Черный Красавчик: история лошади, рассказанная ею самою

– Доброго утра, господин Баркер! – сказал господин. – Я пришел уговориться с вами насчет воскресной езды; жена моя не может пешком дойти до нашего нового прихода, поэтому я хотел бы нанять ваш экипаж на воскресенья, чтобы отвозить ее в церковь.

– Благодарю вас, сударь, – отвечал Джери, – но я выправил себе только шестидневный билет. Я не имею права ездить по воскресеньям.

– Я не знал этого, – сказал господин, – но ведь очень легко взять другой билет. Я заплачу охотно разницу, потому что моя жена предпочитает вас другим извозчикам.

– Я готов бы служить госпоже Бриге, сударь, – возразил Джери, – но, видите ли, я пробовал работать семь дней подряд и скажу вам откровенно, что такая работа слишком тяжела для меня и для моих лошадей. Не иметь ни единого дня отдыха, не быть никогда свободным для своей семьи – это невозможно. В последние годы я бросил семидневную езду.

– Конечно, я с вами согласен, что всякому человеку надо иметь отдых, – сказал господин Бриге, – но ведь вы были бы недолго заняты, и лошадь ваша не устала бы от одного небольшого конца. Весь остальной день остался бы в вашем распоряжении. К тому же вы знаете, что мы хорошие плательщики.

– Знаю, сударь, и весьма признателен. Я готов чем угодно служить вам и госпоже, но одного не могу сделать – пожертвовать воскресным отдыхом. Я читал в Священном Писании, сударь, что Бог, сотворив зверей и человека, положил для всей твари день отдыха. Я полагаю, сударь, что Ему лучше знать, что хорошо для нас всех, – я и сам знаю, что день отдыха очень полезен мне и моим животным. Они делаются гораздо сильнее и здоровее от этого и выносливее в дни труда. Все извозчики, которые ездят только шесть дней в неделю, говорят то же. Что же касается жены и детей, да они ни за что не согласятся на то, чтобы я работал в воскресенье.

– Как хотите, – сказал господин Бриге, – я не буду больше настаивать. Делать нечего, придется договориться с другим извозчиком.

С этими словами господин пошел прочь.

– Что, старина, – обратился Джери ко мне, – ведь мы не можем обойтись без праздника? Полли, поди-ка сюда! – крикнул он жену.

Она тотчас явилась.

– Что такое, Джери?

– Вот что, моя милая: господин Бриге приходил сейчас и предлагал мне возить его жену в церковь каждое воскресенье. Я сказал ему, что езжу по шестидневному билету а он говорит, что заплатит за новый билет, только бы я согласился. Правда, они хорошие наниматели: госпожа Бриге зачастую берет экипаж на несколько часов, когда она делает покупки или ездит к знакомым; платит она хорошо, никогда не обсчитывает ни в чем, не спорит из-за четверти часа, как это делают другие господа; от нее не услышишь приказания гнать лошадь изо всех сил, чтобы не опоздать на поезд. Конечно, возможно, что мы их упустим из-за моего отказа. Что ты скажешь, жена?

– Вот что я скажу, Джери, – медленно возразила Полли, – если б господин Бриге предложил тебе десять фунтов стерлингов за поездку, я бы сказала: откажись, раз дело касается воскресного отдыха. Мы с тобой испытали семидневную езду. Не надо ее больше. Теперь мы знаем, что значит иметь один день в неделю в своем распоряжении. Слава богу, ты зарабатываешь достаточно для нас всех. Конечно, трудно оплатить овес, и сено, и права, и наем помещения, но ведь скоро Гарри будет что-нибудь доставать; лучше, по-моему, поприжаться, чем опять работать без отдыха и не иметь тебе ни минуты свободной побыть с нами. Боже сохрани вернуться к тому тяжелому времени, когда мы жили, не видя ни единого спокойного, счастливого дня! Вот тебе мое мнение, Джери.

– Так я и сказал господину Бригсу душа моя, – сказал Джери, – и я не изменю своего слова, так что тебе нечего огорчаться. Лучше будем меньше денег получать, но останемся при нашей свободе. Ну, ну, развеселись, жена! (Полли начала было плакать.)

