Лорд Дрэймор не выходил в свет и из дому вообще уже третий день кряду. Этого прожженного ловеласа не оставляли мысли о прекрасной скромной крестьянке Кристин Глоуфорд, о ее смущенной улыбке и стыдливом взгляде, что пленили его каждый раз, когда девушка встречалась глазами с глазами графа. Как хороша, как воистину пленительна и чиста была ее красота! Граф думал о Кристин ежечасно, ежесекундно. Его разум ясно осознавал, что эта крестьянка завладела его сердцем, заставила мучиться терзаниями любви к ней и желанием сделать ее своей. Однако трезвый рассудок и холодный расчет напоминали лорду о том, что он принадлежит к старинному знатному роду и высшему свету Англии: лорд Дрэймор был родственником, хоть и дальним, самого царствующего короля, и здравый смысл кричал ему о том, что, насколько бы ни была велика его любовь к Кристин, он не может связать свою жизнь с такой, увы! низкородной особой. Лорд Дрэймор знал о том, что Кристин была запретным для него плодом, но перед его глазами не исчезал ее образ. Кристин пленяла графа своими восхитительными карими глазами – они, словно розовый сладкий туман, обволакивали разум влюбленного графа и наполняли его преступными мечтаниями. Но, несмотря на волшебство любви, лорд Колин Дрэймор – один из знатнейших лордов Англии, не давал чувствам победить его разум и рассудок.
«Стоит признаться самому себе: я люблю ее. Она дорога мне, как не была дорога ни одна из женщин, что окружали меня. Но, если я признаюсь ей о своих чувствах, я буду уничтожен. Если я сделаю Кристин своей любовницей или содержанкой, высший свет не только Англии, но и всей Европы, сделает меня изгоем, отринет меня. Ведь мой приятель Томас Вэлскотт – любитель нищенок уже поплатился за то, что связался с горничной: его облили грязью, растоптали его имя и репутацию, изгнали со двора! И сейчас он влачит свои дни где-то в глуши, далеко от людей, от Лондона, от самой жизни! Но я не позволю моей горячей и глупой любви к крестьянке руководить мною! Я – господин, если не своих чувств, то поступков, и я забуду ее. Зачем только я предложил ей сесть в мою карету? Напрасно! Что заставило меня беседовать с ней и внимать ее мелодичному голосу? Следовало пройти мимо, не заметить ее, но, вопреки здравому смыслу, я пригласил ее в свою карету, разговаривал с ней и чувствовал непомерное счастье от ее присутствия, от ее искреннего возмущения моим оскорбительным вопросом, от ее смущения, стыдливости… Кристин, милая скромница, зачем только ты появилась в моей жизни? С тех пор, как я увидел тебя растерянную, на мосту, когда мой грубиян-кучер едва не лишил тебя жизни, моя собственная жизнь наполнилась сладостью и горечью одновременно. Я полон невыносимой любви к тебе, однако не могу сделать тебя даже своей содержанкой! И ты… Разве ты, непорочная Дева, согласилась бы на такой позор, на такой грех? Ты так чиста и религиозна! Скажи, как мне забыть тебя? Я должен найти противоядие против этой ядовитой страсти!» – с отчаянием думал граф, словно в бреду расхаживая по покоям и длинным коридорам своего особняка, отказываясь от еды и воды. Сон не шел к нему – его разум был воспален любовью к Кристин и ныл, как рана – тяжелая, глубокая, больная рана, покрытая солью беспощадного самоистязания.
«Не стоит находиться в одиночестве – ведь именно оно заставляет меня думать о Кристин. Мне необходимо развеяться и охладить мой измученный горячкой разум. Думаю, следует посетить джентльменский клуб и провести вечер за игрой в покер. Уверен: именно покер исцелит меня от безумия» – наконец, после долгих раздумий решил граф и, приняв ванну, плотно поужинав и надев элегантный костюм, сел в карету и направился в игорный клуб, куда допускались лишь джентльмены высшего света империи. Лорд Дрэймор был небольшим поклонником игры в покер, однако, когда играл, он или выигрывал большие суммы или проигрывал, но не более того, сколько рассчитывал проиграть – в нужный момент холодный рассудок останавливал его, что всегда позволяло графу выйти из игры без жертв и печальных последствий.
