Вальсингамские девы

«Бедный Генри. Он не заслужил этой жестокой участи. Ах, проклятая Кристин, ты разрушила наши жизни! Ненавижу… О, прости меня, Господь! Я не должна гневаться, не должна испытывать это греховное чувство! О, Боже, дай нам силы идти дальше по пути Твоей благодати!» – поцеловав горячий лоб больной сестры, с горечью подумала Кэтрин.

Спустя два дня сестры получили записку от виконта Уилворта:

«С прискорбным сожалением вынужден принести Вам огорчение: повинуясь злому Року, мои занятия с мисс Кассандрой вновь откладываются на еще более долгий срок, чем прежде. Срочные дела во Франции вырывают меня из благословенной почвы Англии, и, боюсь, французская земля выпустит меня из своего плена совсем нескоро. Однако выход из сложившейся ситуации имеется: Вы и Ваша сестра приедете в Лондон, где я устроил для Вас уютную квартиру, и Вы, мисс, Кэтрин, будете водить сестру на занятия к мистеру Лиабристу. Прошу Вас направить ответ как можно скорее.

С уважением, виконт Уилворт»

Но Кэтрин, возненавидевшая Лондой всей душой и сердцем, пообещала, что ни ее нога, ни нога Кэсси не ступит в этот полный разврата город. Ее ответная записка гласила:

«Уважаемый и благородный виконт Уилворт, мы никогда не сможем отблагодарить Вас за Вашу помощь и доброту к нам. Но Лондон развратил Кристин, и я никогда не отпущу туда Кэсси. Прошу Вас принять мое решение и уважать его. Мы будем ждать, когда милостивый Господь возвратит Вас в Вальсингам и вновь соединит наши пути.

С уважением, благодарная Вам за все Кэтрин Глоуфорд»

Ответ виконта не заставил себя ждать:

«Признаться, я чрезвычайно огорчен Вашим решением, но не смею высказывать ни возражений, ни очередных ложных надежд. Однако я полон надежды возвратиться в Англию так скоро, как позволят мне обстоятельства, и продолжить занятия с мисс Кассандрой. К моему возвращению я рассчитываю приобрести дом в Норфолке, как можно ближе к Вальсингаму. Если у Вас возникнут любые трудности, настойчиво прошу не утаивать их. Сожалею, что не смог проститься с Вами и Вашей сестрой.

С уважением, виконт Уилворт»

Два месяца спустя, в Вальсингам, жители которого были уверены, что Кристин вышла замуж и живет в Лондоне, приехал Генри Гус, которого тут же стали расспрашивать, почему он не привез с собой жену, а так, как он и Кэтрин часто переписывались, он лгал всем о том, что Крис заболела и не смогла поехать с ним.

Генри был подавлен, и ничего его не радовало. Бедный простой парень, он так горячо любил свою непутевую невесту, но вся любовь вытекла из его сердца в день ее побега, и оно стало куском черствой плоти. Но Генри все так же уважал и любил Кэтрин и Кэсси. Он привез им новой ткани, для пошива платьев, и по паре хороших зимних сапог. Также Генри отстроил полуразвалившийся домик девушек и починил крышу, а затем, тепло распростившись с ними, уехал в Лондон.

Зима в этом году была на редкость теплой, но все же, ее не пережили десять человек, в их числе и мать самоубийцы Джона Тайли.

В апреле из Лондона пришло письмо, в котором друг Генри уведомил Кэтрин о том, что Генри погиб: его карета перевернулась на резком повороте, и он упал с козел и сломал себе шею. Кэсси долго плакала по нему, потому что в этот раз Кэтрин не стала скрывать от нее правду, но в мае, когда стали зеленеть дикие яблони, ее темные воспоминания улетучились, и она занялась своим любимым занятием – беготней по полям и обрыванием яблок.

Кэтрин мужественно перенесла смерть Генри, которого успела полюбить как родного брата, и все больше уходила в веру, которая теперь приобрела вид религиозного фанатизма: девушка подолгу находилась в церкви, молилась, пела гимны, и в этом находила утешение от жестокой реальности. Она даже перестала следить за Кэсси. Время шло, и понемногу душевные раны Кэтрин затягивались, однако, когда в начале мая пришло письмо от Кристин (без обратного адреса), она не стала читать его и, даже не вскрыв конверт, бросила его в огонь.

Виконт Уилворт постоянно присылал Кэсси новые цветные книжки, но она быстро охладевала к ним, так как теперь, свободная от надсмотра Кэтрин, молитв и слушания Писания, могла предаваться своим детским мечтам и иллюзиям.

