Королевство Теней

– Что с тобой? Зачем ты корчишься, глупая! – закричал я не со зла. – Позвонить в скорую?

Я побежал быстро к телефону, но меня остановила знакомая горячая ладонь.

– Не стоит, милый! Не стоит никому звонить. Я справлюсь, – застонала мама.

– Врачи тебе помогут, обещаю!

– Нет!

– Поднимись.

Она нелепо изогнулась и, привстав на колени и сморщившись, точно несчастная старуха, уткнулась мне неподвижно в грудь. Я глубоко зарылся носом в тёплые волосы, плача и одновременно смеясь от нашей беспомощности.

Мама выплакалась и переоделась в домашнее платье из шерсти. Мы прошли на кухню и выпили по несколько кружек воды, чтобы успокоиться.

Она села напротив, неуютно пожимая плечами.

– Прости, пожалуйста.

– Я не сержусь на тебя. Ни за что. Но ты только признайся во всём! Это всё из-за дела?

Она качнула растрёпанной головой.

– Это из-за папы?

– Из-за него.

– Где он? – воскликнул я нетерпеливо.

Моя решительность понемногу отступала. Тревожная голубоватая картинка, складывавшаяся из-под волосатых лап смертельных пауков, стояла перед глазами, как живая.

– Где он, мам? – спросил я ровным тоном. – Ты ведь знаешь, он не на деле. Он был на нём, верно? Но не сейчас. И он не празднует победу с друзьями, не пьёт пиво и не смотрит плавание? И не едет домой, потому что смирился с проигрышем?

– Ничего из этого он не делает.

Мама выпила корвалол. Я нервно зашевелился на месте.

– Что с ним сейчас?

– Ничего! – Она разозлилась и уронила баночку с успокаивающим. – Почему ты задаёшь так много вопросов?

– С ним стряслось несчастье?

(Мой мальчик, это я! Мой мальчик, это я! Мой мальчик, это я!)

– Он погиб, – прошептала мама. – Он погиб, когда ехал на дело.

Я содрогнулся, когда узнал, что мои видения правдивы. Если бы я только умудрился изменить несчастливую судьбу, то непременно рванул в бой с самим порождением тьмы, которая распоряжалась нашим ходом жизни!.. Но что об этом сейчас болтать? Папы больше не было.

Прикусив губу до крови, я спросил:

– Где ты была всё это время?

– В больнице.

– Он был живой, когда ты приехала?

Мама как-то энергично покатилась со смеху, в конце захрипела, а потом выпила ещё несколько капель гадко пахнущего корвалола. В горле стало сухо.

– Нет, уже нет.

– Мы ведь повидаемся с папой?

– Если только чуть-чуть. Он был такой бледный, такой уродливый с новым лицом! Я не хотела запоминать его с таким лицом, а поэтому, как только увидела, то сразу забежала в туалет. – У мамы горестно сжалось сердце. – Я не хочу, чтобы тебе потом снились кошмары.

– Взрослым можно видеть всё, что нельзя видеть детям. А я уже совсем взрослый для того, чтобы начать привыкать к плохому.

– Ты сделал уроки?

– Да. Поспи немножко.

Я обнял растроганно маму и, ввалившись в комнату, точно пьяный, сломал старенький деревянный самолётик.

Глава четвёртая

ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ ТЕНЕЙ

Похороны прошли в родном городе папы.

В маленьком Забвеннославе с населением в тридцать пять тысяч человек он жил до того, как скончалась его младшая сестра Ксюша, страдавшая ишемической болезнью. Девушка с детства была подвержена всякого рода заболеваниям, связанным с сердцем, легко подхватывала простуду и постоянно тихо жаловалась на недомогание. Брат с сестрой превосходно ладили, души не чаяли друг в друге и крепко были связаны особой незримой нитью с родителями. Мать их, Ольга Семёновна, женщина послушная и добрая, но покорная мужу, вела домашнее хозяйство и вынашивала мечту об уютном доме в деревне. Детей она воспитывала в неясных тревогах, возилась с ними, как кошка с салом. Отец, Фёдор Николаевич, занимался черчением (именно от него к моему папе передался талант к рисованию), шил мужскую обувь, а в свободное от работы время посещал областной планетарий с обсерваторией, выстроенной в виде гигантской сферы.

Мама рыдала в траурное платье. Я стоял возле простого, неотёсанного, не обитого тканью, гроба. Он был раскрыт, и я видел наряженного папу, который лежал головой с осунувшимся, белым, изувеченным лицом на подушке. На сухих, тесно сомкнутых губах играла лёгкая грустная улыбка. Руки его были сложены на широкой груди в каком-то изнурительном напряжении и сильно поцарапаны.

Слабый ветер приносил вонь мягкой сырой земли, горечь жёлтых трав, шелестевших на кладбище, и, казалось, сладко благоухающих в поле, светло-зелёном до самого горизонта. День был пасмурный, мелко накрапывал дождик. И небо, это грязное небо, кутавшееся в лохмотья, точно нищенка, волочащая под ногами замаранные одежды, следила неотрывно за печалью на земле.

Горевали мы не в одиночку. Сбоку от нас тосковали Ольга и Фёдор. Дмитрий, отец мамы, был серьёзным и насупленным, как филин. Была ещё дальняя безымянная родственница по маминой линии, которой я раньше никогда не видел. Она безучастно топталась поодаль в огромной, мятой, чёрной шляпе с гусиным пером и небольшой сумкой, переброшенной через красивое плечо.

Из всех одна лишь Ольга подошла близко к гробу. Она посмотрела внутрь и два раза охнула настолько громко и пронзительно, что у меня болезненно дрогнул правый глаз. Ольга невольно отшатнулась, изгибая бескровные отвислые губы. Фёдор прижал её к груди и дал носовой платок, чтобы протереть влажные, шершавые щёки. Ольга отказалась от платка, но пожелала, чтобы муж держал его наготове.

Матушкино кладбище занимало всю площадь лесистого холма, с какого открывался вид на город, который выплёвывал тонкие струи гари, сгибался в надрывном кашле и кряхтел с досадой и тяжестью, как неизбежно гибнущий человек. К Забвеннославу, кстати, прилегало предместье Зареченское, в котором на нас был заказан обед в столовой.

Каждый бросил по горсти земли в могилу. Мы попрощались с папой. Ритуальная служба закончила житейское нехитрое дело и, выехав за кованые, тускло сплетающиеся изгороди, исчезла в далёком поле.

Над крестами пролетал ворон. Каркая, он взмахивал сильными крыльями и касался кудрявой копны берёзы, чей гибкий, тонкий ствол раздваивался внизу и тянулся в облака, в белёсе сливаясь в одно целое дерево.

Выйдя за забор, я отчётливо расслышал скрип калитки, запираемой на висячий замок.

– Мам, ты слышала?