«Так следует поступить и с Кристин: эта игра не стоит свеч» – мрачно подумал граф, заходя в большой роскошный холл клуба, где его тотчас же приветствовали его друзья и приятели. Сам лорд Дрэймор перебросился с друзьями шутками, обсудил с ними последние новости и события, происходящие в империи и мире, а, когда один из приятелей заметил, что граф едва ли не целую неделю не показывался в свете, тот ответил, что приболел и его личный врач прописал ему постельный режим, который и вернул ему силы и здоровье.
– Гольдберг! И ты здесь, приятель! – приветливо воскликнул граф, увидев в холле Вильгельма Гольдберга – старшего сына фрау Гольдберг, у которой, как он знал, служила девушка, укравшая его сердце.
Вильгельм Гольдберг, или Вилли, как прозвали юношу в тесной джентльменской компании, направился к лорду Дрэймору, с которым его связывала общая слабость к прекрасному полу.
– А, Колин! Давно тебя не видел! – с немецким акцентом сказал Вилли.
– Меня беспокоило легкое физическое недомогание, – в очередной раз солгал граф. – Однако сейчас я здесь и готов обыграть в покер и тебя, и всех этих распущенных павлинов.
– Что ж, рад видеть тебя в отличном расположении духа! Сегодня я готов играть по-крупному, поэтому, береги свои фунты, друг мой, – с самодовольной ухмылкой парировал молодой немец.
– Боюсь, Вилли, сегодня твои немецкие марки окажутся в моем английском кармане. Однако, приятель, что нового?
– Перемены. Отец уезжает в Пруссию. Зовет и меня.
– Так поезжай. Думаю, поездка на Родину пойдет тебе на пользу.
– Да, признаться, я скучаю по своей стране… И, поверь мне, английские дамы не так хороши, как те, что я оставил в Пруссии.
Вильгельм был большим ценителем женской красоты, что и позволило ему легко найти общий язык с графом Дрэймором.
– Так ты не жалуешь наших красавиц? Узнай об этом сами девы, они растерзали бы тебя за святотатство, – усмехнулся на это граф.
Друзья вышли на балкон, выкурить по дорогой сигаре.
– Английские девицы слишком бледны. Их красота настолько блеклая, что мне приходиться закрывать глаза, когда я уединяюсь с одной из них. С тех самых пор, как я прибыл в Англию, я нашел лишь одну по-настоящему красивую девушку, должно быть, единственную во всей вашей огромной империи. Но, к моему огорчению, она – девка с кухни моей матери, поэтому и она не в счет, – сказал Вилли и глубоко затянулся своей сигарой.
– Знаю, о ком ты. Кристин Глоуфорд? – нахмурился лорд Дрэймор, недовольный тем, что немецкий охотник за женскими юбками заметил красоту Кристин.
– О, так ты уже знаком с ней? – усмехнулся Вилли, заметив, что его друг стал чересчур серьезным. – Однако, прыткости тебе не занимать!
– Ты неправильно истолковал ситуацию, Вилли. Кристин – крестьянка моей деревни, – сухо пояснил граф, все еще хмурясь. – Эта почти исчезнувшая с лица Земли деревушка досталась мне в наследство вместе с большим поместьем, поэтому придержи-ка свое буйное воображение.
– Тогда следует поздравить тебя с таким восхитительным приобретением, – ничуть не смутившись, отозвался на это немец. – И деревня, и эта красивая девчонка, так или иначе, имеют свою ценность.
– Вижу, скромница Кристин пришлась тебе по душе? – поинтересовался граф у друга, желая выяснить его отношения с девушкой.
– О, да, я даже намеревался сделать эту красавицу своей любовницей, – небрежно бросил тот.
