Инквизиция

Я задумался на минуту, затем покачал головой, совершенно уверенный, что ничего подобного не было.

– Он знал, что я фетиец, оскорбил один раз Фетию, но ни разу мою семью.

– Тогда он скорее всего не знает, поэтому думает, что ты незначительный океанин, который случайно оказался фетийцем по происхождению. Если Равенна рассказывала о тебе с привязанностью или чем-то большим, они встревожились. Возможно, они хотят использовать ее, чтобы купить помощь.

– Купить помощь? – Я не сразу понял, что Палатина имеет в виду.

– Варварский обычай, я знаю. Вы, наверное, делаете это в Океании. Мы нет..

– Но большинство мест, откуда они могли бы получить помощь – это республики вроде Танета и Кэмбресса. Там семейных связей недостаточно: они даже не хотят, чтобы их лидеры состояли в родстве с королевскими домами.

– Это меня и беспокоит, – пробормотала Палатина, оборачиваясь посмотреть на Алидризи, который стоял на балконе ко мне спиной. – Ты не мог бы поточнее повторить, что он тебе сказал?

Я повторил все, что запомнил, а Палатина стояла и слушала.

– Похоже, у него действительно нет плана, но в это трудно поверить. Возможно, он хитрее, чем мы думали.

– Почему тебя это беспокоит?

Шум на площади внезапно стих, и люди на балконе прекратили разговоры. Воцарилась глубокая тишина.

– Брачные союзы заключаются в Аду, – прошептала Палатина. – Так думают большинство фетийцев. По крайней мере те, кто туда не стремится.

Глава 24

Меня втиснули в угол балкона Персеи между вычурными железными перилами, массивным глазированным цветочным горшком и миниатюрной, похожей на эльфа женщиной в тунике океанографа. Не той, которая махала Персее бутылкой несколько минут назад – та отличалась от калатарцев более крупной фигурой и светло-каштановыми волосами. Мне показалось, что был и мужчина-океанограф, на другом балконе, седовласый человек, который разговаривал с Алидризи, когда мы вошли. Я впервые столкнулся с калатарскими океанографами, но не было времени поговорить: все смотрели в напряженной тишине, как распахиваются ворота храма.

После столь долгого ожидания я был почти разочарован, увидев полдюжины венатитов, великолепных в своих красно-белых мантиях, парами выходящих из храма. Ни сакри, ни инквизиторов не было видно, только кадилыцик, одетый послушником, шел впереди, окуривая толпу дымом ладана. Люди Инстинктивно расступались, и перед процессией, словно по волшебству, открывался проход.

Венатиты не надели свои капюшоны – так эти остроконечные колпаки выглядели гораздо менее зловеще, – и я не увидел на их одеяниях ни украшений, ни вышивки. Сархаддона легко было заметить: он шел в средней паре рядом с пожилым мужчиной аристократической наружности. Предположительно одним из наставников, о которых он так много говорил. Остальные четверо были старше Сархаддона, но не намного, и трое из них выглядели аскетами.

Венатиты прошли сквозь толпу, и проход позади них сомкнулся. Ворота храма снова закрылись, оставляя снаружи лишь двоих сакри, которые все время стояли там на часах. Я взглянул на небо и убедился, что дождя не будет. Солнце все так же проглядывало сквозь молочную пелену облаков – светящееся пятно на почти болезненно ярком небе.

Кто-то под нами подавил кашель, когда Сархаддон и пожилой венатит поднялись по каменным ступеням на ораторский помост. Наверху Сархаддон остановился, пропуская своего спутника к ограждению платформы. Тот прошел оставшиеся два-три ярда и встал у каменной балюстрады, отделявшей ораторов от толпы. Пожилой монах поднял руку, и словно круг по воде, пробежала по толпе волна от центра – это люди склонили головы.

– Во имя Рантаса, Дающего Жизнь, Властителя Пламени, Кто был в начале и будет в конце. Пусть Он, ведущий всех смертных, взглянет на нас с благосклонностью на восходе этого дня, в полдень и на закате и одарит нас всех своей безграничной милостью.

Он закончил, и наступила пауза. Снова подняв головы, мы обнаружили, что двое на помосте поменялись местами. Я удивился, что они выбрали Сархаддона для своей вступительной церемонии – не лучше ли было предпочесть более старших, более опытных жрецов?

Возможно, все дело в образе. Эта мысль пришла неожиданно, когда Сархаддон заговорил. Несмотря на перемены, он не походил на инквизитора, на непоколебимого старого фундаменталиста. Правда это или нет, не имело значения. В расчет принималась только внешность.

