеи? Алина, твоё предложение?

– Ну, гостиной из неё не получится. Может, кладовка? – предложила Алина с сомнением. – Кладовки у вас нет. Там может поместиться всё что угодно.

– У нас мало вещей. Стоит, конечно, шкаф, валяются ненужные коробки в кабинете. Стоит перебрать, как приедем.

– Точно! Кладовка – это прекрасная мысль. Да, я совсем забыл спросить, вы же говорили с Марком?

– Он звонил мне, – подала бесцветный голос Алина. – Он был так расстроен, что отец не позволил ему остаться в Забвеннославе! Я останусь, даже если папа закатит скандал. Хотя он не шумный и не умеет материться.

– Так, что ещё? – полюбопытствовал я и убрал старый журнал.

– Знаешь ли ты, что он видел Теней?

– Ага.

Алина с удивлением, смешанным с недовольством, убрала голову с плеча.

Она схватила журнал из кармана. Слёзы глубокой привязанности обжигали вялые щёки, а глаза говорили: «Признайся, что он близкий для тебя, не то что я».

– Он увидел… так просто.

– Что с тобой? – спросил я, отняв насильно неинтересный журнал. – Хватит плакать.

– Оно само!

– Ты обиделась, что ему первому удалось увидеть моих Теней? Глупышка.

– Да, наверное.

– Это даже к лучшему, что не ты была первая. Ты совсем ещё маленькая девочка, которой многое кажется страшным и непонятным. Умерла бы от страха, правда. А впрочем, если бы не умерла, то я бы отвёл Теней и от тебя. От кого угодно.

– Но что же дальше?

– Без понятия. Но я пока не могу жить в полной гармонии. Я не готов.

Приехав домой, не переодевшись, я достал из незапертой тумбы знакомые карты и убежал в чёрную комнатушку. Перед этим я предупредил маму, чтобы она не входила ко мне без повода, не сидела в беспокойстве без дела, дёргая длинное платье за льняной кончик, и ни в коем случаем не прижималась ухом к двери, чтобы подслушать, как проходит так называемый сеанс.

Но вот карты были разложены. Меня затянул густой голубой туман. Откуда-то сверху посыпались живописные тревожные картинки. Я собирал их спешно, как обрывки воспоминаний, и раскладывал по низкому столу с прозрачным шаром из молочного кварца, который помещался в чёрную подставку с углублением внутри. Собранные фрагменты головоломки я составил в одну огромную тревожную картину. За отполированным пианино играл мой застывший друг с кровавым пятном, расплывающимся по широкой спине, а в кустах таились Тени, и были они злы и ехидны.

Страх буквально парализовал меня. Я ударил всей пятерней по поверхности, но не сбросил, к ужасу, ни одного фрагмента. Стол дрогнул и слегка качнулся мне навстречу. Опасения крепчали. Я откинул карты, да так, что они разлетелись тихо по разным душным пыльным углам, забитым магической утварью, и, выбежав из чёрной комнатушки, упал бессильно к маме. Ослушавшись, она стояла в неловком молчании под дверью. Она обняла меня и спросила тихо, словно бы нежно:

– Ты увидел кого-то?

– Да.

– Не было ли там папы, родной? Он не приходил к тебе, не появлялся?

– Он погиб. Мёртвых я не вижу. Там был Марк.

– И что же с ним?

– Его убьют! Как же они могут убить, если они не его Тени? Или из-за того, что он разглядел их, понял меня, проникся, и теперь они наши общие? Мне надо уйти. Стой, не ходи за мной, потому что это серьёзно и очень опасно! Ему нельзя садиться за пианино. Никакое оно было не проклятие. Почему я не догадался сразу? Как было сказано Тенями, я не один такой особенный, это чистая правда, а у людей, людей творческих, в особенности, их намного больше! (К тому же, среди них достаточно суеверных.) Целый снежный ком из особенностей, ком из Теней, злых сторон, с которыми непросто совладать! Груз прошлого, неудачи на своём поприще, давние невысказанные обиды, боже, да обыкновенная смерть человека, скорбь по нему, в конце концов!

– Только пианино помогало тебе, – заметила мама.

– Музыка исцеляла меня. Марк появился неожиданно… как будто его подослал кто-то. Знаю, я несу полный бред.

– И ты откажешься от музыки?

– Придётся. Но я не отчаиваюсь. Похожу на выступления всяких пианистов, может быть, их музыка поможет справиться мне с Тенями. Того лучше, ненависть понемногу отступит. Она уже уходит, вон, стоит на пороге и ждёт чего-то. Я ненавидел Сергея, потому что он испортил нам жизнь, разрушил её. Нет, это моя вина! Или нет моей вины? Что ты ответишь на это? Веришь, что мы все причастны к аварии, но не могли повлиять на исход? Наверное. Я сейчас обеспокоен только тем, что будет с Марком. Прочь ненависть, прочь бессонные тревоги! Прошу, скажи Алине, как она появится (а она обязательно появится), что я ушёл к нашему пианисту. Да, скажи ещё так, чтобы она не подумала всякое, что я там, называется, нагадал страшное и теперь собираюсь это страшное исправить в последний момент. Задержи её настолько долго, насколько это возможно. Она может упрямиться и пытать тебя. Но ты же сильная и перенесёшь её расспросы?

– Угощу конфетами, налью горячий чай. Она не откажется посидеть и поболтать.

– Этим ты не удержишь Алину. Сластями её не приманишь. Так и быть, разрешу вам поговорить о нас с ней. Вам, девочкам, нравится беззаботно сплетничать. Слушай, ладно, ты не девочка, но когда-то же была ею?.. Не прибегай, если я не вернусь через три часа. Думаешь, это много для того, чтобы съездить туда и обратно и побыть там целый час как минимум? Мне ещё перед Марком извиниться надо за то, что я не отвечал на его звонки. Он звонил раз десять. Мне, помимо всего прочего, что случилось в парке в Забвеннославе, было стыдно за то, как я называл при нём его же отца. А я называл его грубыми и обидными словами. Марк не отреагировал никак, словно… словно я не был достоин получить от него сдачу! Я ожидал, что он прибьёт меня.

Я ушёл в комнату за тёплой одеждой и заметил одну странность, которая сразу же бросилась мне в глаза. Огненный феникс каким-то непостижимым образом исчез с потрёпанного листа.

Мама вошла без стука и сняла пустую рамку с ржавого гвоздя, на котором ранее висела картина с тремя медведями, доставшаяся нашей семье от прабабушки по отцовской линии.

– Где феникс? Ты его убрал? – спросила она, не веря в таинственное исчезновение.

– Именно, что он был перед тем, как я последний раз спал в комнате. Не ты разве подложила лист?

– Я только пыль протирала, уборку делала, но ничего не трогала. Ты так сердишься, если я лезу туда, куда меня не просят. Хоть у тебя и запущено, особенно в ящиках с красками.

– Но он такой же. В точности, как мой лист!

– Может, может, ты когда-нибудь стёр феникса, забыл о нём и только сейчас увидел? – предположила отрывисто мама. – По-другому быть не должно!

– По твоему, я испорчу детский рисунок, который любил папа? Ай, ну разве тогда не остались бы линии от карандашей? Поднеси ближе, чтобы рассмотреть, какой этот лист чистый. Следы бы всё равно виднелись.