Стрела времени

– Конечно, знаю, – обиженно сказала Лиза, – Каменное укрепление для длительной обороны.

– ДОТ – это долговременная огневая точка. И не каменная она, а бетонная. Хотите, я вам расскажу, как строится ДОТ? Это очень занимательно, – глаза Пилипенко загорелись.

«Увлеченный человек, вон как глаза запылали. Как у зависимого после фразы: А, не хлопнуть ли нам по рюмашке», – подумал Мамин.

– Или, может быть, товарищ капитан хочет быть первым…кто, откроет вам, Лиза, эту военную тайну? – подавил смешок Пилипенко.

– Ни в коем случае. Не прощу себе, если позволю лишить вас, товарищ интендант 1 ранга, такой привилегии. Как говориться, ваша вотчина, вам и флаг в руки, – ответил Алексей.

Мамин решил не рисковать. О строении ДОТов он знал очень приблизительно, не хотелось глупо вляпаться от незнания.

– Вы не поверите, Лиза, как интересно строят ДОТы, – не раздумывая, начал Пилипенко, – Непосредственным возведением и оснащением долговременных железобетонных оборонительных точек, конечно, занимаются военные. Скажем, саперные, инженерные и специальные технические части. Но на подготовительных работах: отрывке котлованов, заготовке песка, щебня, полевого камня, древесины, транспортных работах – мы – военные, свои усилия объединили с местным гражданским населением. Представьте только себе, в едином порыве сливается все население. Да вы и сами должны были слышать, строительство УРа объявлено ударной комсомольской стройкой и сюда съезжались молодые патриоты-добровольцы из всех уголков нашей Родины, – распалялся интендант.

Лиза, раскрыв глаза, только, молча, кивала. Видимо, в знак согласия, что она в курсе.

– В первую очередь, в районе строительства установили полевые бетонный и лесопильный заводы. Котлован под сооружение копали добровольцы из гражданского населения, исключительно лопатами. Землю перевозили тачками. Одновременно подвозились строительные материалы: доски, камни, щебень, песок и цемент.

Пилипенко умолчал, что на стройплощадках также проводились маскировочные работы, территория обносилась высоким забором с колючей проволокой и молодыми елками. И все материалы, привозимые гражданскими с использованием тягловой силы, складировались на расстоянии 100 м от площадки и далее транспортировались солдатами.

– Ну, понятное дело остальные работы производились военными: саперными и инженерно–техническими подразделениями. На дно подготовленного котлована плотно укладывался 30-сантиметровый слой раздробленного полевого камня и щебня. На него заливался бетонный фундамент. Затем устанавливались опалубка и арматура, монтировались броневые короба под вооружение, после чего, бетонирование ДОТа.

– И сколько времени это занимает? – спросила Лиза. Мамин не в первый раз убедился, что технические вопросы Лизу интересовали.

– Этот процесс продолжается непрерывно около двух суток. После затвердевания бетона опалубка снимается, и монтируется вооружение и оборудование, – неутомимый Пилипенко, кажется, наслаждался моментом.

– А с чего начинается ДОТ?– вкрадчиво спросил интендант.

– Вы же сами сказали, с котлована, – неуверенно ответила Лиза.

– А-аа!! – победоносно воскликнул Пилипенко, – Так, да не так! Сначала роют…, – интендант сделал «мхатовскую» паузу, – Колодец. Затем, вокруг него возводят бетонные стены. Вода идет на раствор, а затем и на охлаждение оружия, на питье гарнизону. Долговременная огневая точка начинается с колодца, – гордо резюмировал интендант, подняв указательный палец вверх, – Мы даже местных стариков-лозоходов подключали, чтобы помогли находить подземные водяные жилы. ДОТы – это своего рода бетонные корабли, погруженные по «ватерлинию» в грунт, в землю, – неожиданно перешел на морские термины разговорившийся Пилипенко, – У них даже свои собственные имена есть – «Орел», «Быстрый», «Светлана», «Свободный».