– Граждане Калатара! – положив руки на балюстраду, начал Сархаддон, с задумчивым видом обозревая толпу. – Я Сархаддон, брат Венатического Ордена. Я не инквизитор, я пришел не с огнем и мечом. Как и мои братья, которых вы видите здесь, и еще несколько, которые составляют наш орден. Мы посвятили свою жизнь служению Рантасу, и все, что мы несем, – это слова.

Слишком редко перу удавалось быть сильнее меча. Когда захватчики приходят с огнем и кровопролитием, слова против них бесполезны. Слова – это наше наследие, это наши воспоминания. Они призваны беречь наше прошлое, дабы то, что говорилось и делалось, не потерялось, но отозвалось в веках. Ваш народ, народ Архипелага, имеет долгую и славную историю. Когда мой народ в Океании еще пребывал во тьме варварства, Техама уже писала свои бессмертные труды. Для ваших предков не было ничего важнее слов. Их великие вожди были ораторами и адвокатами. Тысячу лет назад в утраченном ныне городе они произносили такие яркие речи, что до сих пор ваши дети читают их в школах и заучивают наизусть.

Когда мои наставники в семинарии хотели дать нам пример божественного вдохновения, они называли «Книгу Рантаса». Когда они хотели показать блеск человеческого ума, мы читали Алпиана, Клодину, Джеррачоса. Они жили в эпоху, когда не было более высокой чести, чем называться Оратором, когда к вершинам возносились те, кто умел дебатировать, спорить, говорить. И те, кто сумел вложить в свои речи страсть своих сердец, запомнились как величайшие из всех. Техама не была поголовно грамотным обществом, и тем не менее речи всегда записывались.

Все вы знаете «В защиту Постумио» Алпиана лучше, чем я, поэтому я не стану утомлять вас пересказом этой истории. Он отстоял жизнь невинного человека в прискорбно продажном суде исключительно силой своих слов. Есть и другие примеры – «Призыв к миру», «Обращение в полночь», – о которых вы слышали. Мой собственный народ, фарассцы, некогда последовал по тому же пути, хотя никто из наших ораторов не добился такой славы. Мы заслужили свою репутацию за хитроумную дипломатию, за способность выкрутиться из любой беды, как бы ужасна она ни была, и за то, что мы покончили с войнами, которые, казалось, будут длиться вечно.

Я знаю, вы думаете, это было давно. Когда в последние столетия слова доказали свою ценность? Они не остановили огонь и завоевание, они не предотвратили зло, которое мы, наряду с другими, сотворили на вашей земле. Слова слишком часто действуют в пользу зла, они искажают чистую цель, подстрекают, обманывают. Они обладают как негативной силой, так и позитивной, и бывает больше зла от дурного совета, чем блага от хорошего. Иногда.

Я не Алпиан и не Джеррачос, и, как вы уже заметили, я, несомненно, не Клодина. – По толпе пробежал нервный смешок, но никто из нас не отвел глаз от Сархаддона. – И я здесь не для того, чтобы выиграть дело или призывать к миру или войне. Я пришел со словами Рантаса, которые вам известны, чтобы воззвать к разуму, к размышлению. Среди вас есть приверженцы других богов, те, для кого существуют Восемь вместо Одного.

Он указал на белое небо, туда, где слабое солнце пряталось за пеленой облаков.

– Вы чувствуете тепло, видите свет, идущий сквозь облака в первый раз за эту зиму? Неделю за неделей мир терпел ужасное ненастье, гораздо худшее, чем в предыдущие зимы. Есть места, где тучи так темны и плотны, что сумрак царит даже в полдень. Деревья растут больные, слабые, животные умирают, тьма подтачивает дух людей.

В течение трех месяцев мы не видим солнца, не считая редких дней, таких, как этот, когда Рантас являет нам свое благоволение. Огонь светила скрыт от нас облаками, и мы выживаем лишь благодаря Его дару Аквасильве. – Сархаддон вытащил из своей мантии ветку огненного дерева и помахал ею над головой. Яркое смешение красновато-оранжевых веток и золотых листьев было красиво само по себе, даже без солнечных отблесков. – Где бы мы были без этого? Ютились бы в самых глубоких пещерах, привязанные к горам и континенту, неспособные согревать себя, переплывать моря, давать нашим городам свет и тепло. Мы не имели бы ни каменных городов, ни монументов вроде зиккуратов, Зала Океана или Акролита.

«Любопытное сочетание», – подумал я, наблюдая за сиянием ветки. Увижу ли я когда-нибудь живое огненное дерево? Нормальный жрец перечислил бы зиккураты и храмы, но Сархаддон упомянул еще и самые великие достижения фетийцев и калатарцев, не слишком тесно связанные в их представлении со Сферой. Я сомневался, что будет еще одно упоминание Зала Океана, величайшего монумента Селерианского Эластра, явно посвященного Фетиде.

