Вальсингамские девы

– Тогда я спокойна, моя милая Мэгги. Но, скажи, могу ли я рассчитывать на небольшую помощь с твоей стороны?

– Мадам, только прикажите!

– Я буду очень благодарна тебе, если ты станешь моей помощницей, – с ласковой улыбкой сказала Кристин, давно научившаяся тонкой науке манипуляции. – Ты будешь слушать все сплетни, которые ходят в нашем доме и, если слуги будут говорить обо мне, будешь осведомлять меня об этом.

– Мадам, какая честь для меня! Я все сделаю, мадам!

– Хорошо, моя милая. А сейчас, скажи: ходят ли среди прислуги слухи и сплетни обо мне, или о нас с лордом Дрэймомром?

– Нет, мадам, вас все любят! Только вот… Сегодня утром наш конюх заявил, будто ночью вы разбудили его и приказали приготовить для вас лошадь… Будто для того, чтобы посетить какую-то глухую деревню, – с готовностью рассказала Мэгги, довольная тем, что любимая госпожа посвятила ее в наперсницы. Ах, как она любила мадам Кристин! Такой красивой, доброй и обворожительной мадам у нее еще никогда не было! Одно удовольствие служить ей!

Услыхав слова Мэгги, Кристин нахмурилась: в этот момент она поняла, что своим приездом в Вальсингам сделала большую ошибку, и теперь горько сожалела о своем сестринском порыве.

– Ах, как смеет наш конюх распускать такие слухи! Какое мне дело до нищеты? – разочарованным тоном заявила она, надеясь, что ее приезд в Вальсингам был единственным, о чем знали слуги.

– И еще, мадам, дворецкий видел, как вчера какая-то дурная нищенка оскорбила вас… Ударила вас по щеке… Ах, мадам, вам следовало высечь ее за это! – с чувством воскликнула горничная.

– Она уже наказана, и на всю жизнь запомнит, что грязным корням запрещено тянуться к прекрасным цветам. Потребовала у меня разрешения отвести в свою деревню одну из наших лошадей! А когда я отказала, она посмела ударить меня! Какая мерзость! – солгала Кристин, однако напуганная фактом, что жители Риверсхольда были осведомлены о появлении призрака ее прошлой жизни.

«Боже правый, здесь и шагу ступить нельзя без надзора чужих глаз! Ведь все могут узнать о том, что я – такая же беднячка, как они сами! И тогда все будут презирать меня за то, что я «продалась» моему Колину! Мою светлую любовь и жертву они, как и Кейт, превратят в позор и грех! Что же делать!?» – с отчаянием подумала Кристин.

– Не верь этим дурным слухам обо мне, милая, – решительно заявила она Мэгги, с трудом сумев унять душевное смятение. – Но будь начеку и, если кто-то вновь заговорит, тотчас же осведомляй меня, и я буду премного тебе благодарна.

– Да, мадам! – Мэгги сияла от счастья: доверие молодой красивой хозяйки было для горничной даром небес.

– А это тебе в подарок, – сказала Кристин и сняла с пальца красивое кольцо с большим изумрудом, которое подарил ей любовник. – Продай это кольцо, и ты будешь богатой! Но оно не должно быть замеченным другими, ведь остальные слуги станут завидовать тебе и разводить о нашей дружбе нехорошие слухи.

Мэгги трепетно взяла кольцо и спрятала его в лиф своего платья.

– Ах, мадам, вы так добры! – воскликнула она и, схватив ладонь Кристин, поцеловала ее. – Я буду самой преданной вашей помощницей!

– И за свою преданность ты будешь вознаграждена, милая. А теперь, ступай, – улыбнулась Кристин, удовлетворенная преданностью девушки и тем, что отныне ее тайна была похоронена.

Глава 30

Неделю спустя Мэгги принесла госпоже недобрые вести: прислуга Риверсхольда стала шептаться о том, что хозяйка – мадам Кристин, на самом деле – всего лишь крестьянка из соседней деревушки, и что девушка, ударившая мадам, – была ее сестрой.

– Что? Но как… – «как они узнали» едва не сорвалось с уст ошеломленной Кристин, но она вовремя опомнилась. – Как они смеют распускать обо мне эти отвратительные слухи? Мерзавцы! Но, милая, что именно они говорят?