После этого прошло три недели, и от господина Бригса не приходили больше за нашим экипажем. Пришлось довольствоваться случайными нанимателями с биржи. Конечно, Джери потерял большую выгоду, и нам теперь доставалась работа труднее, чем бывала у господ Бригсов. Но Полли не унывала и все повторяла мужу, что Бог поможет, если он будет добросовестно делать свое дело, что когда-нибудь все уладится.

Вскоре между извозчиками узнали, что Джери отказался ради воскресного отдыха от самой прибыльной езды. Его называли дураком, но двое или трое из извозчиков заступились за него.

– Если рабочий человек сам не отстоит дня отдыха для себя, – говорили они, – то никто о нем не позаботится. Всякий человек и всякое животное имеют право на отдых. Это Божий закон и закон нашей страны, и мы должны сохранить его для наших детей.

– Все это разговоры так называемых набожных людей, – возразил Лари. – Мне все равно, в какой бы день ни заработать лишний шиллинг. Я не вижу, чем эти набожные люди лучше остальных.

– Если они не лучше других, – заметил Джери, – то они, значит, и не набожные, верующие люди. Человек, живущий по закону Божию, не сердится, не говорит дурного о ближнем, не пользуется чужим. Если же он все это делает, то его молитва ничего не стоит. Я не могу сказать, что нет закона Божия, потому что на свете есть ханжи. Лучше настоящей веры нет ничего на свете, только она может дать человеку истинное счастье и сделать людей лучшими.

– Хорошо, – вступился Джонс, – а как же ты оправдаешь тех людей, Джери, которые заставляют нас работать по воскресным дням, чтобы самим попасть в церковь? Почему они имеют исключительное право молиться?

Многим это замечание очень понравилось, но Джери сказал:

– Такое возражение никуда не годится. Каждый должен сам заботиться о том, что он считает добрым и хорошим. Что мне за дело, что другие делают? Господа видят, что извозчики стоят на бирже, они и нанимают их. Наше дело, если мы хотим иметь день отдыха, не выезжать по воскресеньям со дворов; если бы мы все согласились, то некого было бы и нанимать.

– Тогда что стали бы делать добродетельные господа, которым, скажем, хочется послушать любимого проповедника?

– Не знаю, что мне за дело до этого, – возразил Джери. – Если им далеко туда идти, пусть ищут церковь поближе; если дождь, могут надеть непромокаемые плащи. Вообще люди, желающие доброго и истинного, всегда найдут средство удовлетворить свое желание, а если они гонятся за ненужным, то могут и без него обойтись. По-моему, это правило равно справедливо для всех людей, и для нас, извозчиков, следовательно, не менее, чем для других.

XXXV. Золотое правило

Недели через три после того, как Джери отказался возить госпожу Бриге по воскресеньям, мы однажды вернулись домой довольно поздно. Полли выбежала на двор с фонарем (она часто приносила фонарь в конюшню, когда не было дождя).

– Все уладилось, Джери, – сказала Полли, – от Бригсов присылали спросить, можешь ли ты завтра приехать за госпожой в одиннадцать часов. Я сказала: «Верно, может, а разве господа не наняли другого извозчика? Мы с мужем думали, что кто-нибудь возит госпожу после того, как муж мой отказался от воскресной езды». – «Конечно, барин был расстроен отказом Баркера, – отвечал посланный, – но дело в том, что барыне не нравятся другие извозчики: одни ездят слишком скоро, другие ползут как черепахи; одним словом, нет никого лучше Баркера и его лошади».

Полли рассказывала, задыхаясь от радости, а Джери весело рассмеялся, слушая ее.

– Жена моя всегда права, – сказал он, – ты говорила, что все наладится опять, – вот и наладилось. Иди, милая, приготовь ужин, а я пока сниму с Джека сбрую и успокою его.

После этого мы часто стали возить госпожу Бриге, а свободный день все-таки остался за нами.

Однако однажды случилось пожертвовать им, но не для нее. Вот как это вышло: мы вернулись раз в субботу вечером, проработав весь день; и хозяин и лошадь одинаково устали и с радостью думали о завтрашнем отдыхе.

На другое утро Джери чистил меня на дворе, когда вошла Полли с озабоченным лицом.

– Что такое? – спросил Джери.