Глава 29

В июле Вальсингам отпраздновал крестины недавно родившегося наследника четы Литли – Джорджа, который, с момента рождения, был любимцем прихожан. Пастор Литли был счастлив в браке со своей ненаглядной Бетси и сиял от гордости за своего толстощекого, здорового и уже рыжеволосого, как его отец, сына. Как-то раз мистер Литли даже поблагодарил Кэтрин за совет, данный ему, обратить внимание на его дорогую Бетси, ведь она скрасила его жизнь и родила ему наследника. Пастор был в такой эйфории, что даже попросил Кейт оказать ему и Бетси огромную честь и стать крестной их следующего ребенка. Польщенная такой искренностью, Кэтрин любезно согласилась: она была дружна с Бетси и, к тому же, считала пастора Литли превосходнейшей и честнейшей персоной, самой достойной в Вальсингаме. Миссис Бетси Литли была набожной, как и Кэтрин, и вера связала их крепкими узами дружбы. Кэтрин часто навещала подругу и помогала той с маленьким сыном, однако ориентиром ее жизни оставалась младшая сестра. Но Кэсси была безучастна к вере, а Кейт нуждалась во взаимопонимании и нашла его у Бетси Литли. Подруги часто вели беседы на религиозные темы, читали вслух Писание, пели гимны (как колыбельные для маленького Джорджа) и молились.

Как-то раз после очередной вечерни, в покидающий Англию август, Кейт направилась к Бетси, чтобы обсудить с подругой и ее супругом сегодняшнюю его проповедь, что, на ее взгляд, была полна мудрости и глубокомыслия. Когда Кэтрин вошла в дом супругов Литли, те обеспокоено переглянулись, но любезно предложили гостье испить с ними вечернего чаю.

– Преподобный, ваша сегодняшняя проповедь довела меня до слез! Как мудро вы отметили про пороки и сравнили их с камнями, заполняющими и бьющие наши души! Отец был бы счастлив послушать вас, столь достойного приемника! – с восторгом сказала Кэтрин, усаживаясь на стул, рядом с деревянной, подвешенной к потолку колыбелью спящего Джорджа. – Как ваш малыш? Он покашливал в последнее время… Не простуда ли его взяла?

– Благодарю вас за заботу о Джордже и за ваши советы, почтенная мисс Глоуфорд, – вежливо отозвался на ее комплименты пастор. – Малыш уже не кашляет: моя дорогая Бетси дала ему выпить настойки, которую вы так любезно заварили для Джорджа, и ему тотчас полегчало…

– Милая Кейт, ты так заботишься о нас, так любишь нас! И мне стоит невероятных усилий сказать тебе, что… Ах, это невыносимо! – вдруг тихо воскликнула Бетси, схватив Кэтрин за руку.

– О, Боже, Бетти, что-то случилось? – ужаснулась Кейт, увидев странный блеск в глазах подруги. – Неужели недобрые вести?

– Милая, ты должна быть сильной и верить в милость Господа нашего! Дело в том, что сегодня мой младший братишка Стэнли забрел в Риверсхольд, и очам его представилось нечто ужасное… Там, в саду, была твоя сестра – Кристин, и на ней было надето богатое красивое платье… И она целовалась с нашим лендлордом! Прямо в губы, много-много раз! – на одном дыхании сказала Бетси, сжимая руку подруги.

Кэтрин показалось, что ее ударили в грудь: ее дыхание оборвалось, а сердце сжалось от боли, но затем загорелось огнем гнева.

– Так вот, с кем сбежала эта грешница! – громко вскрикнула она, вскакивая со стула. – Мерзавка! И она посмела явиться сюда!

От громкого окрика разгневанной Кэтрин проснулся Джордж, и Бетси бросилась успокаивать его плач. Пастор же поспешил налить в глиняную чашку воды и подать ее Кейт, которая, ошеломленная, дышала так громко и часто, словно с ней сделался сердечный приступ.

– Кэтрин, что с вами? Вам нехорошо? – пожимая ее руку, обеспокоено спросил мистер Литли, чувствуя, что эта новость не только огорчила, но едва не убила ее. – Прошу вас, присядьте!

– Все так ужасно… Нет сил терпеть это! Кристин… Она опозорил нас! – вновь опустившись на стул, с волнением объяснила Кэтрин.

– Опозорила? Но ведь она замужем за тем хорошим парнем из Лондона! – воскликнула удивленная Бетси, укачивая на руках плачущего сына.

– Кристин должна была выйти за Генри, но вместо этого покрыла нас вечным позором! Сбежала накануне свадьбы! Эта грешница будет гореть в Аду! – Кэтрин стало совсем дурно: ее родственная связь с Кристин была оскорбительна ей, и она боялась, что о приезде Кристин узнает Кэсси, и что она будет искать общения с ней. А для Кэтрин привязанность Кэсси к мерзавке-сестре была пощечиной.

– Господь всемогущий! – прошептал мистер Литли, поверженный в неподдельный шок от слов Кейт. – Но что стало причиной этому греху? Как свершились эти темные козни диявола?

