Хрон 48 минут. Начало

– Да что ты привязалась к квартире. Ась, я не упрекаю тебя за то, что ты из Сибири! Ты же не ходишь в шапке из медведя и не пьешь водку, чтобы согреться! Я не вижу проблемы в том, откуда приехал или где жил человек. Важно, что ты не хочешь меня выслушать! – злился он, но глаз не поднимал, отодвигая кроссовкой кленовые листья от колеса машины.

– Хорошо. Я слушаю, – смирилась Ася и даже замолчала. Обычно она могла все, но молчать не могла почти никогда.

– Да, мне действительно не нравится твоя работа, я считаю, что человек не должен быть на работе с утра до ночи. Я просто не понимаю, что можно делать ночами в «Останкино»?

– Монтировать, – ничуть не смутилась она.

– Монтировать можно и днем! Ась, есть время, которое определено для работы, а есть время для себя.

– Миш, моя работа не имеет никакого отношения к нормальности. Я не сижу в офисе, как ты, с 9 утра до 6 вечера. Я не всегда могу отдыхать в выходные. Не всегда могу позволить себе отпуск или праздник. И ты можешь говорить, что это ужасно, что это неправильно. И я с тобой согласна! Я тоже злюсь, когда приходится выходить 8 марта на съемку или на монтаж 1 января, но я люблю эту работу. Люблю то, что я делаю. Это же как шоколадные конфеты, ими невозможно наесться.

– Это сумасшествие, Ась! А жить ты когда будешь, если все время работаешь? Заводить семью? – Миша поднял круглые глазища на свою уже не девушку и коснулся ее плеча, пытаясь образумить безрассудную.

– Я об этом еще не думала… – она закусила губу и спрыгнула с капота. – Видишь, в чем проблема – тебе не нравится, что я работаю как умалишенная, а мне не нравится, что ты сидишь и ни фига не делаешь. Мне хочется гордиться тобой, правда, хочется. Но мы разные.

– Это не повод не быть вместе, – убеждал парень.

– Мы уже четыре раза пытались начать все с начала. Ты устраивался на работу, потом увольнялся, шел с друзьями курить кальян и вести задушевные беседы. Или садился дома, жрал оливье и твердил, что тебя никто не ценит! Ну, Мишка, ну ты же не ребенок. Никого не ценят. Мы все кем-то пользуемся, нами пользуются. Мир потребления. Но и в нем можно жить в удовольствие.

Она обняла Мишу, он прижал ее к себе.

– Мне без тебя плохо совсем, – протянул он.

– Тебе не без меня плохо, тебе с собой плохо.

Она обнимала его как брата, уже не чувствуя никакого влечения. Понимая, что если не поставит точку сейчас, то не поставит ее еще раз, и еще раз, и так каждый раз, она, как героини «Модного приговора», будет тянуть до последнего, пока ее не бросит муж-тиран, и придется ей идти за новыми шмотками на телевидение, чтобы жизнь перевернуть. Но как со шмотками не меняется жизнь, так и без точки не будет финала.

– Давай так, – она отстранилась и посмотрела на этого обиженного парня, которого год назад еще любила. – Мы сейчас скажем друг другу «пока». Расстанемся. Еще раз попробуем, давай?

– И больше не будем видеться? – он посмотрел щенячьими голубыми глазищами.

– Мы же и так не видимся, я все время на работе.

– Ну да…

– Согласен?.. Да что я спрашиваю. Короче, я так решила. Нам надо расстаться, – внезапно вспылила она.

– Я люблю тебя, Ась, – прошептал он и отошел на шаг назад.

Девушка коснулась ладони Миши, он тут же ее одернул, и она ушла в сторону подъезда. За спиной завелась Mazda, свет фар стал ярче, и шины зашуршали по мокрому асфальту.

«Еще раз ушел», – подумала она.

Она всегда чувствовала, когда кто-то уходит. Когда ее первая большая любовь решила, что ему пора «валить» от этой странной телевизионщицы, он долго чиркал зажигалкой на балконе в 5 утра, мешая соседям спать, ходил по кухне как будто в ритме вальса – раз-два-три-раз-два-три-раз – и так, пока не закончились слова. Потом сел, выдохнул и сказал, что кажется больше не любит. Ася слышала, как он спускается с третьего этажа, как хлопает парадной дверью и как машина отъезжает от дома. Потом был папа. Она слышала, как он хрипит, сглатывает, снова хрипит, теряет голос, сознание, медленно дышит, и в итоге он просто ушел, сказав, что «все будет хорошо». Теперь ушел Миша. Но это не ударило в спину, как два самых важных ухода, нет, Мишин уход стал облегчением.

Да, это был невероятно важный человек для нее, который научил быть терпимее и добрее к людям, но вот он завел машину и уехал.

Ася вошла в квартиру и захлопнула дверь, повернула ключ на два оборота и села на стиральную машинку при входе.

– Все нормально? – донеслось из комнаты.

– Да. Он уехал, – крикнула она в ответ и стерла с глаз скатившиеся капли, совсем не важные капли. Они не трогали, они как последний знак препинания в тексте. Конец.

– Когда приедет? – кольнула соседка.

– Надеюсь, уже не приедет.

Она выдохнула, спрыгнула со стиралки и пошла в комнату.

– Мобильный проверь. Пиликал, – уже за дверью слышался голос Жени.

Ася подняла телефон с зеленого коврика – на экране был пропущенный от Ковальчука. Сначала затряслись руки, потом она взяла себя в них и набрала в ответ.

– Андрей, звонили? – после второго гудка заговорила она.

– Да, Ась, здравствуйте. Я звоню извиниться, – услышала она низкий, хриплый голос Андрея.

– Неожиданно… – вырвалось у нее.

– Понимаю, – она услышала, как он улыбнулся, – я просто проснулся не в духе и не подумал о том, что разговариваю с девушкой.

– Удивляете так удивляете… – продолжала она.

– Ну бросьте, неужели вы считаете, что если я актер, то я не человек? – Андрей стал говорить чуть громче, не принимая реакции Аси.

– Именно так я и думаю. Вы первый извиняетесь… о нет, Хабенский как-то раз извинился за опоздание, а потом за то, что уже торопится. Все.

Ася достала из сумки блокнот и ручку и стала выводить на бумаге квадраты, это помогало ей сосредоточиться и не думать о том, что общается с нужным ей человеком.

– Константин Юрьевич – он такой… В общем, простите, что вспылил. Давайте начнем все сначала. Я Андрей Ковальчук – артист, и я хочу, чтобы мы сделали с вами совместный проект.

– …

– Алло, вы слышите меня?

– Да, я слышу, – девушка нарисовала в квадрате круг. – Вы хотите получить главную роль в фильме про Андрея Ковальчука?

– Ну, если мне нужно пройти кастинг, то я готов. Куда подъехать? – засмеялся он.

– А давайте завтра в «Бистрот» на Чеховской, там тихо и пахнет выпечкой. Только подготовьте что-то из раннего Ковальчука, чтобы мне проще было вас утвердить, – улыбнулась Ася и от собственной наглости продавила ручкой листок в блокноте.

– Я попробую вспомнить, – усмехнулся артист.

– В семь?

Ася встала и, закусив губу, прошла из стороны в сторону малогабаритной комнаты в ритме вальса-бостон.

– Давайте раньше. Сможете в три? В семь у меня проба.