– Вот что, мой друг: соседка Дина Браун только что получила известие, что мать ее серьезно заболела и что она должна тотчас ехать, если хочет застать ее в живых. Деревня, где живут родные Дины, в десяти милях отсюда. Если она по железной дороге поедет, то ей еще придется идти от станции четыре мили, а она сама еще не оправилась после болезни и совсем слаба, да и ребенка маленького нельзя дома оставить. Она спрашивает, не согласишься ли ты свезти ее на лошади в деревню. Насчет платы можно ей поверить, она понемногу выплатит свой долг.

– Ну-ну, что толковать о плате, не в том дело, а в том, что день отдыха пропадет! Лошади устали, и я крепко устал, вот в чем беда-то.

– Конечно, неудобно ехать сегодня, – сказала Полли, – у нас только и радости, что воскресный день, а с этой поездкой полдня пропадет. Но, видишь ли, Джери, надо с другими поступать, как мы хотели бы, чтобы они с нами поступали, а будь моя мать при смерти, я знаю, чего бы я пожелала. Все равно, в какой день сделать доброе для ближнего. Помнишь, что Христос сказал о субботнем дне и овце, упавшей в колодец?

– Ты у меня настоящая проповедница, Полли. Ну что же, ступай к Дине и скажи ей, чтобы готовилась в путь. Я к десяти часам буду у ее двери; по дороге зайди к мяснику Брейдону и попроси у него его двухколесную бричку. Она гораздо легче, и лошади будет не так трудно везти.

Полли ушла и скоро вернулась с ответом, что мясник согласен дать свою легкую тележку.

– Отлично! – сказал Джери. – Теперь приготовь мне хлеба с сыром, а я постараюсь вернуться пораньше к ужину.

– Я испеку пирог с говядиной к ужину, вместо обеда, – сказала Полли.

С этими словами она ушла в дом, а Джери вслед ей запел свою любимую песенку о том, что Полли – самая лучшая жена на свете.

Хозяин выбрал меня для поездки. В десять часов мы выехали. Двухколесная тележка оказалась такой легкой после коляски, что мне казалось, будто я ничего не везу.

Стояло славное майское утро. Когда мы выехали за город, воздух, пропитанный запахом полевых цветов, и мягкая дорога напомнили мне старое доброе время. Мне было весело бежать, и я скоро почувствовал себя совершенно бодрым.

Семья Дины жила в маленьком сельском доме в конце дороги, обсаженной деревьями. К дому примыкал зеленый луг с прекрасными тенистыми деревьями. На этом лугу паслись две коровы. Молодой человек, брат Дины, предложил Джери выпрячь меня, чтобы поставить в коровник, а тележку оставить на лугу. Он выражал сожаление, что у них нет лучшего стойла для меня.

– Если ваши коровы на это не обидятся, – сказал Джери, – то лучше всего моей лошади погулять часа два на траве вашей прекрасной лужайки. Она у меня смирная, и ей будет настоящим праздником такой отдых.

– Пожалуйста, пустите ее на луг, – отвечал молодой человек. – Мы рады служить вам всем, что у нас есть, в благодарность за вашу добрую услугу сестре. У нас скоро будет готов обед, и я надеюсь, что вы с нами пообедаете, несмотря на беспорядок в доме из-за болезни матери.

Джери поблагодарил его, но от обеда отказался, говоря, что у него с собой есть чем закусить и что ему тоже приятно погулять, пока лошадь отдыхает.

Очутившись на свободе, я не знал, что делать от удовольствия. Хотелось и травки пощипать, и поваляться, и полежать, отдохнуть; хотелось и попрыгать по мягкой траве, проскакать через весь луг. Я поочередно отведал всех этих редких для себя удовольствий.

Хозяин мой, по-видимому, наслаждался не менее моего. Он сидел на зеленом пригорке, под тенистым деревом, слушал пение птиц, пел и читал свою любимую в коричневом переплете книгу. После того он обошел луг и нарвал много цветов подле маленького ручья, протекавшего в одном конце луга.

Когда я хорошенько успел отдохнуть, он дал мне овса, и я не заметил, как пролетело время среди этого блаженства. Со времени пребывания в парке Эрльшоля я не видел настоящей деревни.