В голове

В ту ночь сны ему снились приятные. Он гулял по Москве с актрисой, они разговаривали, и она поражалась тому, какой он умный, образованный и щедрый. Она брала его за руку и страстно шептала:

– Еще ни один мужчина не водил меня на свидание в музей, только всякие рестораны и пошловатое кино. Это так чутко с вашей стороны!

Он прижал ее к себе. Миша был невысокого роста, но во сне он был выше актрисы на голову. Она прижалась к нему своим горячим телом.

– Вставай уже, сегодня заседание ученого совета вообще-то, – толкнула его в бок Вера. Она уже давно проснулась и сейчас укладывала прическу.

«И кого эта старая вобла хочет привлечь? – без нежности оглядывал он любимую жену. – Старых профессоров, у которых в последний раз что-то работало до развала Союза, или молодых аспирантов, которым она нужна как козе баян? Одним словом – клиническая идиотка».

Он читал лекцию без всякого удовольствия. Во-первых, ему хотелось поскорее вернуться домой и пересмотреть еще раз тот фильм с актрисой. Он уже просмотрел по одному разу всю ее фильмографию и все интервью, и теперь шел по второму кругу. Во-вторых, со второго ряда на него взглядом побитой собаки смотрела Света. Да, вполне логично, что во время его лекции она смотрела на него. Это не значит, что это не могло его раздражать. Когда лекция закончилась, он постарался как можно быстрее собраться и уйти. Ему не удалось – из волны студентов на него вышла Света и быстро положила в его карман какую-то смятую бумажку.

«Не дай бог, любовные стихи!» – подумал Миша. Бумажку он не выкинул.

Обычно ему льстило внимание молоденьких студенток. В какой-то степени льстило оно и сейчас, даже когда его мысли почти полностью были поглощены актрисой. О бумажке он вспомнил не сразу, а уже когда пришел домой и сел пересматривать фильм.

«Я беременна».

«Лучше бы это были стихи», – хмыкнул Миша. Прислушался к себе. Ничего. Пустота. Только желание смотреть фильм дальше.

«Вот я гад, конечно», – остался доволен собой Миша. Но все-таки написал Свете смс, назначив место встречи. Звонить не стал – много чести.

Света и раньше напоминала мышь. Сейчас же, в ее безразмерной серой кофтой с рисунком-цветочками на животе, с хвостиком сухих волос, опухшими глазами она выглядела особенно неприглядно. Конечно, будь на ее месте та актриса, она бы не позволила себе прийти в таком виде. Хотя, о чем это он? Даже в дурацкой старой одежде она бы выглядела на порядок привлекательнее сидевшей перед ним студентки.

– Сколько? – поинтересовался он.

– Два месяца, – страдающим голосом выдавила она. Миша поморщился.

– Я спрашиваю, сколько денег тебе нужно на аборт.

Света посмотрела на него округлившимися от ужаса глазами. Как мог человек, которого она некогда боготворила, сказать ей нечто подобное? Он, конечно, избегал ее в последнее время, не писал и не звонил, но она была уверена, что это временно. Что сейчас он просто устал, и ему нужен отдых.

– Я думала, теперь мы будем вместе, – трагическим голосом заявила она. – Думала, что ты уйдешь от жены.

– Зачем мне уходить от жены? – закатил глаза Миша. – Знаешь, сколько мороки?

Он сидел напротив нее. Смотрел на нее своими маленькими бесчувственными глазами. Дышал через нос. Почему она раньше не замечала, какой у него противный нос? Неужели у ребенка будет такой же? А уши? Маленькие, свинячьи. Как вообще можно полюбить человека, с такими маленькими ушами? Как можно было им восхищаться? И Света перестала им восхищаться.

– Зачем тебе уходить от жены? – всхлипнула она. – Зачем, говоришь? Правда, не уходи. Зачем уходить от человека, которому ты изменяешь, а он изменяет тебе? Хорошенькая у вас семейка. Всех все устраивает. Всех.

– Что ты несешь? – слова об измене жены вырвали Мишу из дремоты. Светин взгляд остекленел.

– Твоя жена спит с аспирантом с ее кафедры. Темненький такой. И не с ним одним. Все знают. И студенты, и преподаватели, и в деканате. И она знает, что все знают.

