Стрела времени

– В самом деле? – с приглушившей его догадкой спросил Поярков. Он еще раз взглянул на фото, потом решительно завернул печать и фото в платок и убрал в нагрудный карман. – Если он сидел на гауптвахте у русских, значит, он может представлять для нас интерес. Он ранен?

– Никак нет. Контузия, – ответил Ваак.

Поярков подошел к лежащему на спине капитану. Внимательно взглянул ему в лицо. Потом удовлетворительно выдохнул.

– Этого не трогать. Помогите ему встать и сопроводите до нашей «малышки, – распорядился Поярков.

«Малышкой» группа Клюзенера называла германский средний полугусеничный бронетранспортер Sd Kfz 251 (Sonderkraftfahrzeug 251). Крайне удобная штука. Поярков уже успел по достоинству оценить это средство передвижения.

Корпус бронетранспортера состоял из каркаса, на который при помощи клепки были установлены бронеплиты корпуса. На бронетранспортерах Sd Kfz 251 применяли гетерогенные бронеплиты – их наружная поверхность была более твердой, чем внутренняя. Лобовая, бортовая и кормовая броня была толщиной 14.5 мм, а днище и крыша корпуса – 8 мм.

Полковник перед выходом к Коденьскому мосту подробно рассмотрел устройство машины. В силовом отделении размещался двигатель, топливный бак, рулевое управление передними колесами. За противопожарной перегородкой находился пост управления, где были места механика-водителя и командира бронетранспортера. На приборном щитке в районе места механика-водителя установлены приборы, контролирующие параметры работы двигателя (термометр, датчик давления масла, тахометр, указатель топлива), спидометр и контрольные лампочки. Управление бронетранспортером осуществлялось при помощи руля и педалей (сцепление, газ и тормоз). Справа от места механика-водителя находились два рычага; переключатель скоростей и ручной тормоз. По обеим стенам боевого отделения устанавливались скамьи для солдат десанта. Скамьи были покрыты дерматином. На стенах боевого отделения были предусмотрены крепления для оружия десанта: карабинов Маузер 98k калибра 7.92 мм и пистолетов-пулеметов MP 38 и MP 40 калибра 9.0 мм. В общем, полезная и нужная вещь. В Красной Армии образца 1941 года такого аппарата близко не было.

***

Бронетранспортер, шумно лязгая траками, переваливался тяжелыми лаптями в сторону Бреста. На стальных бортах белели кресты. Отделение Ваффен СС состояло из десяти человек. Бойцы разместились на двух скамьях вдоль бортов. Командир расположился рядом с механиком-водителем. Мамина усадили между Вааком и Кирхе. Фашисты, пользуясь минутой, решили пообедать и достали свои ИРП (индивидуальный рацион питания).

В руках Кирхе оказался прямоугольник, обернутый в промасленную бумагу и перевязанный крест-накрест бечевкой. Оттуда он извлек три пакетика кофе и три бумажных прямоугольника меньшего объема: в одном оказался брикет сублимированного супа, в двух других – галеты по десять штук в каждом. Кроме этого, в ИРП нашлась банка тушенки. Немцы жадно поедали тушенку с галетами. О Мамине никто не побеспокоился.

Есть хотелось сильно, несмотря на тупую боль в голове. Ситуацию спас командир, он повернулся к бойцам и сказал что-то по-немецки. После этого, Мамину дали воды в фляжке и две галеты. Галеты пахли черным хлебом и были приятны на вкус. Алексей грыз галеты и не мог поверить в то, что происходит. Он сидит на дерматиновой скамейке, в окружении немцев, от которых несет потом и порохом. И это не сон. Два дня назад он прощался с Машей утром в Питере, а теперь он в плену под Брестом, в сорок первом.