«Он посмел предложить ей такую позорную жизнь?» – вознегодовал граф. Несмотря на то, что любовь к Кристин причиняла ему мучения, он высоко ценил моральные качества девушки, ее чистоту и искренность. А этот нахальный немец выразился о ней таким безразличным тоном, будто говорил об уличной девке!
– Но как ты мог? Разве мнение света ничего не значит для тебя? Для английской знати ты оказался бы предателем и отщепенцем. Представитель высшего света Англии не имеет права состоять в любовных отношениях с крестьянкой, и ты осведомлен об это не менее моего, – осторожно поинтересовался граф.
– Мнение света? Отчего оно должно интересовать меня? – рассмеялся Вилли. – Разве все эти порочные лица, окружающие нас, имеют право указывать нам, как жить и с кем развлекаться в постели? Нет уж: в моей постели будут все женщины, которых я сочту достойными этой высокой чести.
– Да ты смельчак, – усмехнулся граф: мысли друга понравились ему и передались ему же, подавляя угрызения совести и все более уничтожая противодействие здравого смысла. – Но, так что же? Кристин согласилась?
– Я был бы не прочь поразвлечься с ней, но она помешана на вере. Я остановил эту милашку на черной лестнице и прямо предложил ей честный расклад и обещал сделать ее жизнь сказкой, если она отдаст мне свое тело и немного любви и ласки. Но, что ты думаешь? Она покраснела от гнева и возмущенно вскричала, что я оскорбил ее и что мое предложение противно ей, а затем заявила, что, предложи я вновь ей бесчестье, она расскажет обо всем моей матушке и уволится. И в тот момент она была чудо как хороша.
– Вот как? Значит, скромница Кристин отвергла тебя, наглец ты эдакий? – полный радости и удовлетворения от услышанного, усмехнулся лорд Дрэймор.
– Именно. Поэтому я решил больше никогда не связываться с ней: пусть работает, выходит замуж за кучера и плодит нищету. – Вилли равнодушно пожал плечами. – Однако, должен признаться, она не просто выставила себя порядочной девицей – она такая и есть. Эта красотка не похожа на городских вертихвосток – чересчур правильная. Редкий сорт. Но с чего ты интересуешься, Колин? Эта красавица вскружила голову и тебе?
– Вилли, Вилли… Вновь ты за свое. Эта крестьянка попала в Лондон прямиком из моего Вальсингама, и, конечно, мне любопытно узнать о ее судьбе. К тому же я знаком с ее семьей и могу утверждать, что она, и в самом деле, чрезвычайно порядочная и скромная девушка. Но связываться с ней, с прислугой, было бы моим самоубийством, – серьезно ответил на это граф.
– Вот я раскусил тебя, дружище: девчонка свела тебя с ума, но мнение света держит тебя в узде, – с улыбкой сказал Вилли. – Можешь делать вид, будто я болтаю чепуху, однако, мы оба знаем, каковы твои истинные мысли.
– Ты ошибаешься, – резко бросил лорд Дрэймор, несколько уязвленный прозорливостью своего немецкого друга. – Пойдем уже в зал, иначе, новую партию начнут без нас.
Друзья молча вернулись в зал, но граф Дрэймор играл из рук вон плохо: его разум было полон мыслей о том, что Кристин категорически отказала Вилли стать его любовницей, и это сделало ее еще привлекательней в глазах и без того утонувшего в любви к ней графа. Он желал покорить эту неприступную красавицу, украсть и опорочить ее чистоту. Так пленителен был образ Кристин, словно белое пламя обжигающий мысли лорда Дрэймора, что этому знатному мужу потребовалось торопливо покинуть джентльменский клуб, чтобы остаться наедине с самим собой и принять окончательное решение.
«Она должна быть моей. Эта девушка должна быть только со мной!» – было страстным решением графа, теперь полного совершеннейшего безразличия к мнению высшего света. Слова Вильгельма Гольдберга отбросили все его сомнения и страхи, и граф вознамерился увезти прелестную Кристин далеко от Лондона, туда, где сплетни не ранят чистую ранимую душу девушки. Лорд принял твердое решение, что увезет свою наяду в глушь, где будет жить с ней, как с супругой, пусть и незаконной, но наслаждаясь ее любовью и чистотой.