– Ты врешь, – у Миши плохо получалось сохранить самообладание, чего он, впрочем, не заметил.

– Я не вру. Хочешь – сам у нее спроси. Прощай.

Ей очень хотелось уйти гордо и красиво. Так обычно уходят героини в кино. Или хотя бы в сериалах. Но она споткнулась и чуть не потеряла равновесие. Вышло не эффектно. Это стало последней каплей, и всю дорогу до дома она плакала.

Миша вернулся домой в самом беспокойном расположении духа. Разумеется, эта девчонка просто наговорила всякой ерунды, чтобы задеть его. Люди вообще совершают глупые поступки, когда они не в состоянии контролировать свои чувства.

«Особенно беременные девушки», – он снял куртку.

Но даже несмотря на это, он никак не мог успокоиться. Его жена всегда подолгу прихорашивалась по утрам. Она могла подолгу задерживаться в университете. Миша никогда не воспринимал это всерьез.

«Возможно, по университету действительно ходят слухи, – он расшнуровал ботинки, – а она мне при этом не изменяет. Даже если так, то я выгляжу со стороны полным идиотом».

Вера вернулась на час позже него. Она выглядела точно так же, как выглядела всегда. Хотя как она выглядела всегда после работы? Он давно уже перестал рассматривать жену. Жена его в свою очередь рассматривала только частично. Например, «сними эту ужасную рубашку» или «в этом свитере ты похож на старого бобра». Но не более. Миша считал, что это вполне закономерно. В конце концов, супруга лучше рассмотреть до свадьбы, а после, наоборот, не вглядываться.

Миша сел на кухне, сделал себе чай и открыл ноутбук. На экране появилось предложение посмотреть новое интервью с актрисой.

У него задрожали руки.

На лбу выступил пот.

Дышать стало тяжело.

В голове ожесточенно и ритмично бил пульс.

Миша забыл, что хотел поискать в списках лаборантов кафедры предполагаемых любовников жены. Он и о существовании жены забыл. Все, что он видел – лицо возлюбленной. Вера напомнила о себе лишь спустя еще час, когда зашла на кухню и стала готовить ужин.

Он ошалело посмотрел на нее. Кто эта женщина? Почему они вместе на его кухне? Где его возлюбленная? Она, между прочим, актриса. Любит Ахматову, вечерние прогулки и жарить стейки. Молодая, красивая, ухоженная. Глаза у нее такие огромные еще – приглядишься и утонешь. Перед ним же стоит долговязая женщина с усталым взглядом. Причем куда старше его любимой. Наконец, его осенило:

– Вы моя теща?

Верина усталость сменилась плохо считываемой эмоцией.

– Пил? Тогда спать иди. Все равно не соображаешь.

Он прищурился, постарался рассмотреть это лицо. И вспомнил. Он с головой нырнул в море разочарования и злобы на жену. Почему она – это она? Почему он теперь должен думать о том, где и когда она встречается с предполагаемыми любовниками? Почему он вообще женился и почему на ней?

– Да, – сказал он как можно суровее, – пойду спать.

Следующий день прошел тревожно. Теперь в перерывах между парами он не просто заваривал себе кофе. Он тщательно вглядывался в лица аспирантов. Конечно, не слишком усердно, чтобы его нельзя было заподозрить в чем-то противоестественном. По крайней мере, сам он был уверен в своих шпионских способностях.

Миша чувствовал, что в груди его щекочется тревога. Мысль об измене жены казалась все менее и менее нелепой.

– С вами все хорошо? Вы сегодня какой-то бледный.

Его разглядывал усмехавшийся аспирант. Он казался таким высоким, что у Миши на секунду закружилась голова. Но головокружение тут же было вытеснено злобой.

– Со мной-то все. А вас, я вижу, что-то развеселило?

«У него глаза нездоровые, – подумал Миша. – Не могут у здорового человека быть такие черные глаза. Только у нездорового. Злого. Страшные глаза».

– Ну что вы, – не прекращал улыбаться аспирант, – просто настроение сегодня хорошее.

Миша еще раз недобро покосился на него. Наверное, недавно здесь. Он, Миша, его не помнит. Что если это вообще не аспирант? Что если…