В голове

– Понимаешь, у нас сегодня дискотека… – девочка не успела договорить.

– А в чем идешь? А с кем идешь? Может, с Колей? Краситься будешь?

– Ба, как я пойду с Колей? Во-первых, с ним будет Настя, а во-вторых, он бы все равно с кем-то другим пошел, из более крутых девочек.

– Интересное дело! Ты тоже у нас очень крутая. Вот давай мы тебя накрасим, и этот Коля сразу поймет, что Настя по сравнению с тобой ничто.

– Давай, – спокойно согласилась Марина, не вдаваясь в подробности. Настя ее в два раза стройнее, да и общаются они с ней хорошо. Сейчас главным было то, что бабушка может ее накрасить. И, возможно, с косметикой на лице она сможет влюблять в себя столько же мальчиков, сколько влюбляла в себя бабушка.

Спустя полтора с небольшим часа, Марина пулей влетела в здание школы и оказалась в самой гуще дискотеки. Девочка метнулась к стене и нечаянно влетела в свою лучшую подругу Катю.

– Что с тобой? И почему ты так странно пригибаешь голову?

– Ничего не спрашивай, просто бежим в туалет, пожалуйста.

В туалете Катя наконец смогла рассмотреть подругу и, не удержавшись, рассмеялась.

– Прости-прости, – осторожно вытирала она слезы, выступившие на обведенные черной подводкой глаза, – но ты себя видела вообще?

– Конечно видела, – прошипела Марина, срывая с волос не нравившуюся ей заколку с бабочкой и засовывая ту в карман, – иначе думаешь я бы так быстро сюда неслась? Меня бабушка накрасила.

– Это заметно. Почему у тебя такие кислотно-зеленые веки? И почему губы слиплись?

– Тени какие были у бабушки, а на губах типа блеск, – Марина терла лицо, смывая с него остатки косметики. Распрямившись, она посмотрела в зеркало. Она раскраснелась, и лицо ее пошло пятнами. От обиды на глаза начали выступать слезы.

– Да не парься ты так, – смягчилась отсмеявшаяся Катя, – у меня с собой тушь есть. Давай ресницы тебе хоть накрасим?

– Ты это серьезно? – не веря в свое счастье переспросила у нее подруга.

– Нет блин, приколы у меня такие. Вот, держи. Могла бы сразу между прочим попросить меня что-нибудь принести из косметики.

– Я не подумала, – честно призналась Марина, сосредоточено крася ресницы.

– Оно и видно. Давай, мажь быстрее, и пойдем, там Коля с Никитой собирались Соню над толпой поднять, когда она этого ожидать не будет.

Стоило им покинуть туалет, как туда ввалились три одиннадцатиклассницы – Юля, Ксюша и Надя. У Юли слегка смазалась тушь на нижних веках, Ксюша, скептически осмотрев свое отражение, принялась пудрить лоб, а Надя красавица в ту минуту была настолько неописуемая, что уж лучше вовсе про нее не писать. Ксюша вытащила из кармана электронную сигарету, а Надя вынула из рюкзака бутылку из-под холодного чая с чем-то несколько отличающимся от чая по цвету.

– Димас принес, – объяснила она подругам, – коньяк с чем-то намешал, говорит.

– Дай-ка, – Ксюша взяла бутылку, – нормально, пить можно. Давайте тут недолго, я танцевать хочу.

– Мне все равно, – бутылка вернулась к Наде, – можем тут посидеть пока, дискотека еще долго будет продолжаться. Юль, будешь?

– Пойдете без меня. Я ничего не хочу, – наморщила носик Юля, но бутылку все же взяла.

– Что случилось? – удивилась Ксюша.

– Только не говори мне, что это из-за того, что Эрик там от Машки не отлипает, – закатила глаза Надя.

– Да, из-за этого. Да, я знаю, что они встречаются. Да, это глупо, переживать из-за такого.

– Нет, не глупо. Но это же не повод просидеть последнюю школьную дискотеку на унитазе в обнимку с бутылкой, – приобняла подругу Надя.

– Тем более из-за Эрика. У тебя просто фантастический талант влюбляться во всяких придурков, – добавила Ксюша.

– Вообще-то он мне с восьмого класса нравится, – заметила Юля. – Ну неужели им было обязательно посреди зала именно целоваться?

– Показушник он, – хмыкнула Ксюша. – Да ну его к черту. Пойдем танцевать. Не стоит он того, чтобы тут сидеть.

Они допили коньяк и ушли. И уже ночью, когда все неохотно разошлись по домам, в туалет зашла тетя Динора, уборщица. Ребята для удобства звали ее тетя Дина. Вообще-тетя Дина закончила экономический в Ташкенте. У нее была короткая стрижка, крашеные в красно-коричневый волосы и нечеловечески уставшие глаза. У тети Дины на родине осталась дочь, которая скоро должна была выйти замуж, и два сына-школьника. Тетя Дина посмотрела на свое отражение и отвернулась. За окном пошел снег – падал крупными, как будто даже тяжелыми хлопьями, опускался на быстро исчезающие под ним асфальт, крыши и скамейки.

«Всевышний, – подумала Динора прижимаясь лбом к холодному окну, – что я сделала не так со своей жизнью? Почему все так, как есть?»

Еще она подумала, что сейчас надо бы заплакать, но у нее отчего-то не получилось. Динора еще немного постояла, глядя в окно на убаюканную воем ветра Москву, дремлющую в новогодней иллюминации и украшениях. Потом наскоро вымыла туалет и поскорее ушла. А наутро вся столица была в снежных сугробах.

Электричка

Рассекая душный, застоявшийся подмосковный воздух, мчится вечерняя электричка. Люди битком набились в вагоны, и судьба шпрот в банке казалась более легкой. За окном проносились серые заборы, расписанные граффити, коровы, столбы, дома и чьи-то жизни. Вдруг кто-то истошно завопил:

– Остановите поезд!

Электричка встала в Малиновке. Поднялся гомон, за которым можно было слабо различить, о чем говорил кричащий с машинистом. Выяснилось, что девушке, сидящей у окна, стало плохо.

– Беременная, что ли? – не громко, но и не тихо поинтересовалась у своей соседки дама лет пятидесяти, стоявшая поодаль от девушки.

– Да не похоже.

– Молодая?

– Да, но некрасивая. Сидела причем.

– Вот ведь молодежь нынче хилая пошла. А мы с вами стоим и ничего.

– Да мы им сто очков вперед дать можем.

– Стоять тут теперь в духоте этой. Может, у меня варикоз.

– У меня варикоз! – живо подключилась к их разговору третья.

Сидевший недалеко пенсионер неодобрительно оглядел их, зачем-то сильнее прижав к себе пакет с рассадой.

– Вот ведь бабы. Чего они говорят тут? Мне тоже и плохо, и душно, но я же молчу. Нет, надо им начать, что мол то не так, да это не эдак. Раньше бабы были – кровь с молоком, не ныли из-за мелочи каждой. Ох, сердце что-то колет.

Зашушукалась компания студентов:

– Вот дед разворчался. Прямо как наш Дмитрич.

– Что за Дмитрич?