– Ой, здорово вы рассказываете. Заслушаешься. А расскажите еще что-нибудь, – щеки Лизы зардели красными овалами.

Пилипенко открыл рот, воодушевленный высокой оценкой его рассказа, но тут помрачневший Алексей негромко вставил:

– Болтун – находка для шпиона.

ГАЗик сердито кряхтел по ухабистым дорогам Белоруссии. Солнце поднялось высоко и усердно палило. Пассажиров спасали головные уборы – у командиров фуражки, у девушки – чепчик. За бортом «старичка» густыми клубами вихрилась пыль. В голову шли строки: «Эх, дороги, пыль, да туман». Природа безмятежно продолжала свою земную жизнь. Как-то все разом замолчали. Задумались. Каждый о своем. Пилипенко затянул папиросу.

Мамин почувствовал, как Лиза толкнула его пальчиком в плечо.

– Товарищ Мамин, – негромко обратилась она.

– Что Лиза?

– Я хотела спросить, но не знаю как.

– Спрашивай и все. Не задумывайся.

– Я вчера видела… точнее слышала…

– Что слышала?

– Родители Оли Коротковой…вчера…говорили. Об…

– О чем?

– Эвакуации.

ГАЗончик тряхнуло. Мамин схватился правой рукой за козырек фуражки, а левой за борт кузова.

– Так. И что? – тянул время Мамин.

– Ну, как? – испуганно сказала Лиза, – Нет же никакой эвакуации. А папа Оли искал машину. И вещи…они сложили. Чемоданы дома, перевязанные бечевкой.

Что мог сказать этой девушке Мамин? О приближении столкновения с Германией знали не то, что многие. Все! Партноменклатура не исключение. Что поступило распоряжение из Минска массовый выезд из приграничных территорий прекратить. И приказ этот касался тех, кому только и могли приказать. То есть, военных и номенклатуры. А они, в первую очередь, понимали, что грядет. Так, чем является попытка спасти свою семью? А себя? Мог ли сейчас Мамин их обличать, как трусов? Он подумал, что мог бы об этом говорить только в том, смысле, что ни партноменклатура, ни военные не знали, не могли знать будущие результаты вторжения. Не к такой войне готовился советский союз, а, значит, не было повода драпать. И если это происходило, то причиной тому не истинное понимание вещей, а природная трусость. Да, наряду с героями были и откровенные негодяи. Что в этом нового? Были те, кто озаботился спасением барахла, побрякушек. Добра, что называется! Не считаясь с совестью, позабыв о присяге, бросив на произвол судьбы тех, кого был обязан защищать. Что тут нового? Увы, ничего!

Если бы знал Алексей, кто такой Коротков. Если бы знал, как близок он был к документам.

– А, он кто, этот папа Оли? – спросил внимательный Пилипенко.

– Он в обкоме или горкоме работает. Кем не знаю.

– Как, говоришь, его фамилия? – не унимался интендант.

– Коротков.

– Коротков, Коротков, – вслух размышлял Пилипенко, – Ба, так это ж секретарь горкома. У него сын – чемпион города по боксу в легком весе.

– Костя. Да, он боксер.

– Дак, ты у них была? – выпытывал Пилипенко.

– Да.

– Вот дела. Я о нем слышал, конечно. Но как-то лично не приходилось. Так это Костя со значком «динамо» и выходил.

– Мистер очевидность, – сказал Мамин.

– Чегооо? – протянул Пилипенко, – Какой еще мистер?

– Забудь. Так, что уезжать, значит, собираются Коротковы? А Оля что? А Костя? – спрашивал Мамин.

– Оли нет. Она уехала вчера утром в Минск. Разминулись. А Костя. Костя сказал, что никуда не поедет.

– Погоди. Если Оля уехала. Как же ты в гостях оказалась? – спросил Мамин.

– Они меня знают с детства. Я им, как родная. И с Костей тоже мы дружим. Куда мне было деваться вечером?! В Пугачево все равно не добраться. Я им рассказала про тех солдат, которые провода резали. Кажется, я их напугала. Не надо было говорить?