Принятое решение заставило графа приступить к решительным действиям, поэтому следующим же утром он написал Кристин записку, в которой просил девушку прийти на встречу с ним. Передав короткое послание своему французу-кучеру, граф послал его отыскать Кристин и строго-настрого приказал отдать записку лишь самой девушке.
Жан Моро исполнил приказ своего нанимателя в точности: Кристин получила записку, удивилась, но внимательно прочла содержимое сего послания.
«Возможно, эти строки отвлекают Вас, мисс Глоуфорд, однако Вы должны знать, что с тех пор, как мы с Вами имели такие неожиданные, но приятные встречи на улицах Лондона, происходит что-то неосознанное и полное волнений. Настоятельно прошу Вас свидеться со мной, в любое удобное для Вас время и место. Нам необходимо встретиться. Свою записку отдайте моему кучеру.
С уважением, лорд Дрэймор»
Прочтя записку, Кристин торопливо бросила ее в огонь очага, зашла в свою комнату, нацарапала пером и чернилами на клочке серой бумаги: «Заброшенный сад. Воскресенье, семь вечера» и, втайне от чужих глаз, передала записку кучеру графа. Жан Моро взглянул на Кристин, и на его лице расплылась понимающая улыбка, но, ни слова не сказав, он забрал записку девушки и удалился.
«Что же происходит? Почему лорд Дрэймор настаивает на встрече? Неужели ему, лендлорду Вальсингама, пришли дурные вести? Возможно, это касается моих сестер? Ах, скорее бы настало воскресенье! Так невыносимы эти тягостное ожидание и тяжелые догадки!» – с волнением и тревогой подумала Кристин, склоняясь к мысли, что лорд Дрэймор желал сообщить ей что-то неприятное о Кэсси и Кейт. – Хоть бы сестры были живы и здоровы!»
Однако разум велел Кристин умолчать о будущей встрече с лордом Дрэймором, чтобы ее волнения и тревога за сестер не передались и Генри.
– В воскресенье я хотела бы встретиться со старой подругой. Ты не против, милый? Мы давно не виделись, а мне так одиноко в Лондоне, – солгала Кристин, не желая говорить жениху о том, что «старой подругой» был граф Дрэймор.
«Ах, я вновь солгала Генри! И что толкнуло меня на такой гадкий поступок? Однако мне нечего бояться, ведь это – белая ложь… Генри недолюбливает графа, и, если узнает о нашей с ним встрече, не даст мне и шагу ступить! А ведь у того есть для меня чрезвычайно важные новости!» – пронеслось в голове девушки.
– Что ты, любовь моя, разве могу я быть против? Забывать старых друзей – последнее дело! – простодушно ответил ей Генри, доверяющий невесте так, как самые рьяные последователи религий доверяют своим богам.
Сердце девушки тут же наполнили угрызения совести, но она вымученно улыбнулась и поклялась себе разъяснить графу Дрэймору, что им не следует встречаться, что эти встречи – огромная ошибка, что она счастлива с Генри и…
«Кого я обманываю? Я не хочу быть женой кучера! – прервала свои размышления Кристин, и ее душу тотчас наполнила горечь несбыточных мечтаний, но один лишь взгляд на Генри, любящего ее бескорыстно и честно, заставил сердце девушки дрогнуть под напором светлых чувств. – Нет, я не могу оставить его! Мой Генри никогда не узнает о том, что моя любовь принадлежит тому, кому она, увы, а может, к счастью, не нужна. Я порядочная девушка. Я благодарна Генри за все, что он сделал, делает и сделает для меня в будущем. И, надеюсь, после свадьбы я полюблю его»
– Какое имя будет носить наш первенец? – желая прогнать сомнения и угрызения совести, поинтересовалась Кристин у жениха.
– Если это будет мальчик, назовем его Оливером, а если девочка – Розой, – с улыбкой ответил Генри.
– Красивые имена, – улыбнувшись, сказала на это Кристин. – Но второго мальчика назовем Робертом, в честь моего отца.