– Оглянитесь на историю, и вы увидите, как люди, одаренные огненным деревом, построили величайшие города, величайшие империи, обрели всемирную славу. Триста лет назад фетийцы обладали монополией, только они знали секрет огненного дерева. Они использовали его, чтобы прославить свое имя и свои города, чтобы возвести великие монументы, чтобы отправить свои корабли в каждый уголок земли и установить над миром свое правление. В сравнении с ними все остальные народы казались бледными тенями.

Но когда Рантас сделал свой дар известным другим народам, и секрет перестал быть секретом, весь мир шагнул вперед, оставив позади те первобытные времена. Были построены новые великие города, готовые соперничать с городами фетийцев: Танет, Кэмбресс, Фарасса, Раневех, Посейдонис.

На площади раздался коллективный вздох, кое-кто ахнул. Сархаддон ступил на опасный путь. Многие из населения Тандариса жили в Варару или Посейдонисе до их разрушения во время Священного Похода. Возможно, некоторые даже видели их падение. И никогда не забудут, кто это сделал.

– Помните, что мы живем в зданиях, камень для которых добыт огненным деревом, перевезен через море антами, работающими на огненном дереве, и что благодаря Его милости мы получаем из огненного дерева изот: изот, который защищает вас от штормов, от вражеских нападений, который освещает ваши дома.

Какая еще есть защита от ярости стихий? Только Огонь дает вам тепло, оберегает от ярости воды, и ветра, и тени. Он больше, чем стихия. Разве можно сравнить его с ветром, разрушительным продуктом неба, с воем проносящимся по нашим городам при каждом шторме? С водой, которая нас окружает и которую океанографы наносят на карты, изучают посредством экспериментов и приборов? Разве может существовать божество в чем-то, так легко постигаемом нами? В этих хрупких платформах из земли и камня, инертных, мертвых без света солнца, которые мы зовем континентами и островами и которые служат опорой для наших ног? Или даже в тени, отсутствии света, тепла, мраке? Кто среди вас – кроме молодоженов – пожелал бы бесконечной ночи? Она властвует над Тьюром по несколько месяцев в году, и что есть Тьюр? Безлюдная пустыня из камня и льда, где ничто не растет, ничто не живет.

Огонь выше всех других стихий, а не простая часть того, что составляет мир. У нас есть солнце, источник всего огня, в своей безмерности выходящий за грани нашего воображения, воплощение Рантаса в Его чистейшем виде. И здесь, на Аквасильве, Он дает нам частичку того огня на все то время, когда Его лик сокрыт от нас. Представьте себе мир без солнца. Никакой жизни, ни одной искры, ничего, только мертвый шар жидкости и камня. Не было бы никакой жизни ни в море, ни на суше, лишь целый мир ледников и невообразимого холода. Другие стихии остались бы там, конечно. Но какая польза была бы от них, какую силу они бы имели? Какая сила способна создать жизнь из замерзшего льда без тепла?

Или представьте мир с солнцем, где Рантас не дал нам Своего дара. Где не было бы тепла, согревающего нас ночами или зимами, где эта искра жизни отсутствовала бы. Все прочие стихии могли бы присутствовать, но без огня, ведущего нас по указанному Им пути, не было бы никакого разума, только звери лесные и чудовища океана.

Огонь побеждает все другие стихии: он мерцает, изменяется без ритма или причины. Он превращает воду в пар, забирает холод из воздуха, истребляет создания земли. И он прогоняет тени. Никто не чувствует себя в безопасности в темноте, она дает укрытие ворам и убийцам. Зло не может процветать на виду – оно ищет темные уголки, и лишь огонь и свет могут его изгнать.

Если другие боги существуют, почему они глухи к своим служителям? На нас со всех сторон обрушиваются море и шторма, мы окутаны тенью по несколько месяцев в году. Может кто-нибудь из вас со всей искренностью сказать, что вы предпочитаете зиму лету, долгие недели сумрака и ужасной непогоды спокойным морям, голубым небесам, свету и теплу? Это враждебный мир, но благодаря милости Рантаса, мы можемвыжить. Больше того, мы можем строить и процветать, растить детей и жить, не опасаясь ярости. И все благодаря одному: дару Рантаса.

Многие из вас ненавидят Сферу за то, что она делала и делает. Но вспомните: все эти поколения после первого Премьера мы ограждаем вас от ярости штормов, мы защищаем вас от этого мира, мы приносим дар Рантаса в каждый уголок земли. Мы спасаем вас от хаоса и лжи, которые были раньше.