– Что деревенские мальчишки сказали садовнику, будто раньше вы, мадам, жили там, в одной из жутких хижин, и работали в поле… Ах, такие глупости! И как только их языки еще не отсохли? – сказала Мэгги, исполняя приказ Кристин и прилежно подслушивая все, о чем говорили между собой слуги.

«Чертовы мальчишки! Несчастные болтуны! Что же мне делать? Неужели меня ждет публичное унижение? Но, может, все обойдется? Слуги не посмеют смеяться мне в лицо, ведь я – хозяйка Риверсхольда!» – с надеждой подумала Кристин. Но все ее существо охватил страх: ей казалось, что слуги смотрят на нее и злобно ухмыляются, ругая ее грязными словами. Не раз, когда Кристин проходила мимо прислуги, ей казалось, что те показывают на нее пальцами и осыпают ее оскорблениями и насмешками. Девушка словно заболела этой манией и бдительно наблюдала за всем происходящим в поместье, но, когда одна из молоденьких служанок пролила ненароком соус на ее красивое платье, сомнения покинули Кристин, и она наполнилась уверенностью того, что каждое живое существо знало о ее тайне, и жизнь ее стала невыносимой настолько, что она боялась выйти из своих покоев.

Страхи Кристин были обоснованы: слуги Риверсхольда каждый новый день обсуждали свою «госпожу», смаковали подробности ее прошлой жизни и считали ее продажной девкой, возомнившей себя королевой и вскружившей голову бедному графу Дрэймору. «Надо же так уметь! Была босячкой, а теперь вьет веревки из нашего лорда!» – говорили они. И вскоре свершилось то, чего Кристин страшилась более всего: сплетни о ней распространились за границы поместья, и весь Вальсингам узнал о ее позоре.

Вальсингамцы теперь с сочувствием смотрели на Кэтрин и Кэсси, но в их присутствии ни слова не говорили в адрес их падшей сестры. Кейт пыталась выглядеть равнодушной, но в душе желала сквозь землю провалиться от стыда за непутевую сестру. Кэсси же была поглощена своими книгами и понятия не имела о том, что Кристин находилась рядом.

– Колин, уже весь Норфолк знает о том, что я здесь, и о том, что я сделала для тебя! – не вытерпев душевных мук, однажды сказала Кристин любовнику. – Я чувствую, что все проклинают меня!

– И это возмутило твое спокойствие, мой ангел? Имеют ли важность слова бедняков? Червей никто не слышит. – Граф был недоволен тем, что его возлюбленная принимала слухи так близко к своему сердцу.

– О, тебе не понять! Слуги шепчутся обо мне! Они знают, что я крестьянка, и насмехаются надо мной! Лишь Мэгги все еще любит и уважает меня!

– Тебе это достоверно известно?

– Уж поверь мне! Вчера я проходила мимо конюшни и услышала, как Джек и Мэри поливали меня помоями. Они говорили, что я приворожила тебя и верчу тобой, как волчком, и при этом смею командовать ими… Ах, милый, они ненавидят меня и покрывают мое имя грязью! – вскрикнула Кристин, оскорбленная равнодушием любовника. – А ты? Как ты смеешь быть таким холодным?

– Дорогая, вскоре бедный люд вдоволь насладится сплетнями и замолчит, и тебе не следует страдать из-за них – они всего лишь слуги, – попытался успокоить ее тот. – Что же касается меня, то я не холоден, а трезв разумом, в то время как твой горит пламенем лихорадки.

– Нет, ты холодный и равнодушный! Тебе плевать на то, что меня оскорбляют! Ты занят лишь своими бумажками! – Кристин была так взбешена ответом лорда Дрэймора, что схватила его деловые бумаги и разметала их по кабинету.

– Ты слишком далеко зашла! – мрачно произнес граф, схватив девушку и сдавливая пальцами ее тонкое запястье.

– Зашла, Колин! Ради тебя! Я пожертвовала своей честью! – вскричала девушка.

– Твоя честь дорого мне обходится!

– Как ты смеешь! Мерзавец! – Свободной рукой Кристин попыталась дать любовнику пощечину, но тот перехватил ее и предложил возлюбленной унять свой пыл.

– Несчастный! Ты не мужчина! Не можешь защитить свою жену… Баба в штанах! – тихо и насмешливо сказала Кристин, желая уязвить его гордость.

Граф Дрэймор не смог стерпеть оскорбления и подарил Кристин тяжелую пощечину. Девушка испуганно вскрикнула, схватилась за горящую от удара щеку, и с ужасом посмотрела на любовника, словно не веря в то, что он посмел поднять на нее руку.