– Не знаю, преподобный! И понятия не имею, как она могла так унизить и Генри, и нас! Она сбежала с каким-то знатным лордом… И им оказался наш лендлорд! А я была такого высокого мнения о его добродетели! Ах, проклятый искуситель, он опорочил ее! Но нет, грех лежит лишь на ней! Кристин бросила бедного Генри и уехала с этим негодяем! Нет сомнений: она соблазнилась его богатством! – вновь вскричала Кэтрин, не в силах успокоить свое волнение и бессильный гнев.

– Ради Бога, милая Кейт! Ребенок пугается! – сказала ей Бетси, когда ее сын, уже успевший успокоиться, вновь заплакал.

– Прости меня, Бетси, прости! Какую боль я испытываю! Такой стыд, такое отвращение к собственной сестре! – тихо сказала Кэтрин и, уронив голову на руки, горько заплакала.

– Но отчего ты молчала? Все мы считали, что Крис обрела счастье в священном браке! – Бетси успокоила Джорджа, уложила его в колыбель, опустилась перед подругой на колени и взяла ее дрожащие ладони в свои. – Ах милая, поступок Кристин просто отвратителен! Из-за нее ты так страдаешь!

Кэтрин чувствовала жжение в груди, словно кто-то разжег в ней костер, однако эта была не боль, а то чувство, от которого девушка всегда пыталась избавиться, – ненависть. Необузданная и всепоглощающая.

«Эта распутница в Риверсхольде! Она спит с этим лордом, а он за это одевает ее в дорогие наряды! И скоро об этом позоре будет знать весь Вальсингам! На нас с Кэсси будут показывать пальцами и осуждать! Говорить, что я воспитала сестру не доброй христианкой, но падшей женщиной… А этот лорд! Я ведь считала его благородным человеком! Он соблазнил наивную дурочку Кристин! Стыд! Какой стыд!» – с болью в душе думала Кэтрин.

– Кто еще осведомлен о том, что Кристин в Риверсхольде и что она предавалась греху с лордом Дрэймором? – тихо спросила она, вдруг твердо решив пресечь возможность сплетен о Кристин, которые навсегда покроют честь всего рода Глоуфордов позором и грязью.

– Только Стэнли, но я строго-настрого велела ему молчать, – ответила Бетси.

– Хорошо… Ты поступила очень мудро, милая Бетси. Я не желаю, чтобы из-за той распутницы страдала моя Кэсси… Но мне пора. Я пойду, – Кэтрин поднялась со стула и решительно направилась к двери.

– Но, мисс Кэтрин, вы сейчас в таком состоянии! Ваша печаль поглотила вас, и вам необходима дружеская рука, дабы смягчить ваше горе! – настойчиво сказал ей пастор Литли: ему не понравилось вдруг возникнувшее в Кейт мрачное спокойствие.

Но пастор ошибся: в тот момент Кэтрин не помнила себя, но не от горя, а от гнева. Почти выбежав из дома супругов Литли, девушка быстрым твердым шагом направилась в Риверсхольд. Она шла, не понимая, зачем и куда идет, но была объята необъяснимой потребностью тотчас же побеседовать с блудной сестрой, и горела желанием залепить ей сильную пощечину за все, что та натворила.

Этот теплый вечер был полон отблесков уже ушедшего за горизонт солнца, и освещен красными и розовыми облаками. Кэтрин свободно прошла к поместью и хозяйскому особняку через открытые ворота – грозная, объятая жгучим гневом и ослепленная жаждой справедливости. Девушка громко постучала в парадные двери, но открыл ей не старый дворецкий, что знал Кэтрин и Кэсси, а новый – чопорный, нахмуренный, беловолосый старик с пышными белоснежными усами, Он взглянул на Кэтрин с презрением, будто она была грязной бродяжкой, осмелившейся побеспокоить его.

– Милости не подаем! – брезгливо сказал старик и попытался закрыть двери перед носом девушки, но та решительно остановила это действие, придержав дверь рукой.

– Прошу вас, сэр, передайте вашей госпоже, что для нее есть чрезвычайно важное письмо, и оно должно быть вручено ей без отлагательств, – настойчиво заявила Кэтрин, понимая, что Кристин была любовницей графа, а значит, и хозяйкой в его доме. Кэтрин было известен способ выманить к себе распутную сестру, не желающую встретиться с той, что тотчас же разоблачила бы ее ложное звание знатной дамы.

– Так давай письмо и проваливай, – грубо сказал дворецкий.

– Нет, сэр, мне приказано передать его лично хозяйке в руки. Скажите ей, что это крайне важно, и речь идет о вопросе жизни и смерти.

– Ну, хорошо, заходи, но от двери ни на шаг, – строго сказал старик.

Кейт вошла в холл и остановилась у самой входной двери, а дворецкий бросил на посетительницу мрачный злой взгляд и ушел прочь.