Двести лет назад во время тьмы, войны, резни мир висел над пропастью. Тучи пыли заслонили солнце, и целые континенты горели, когда армии бились насмерть. На планете не осталось места, избежавшего войны. От Необитаемых территорий до ледяной полярной шапки шли сражения. Мир веками не знал покоя, ибо воюющие стороны несли свою борьбу все дальше и дальше от родины.

Но затем пришли настоящие разрушители – фетийские монархи и их извращенные маги. Прославленные своей свирепостью, они запятнали кровью имя своей расы и обострили конфликт. Служители огня сражались против них и помогли добиться их падения. И они же помогли людям получше вывести нас из тех мрачных времен. После той резни мы поддержали новых лидеров, мы все отстроили заново, мы изгнали последних из злобных магов с лица земли. И мы принесли мир. Да, были войны с тех пор, между островами, государствами и империями, потому что низменная природа человека требует войны.

Те маги, что вызвали эти катастрофы, заимствовали силу других стихий. Некоторые говорят, что эти стихии тоже имеют своих богов, и ссылаются на этих магов, как на доказательство мощи этих богов. Но поскольку эти маги черпают примитивную, неразбавленную силу из источника внутри себя, они не могут нести ничего, кроме разрушения. Этих магов подчинила себе низость их магии, она извратила их умы. Они не могут ни строить, ни защищать, только разрушать. Сила, которую они выпустили на свободу, оказалась так велика, что она вырвалась из-под их контроля, и тогда начались бесконечные войны, эра хаоса, когда всем и всему грозила гибель.

Мы молча слушали, как Сархаддон рассказывает толпе сочиненную Сферой пародию на историю во всех ее ужасных подробностях. Историю, которую все уже знали, но которую Сархаддон и его компаньон больше часа подкрепляли примерами. В известном смысле она казалась еще более отвратительной, потому что они использовали логику и рассудок, а не просто пыл. Многие из собравшихся на площади, вероятно, слышали отрывки из «Истории» – настоящей «Истории», – а некоторые даже читали ее, хотя владение ее экземпляром фактически было смертным приговором.

Оба умные люди, убедительные ораторы, они захватили внимание всей площади. Я сам не мог оторваться, и никто из стоящих рядом не произнес ни слова. Мы слушали историю, которую они нам рассказывали, те моменты, которые они выделяли, и я почувствовал как зерна сомнения проникают в мой ум. Если настоящая история Фетии была настолько иной, то почему даже фетийцы ее забыли? Не может быть, чтобы за двести лет никто из лидеров кланов не прочел эту книгу, которая давала им возможность смыть пятно с их прошлого. Но они так и не приняли ее. Осталась только их глубоко укоренившаяся ненависть к Тени и Таонетару, но она не противоречила истории Сферы.

Эти речи не подействовали бы на меня так глубоко, если бы не мои столкновения с Оросием. Только в «Истории» и хронике Продолжателя Этий, Кэросий и Тиберий были героями, потому что это они и их самые верные последователи написали те книги. Я подумал о других представителях нашей династии, как делал уже много раз, и спросил себя: как Этия, Кэросия и Тиберия вообще могли счесть героями?

Судя по описаниям, данным им Сархаддоном и его наставником, они были вылитыми копиями Оросия и Ландрессы! Этий – грамотный полководец, но как он швырялся жизнями своих солдат в войне с врагом совсем не столь сильным, как представила его «История»! Этий жертвовал тысячами в своих битвах, он без пощады убивал и пытал пленных, чтобы вызвать у врага страх перед собой. И под конец, в те последние месяцы, он умышленно лишил Селерианский Эластр большей части его гарнизона. «История» так и не объяснила, почему город оказался так слаб, когда напал Таонетар, но слова Сархаддона, несмотря на ужас, который они несли, имели страшный смысл.

– Этий использовал свою собственную столицу, свой собственный народ как приманку, чтобы выманить с севера таонетарные легионы и флотилии. Они обрушились на город своими тысячами, предали его огню, убили или поработили всех, кто там жил. Город, который мы знаем сегодня, был отстроен заново после того нападения, – продолжал Сархаддон. – Пока армии таонетарцев были этим заняты, брат Этия повел фетийский флот на север, на Таонетар, ныне столь бесплодный, что ничто там не выживет. Они отомстили за зверство, которого могло и не быть, но в этом сражении какой-то безымянный вражеский солдат положил конец императору и его правлению террора.

Возможно, вы слышали, что Таонетар исчез, распался потому, что его столица погибла. Это только половина правды. Таонетарцы действительно исчезли, но только потому что Кэросий, в отместку за смерть брата, поднял против них Стихии и поверг Эран Ктхун во тьму. Он разрушил священные талисманы города, чтобы пустить по всему миру смерть, магию столь могущественную, что, несмотря на ее успех, она покалечила и самого Кэросия.