– Прости, дорогая, я слишком разозлился, – сказал граф, увидев ужас в ее глазах, от которого его гнев вмиг улетучился.

Но Кристин не стала слушать его оправдания, а убежала в свои покои, где бросилась на кровать и горько разрыдалась. В тот вечер ее любовник впервые причинил ей физическую боль, и это испугало девушку. Граф поспешил за ней и, поцелуями и обещаниями, выманил ее прощение.

– Это больше никогда не повториться, обещаю, – мягко сказал он, целуя заплаканное лицо возлюбленной.

– А как же негодяи-слуги? Ты разберешься с ними? Мне так больно от этого, милый! – пользуясь моментом, попросила Кристин.

– Я сделаю это сегодня же, – пообещал тот и сдержал свое слово.

Вечером, собрав в холле всю прислугу поместья, лорд Дрэймор холодно взглянул на каждого, заставив их устремить напуганные взгляды на мраморный пол.

– Я осведомлен о том, что вы недостойно отзываетесь о своей госпоже, – ледяным тоном начал он свой выговор, расхаживая перед стройным рядом прислуги, замершей от ужаса перед лицом разгневанного хозяина. – Я глубоко огорчен этим. И, чтобы избежать дальнейших недостойных сплетен и низких обсуждений ее персоны, я говорю открыто: да, госпожа Кристин имеет крестьянское происхождение, но я люблю ее и не позволю порочить ее имя. Если кто-то из вас вновь вспомнит о ее происхождении или бросит на нее презрительный взгляд, тот тотчас будет высечен кнутом, а затем уволен, без расчета и дальнейшей возможности найти новое место, ибо я приложу все свое влияние, чтобы превратить жизнь каждого сплетника в ад. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?

– Да, сэр! – тихо ответили ему слуги, отчетливо понимающие, что граф Дрэймор не намерен был шутить.

С тех пор в Риверсхольде громкие сплетни о Кристин умолкли – слуги безумно боялись потерять теплое место и прикусили языки, отныне обсуждая госпожу лишь шепотом, лежа ночью в своих постелях.

Вальсингам же продолжал гудеть о «распутнице Кристин», и, когда хозяйка Риверсхольда отправила сестрам большую корзину свежих продуктов, посыльный привез их обратно с запиской от Кэтрин.

«Забудь о нас» – было написано нервным остроугольным почерком, и Кристин вновь расстроилась жестокости старшей сестры и больше не смела ничего посылать, зная о том, что Кейт или возвратит все обратно, или просто-напросто выбросит.

Настроение Кристин было переменчиво, как погода: от длительного эмоционального возбуждения она часто превращалась из хмурой и мрачной в капризную и нервную особу, что весьма подавляло ее любовника, который с трудом терпел ее истерики. Понемногу, его любовь к ней начала утихать и сменяться раздражением. Когда их дивный роман только начинался, лорд Дрэймор любил Кристин всем сердцем искренно: ради нее он наплевал на мнение света и уединился с ней в Европе, но вскоре девушка, быстро привыкшая к роскоши, стала требовательной и забыла о том, что она не супруга графу, а содержанка и любовница. Кристин требовала все больше дорогих нарядов, драгоценностей, аксессуаров, и на эти ее капризы каждый месяц граф тратил изрядную сумму. Однако он всегда помнил о том, что Кристин досталась ему невинной, и что ради него она бросила жениха и переступила через свою добродетель, поэтому не позволял себе расстаться с ней. Но и сейчас, когда они жили в Риверсхольде, граф все еще любил Кристин, однако уже не так горячо и страстно, как прежде: в прошедшие дни он любил в ней чистоту и скромность, но теперь она стала подобной знатным дамам и почти каждый вечер устраивала истерики. Кристин не давала любовнику ни работать, ни уединяться в кабинете, чтобы выпить пару стаканов бренди – девушка фурией врывалась в комнату, выхватывала из руки любовника стакан и выливала напиток в большой горшок. Росшее в горшке экзотическое дерево стало увядать от такой алкогольной поливки. Но иногда Кристин вновь становилась мягкой и нежной, и за эти редкие моменты граф был готов терпеть ее неподобающее вульгарное поведение.

Каждый день хозяйка Риверсхольда выдумывала все новые развлечения. Однажды, когда пара обедала, Кристин вдруг наморщила носик и отодвинула от себя тарелку с нарезанным для нее нежным филе ягненка.