В пути то и дело встречались последствия сражений: артиллерийские орудия (знаменитые 45-ки), смотревшиеся игрушечными среди масштабов боя, развороченные прямыми попаданиями или сплюснутые танковым абордажем; горящие БТ-7, БТ-26, автомашины. Справа и слева от дороги шли бои, ухала артиллерия, слышался треск пулеметных очередей и одиночные винтовочные выстрелы. Но все же это происходило далеко и никто из немцев не обращал на это внимание.

По радиостанции командиру поступала информация, но Мамин, не знающий языка, различал лишь отдельные слова. Внезапно, командир крикнул: «Ахтунг». Это слово Алексей знал, «внимание». Бойцы заняли позиции в амбразурах борта, пулеметчик взял прицел куда-то вправо. Однако, стрелять не пришлось. Когда бронетранспортер проехал еще с несколько десятков метров позади машины (спереди и сбоку Мамин ничего не увидел, поскольку борта были высокие) Мамин увидел группу красноармейцев, человек восемь, поднявших руки. Они были без оружия, гимнастерки свисали тряпьем, ремни отсутствовали, у некоторых перевязаны руки, головы. Видимо, красноармейцы шли в западном направлении сдаваться, а, увидев бронетранспортер, остановились и замерли, ожидая участи. Мамин успел заметить, что лица выглядели растерянными. Удручающее зрелище. Алексей опустил голову.

Клюзенер приказал не останавливать машину. Сдающиеся в плен русские солдаты его не интересовали. Тем более, как отметил Алексей, командиров среди проходящих групп по два, три, до десяти человек, он не увидел. Пулеметчик наводил на красноармейцев ствол МГ-40, но не выстрелил ни разу. Кричал что-то…отпускал шутки и громко смеялся. Мамин наших солдат видел каждый раз по нескольку мгновений всего. В промежутке между обрезом заднего борта и начинающимися клубами пыли, которые поднимала за собой «малышка» эсесовцев.

Дальше они выехали на большую дорогу. Теперь периодически встречались совсем другие картины. Кто только не шел по этой дороге, сворачивая в лес при приближении немецкой колонны или одинокого бронетранспортера. Прячась от бомбежек в придорожных канавах, и снова вставая, и снова прячась. Тянулись беженцы из городков и местечек Западной Белоруссии. Люди ехали на невообразимых самодельных тележках и подводах, ехали старики, женщины и дети. Ехали и шли изможденные, разом постаревшие с быстрыми и испуганными глазами. А в руках узлы, узелки, узелочки. Пальцы судорожно сжаты и дрожат.

Попадались на этой дороге и молодые женщины со сбившимися набок пыльными волосами. Но этим доставалось больше остальных. При виде немецких машин они, как испуганные лани, разбегались по лесам. Кому не посчастливилось удрать, терпели участь всех женщин, в побежденной стране. Мамину не пришлось видеть изнасилований, «малышка» эсесовцев почти не останавливалась в дороге.

Лишь однажды им пришлось сделать остановку. У дороги шел бой, точнее перестрелка, которая закончилась в считанные минуты. Кто-то из отступавших пограничников напал на колонну, подорвав одну машину. Советские пограничники погибли. Пока эсесовцы усаживались в машину, Алексей увидел, как с одной из подвод немец стащил девочку-подростка. Следом соскочил мужик в телогрейке, но с босыми ногами. Принялся отбирать девочку. Наверное, это был ее отец. Его застрелил другой немец, который подошел к отбивающейся, словно бабочка в паутине, подростку и помог уложить ее тут же на обочине. Мамин хотел отвернуться. Смотреть на это было выше его сил, но не отвернулся. В полуобморочном состоянии, с пеленой на глазах, он видел тщетные попытки девочки оттолкнуть от себя фашистов. А они все продолжали растягивать ее по земле, срывали одежду и пытались раздвинуть ноги. Девочка отчаянно сопротивлялась. Наконец, одному из них это надоело. Он примкнул к карабину штык-нож и нанес по одному удару в каждое бедро девочки, целясь в бедренную кость. Подросток закричал не своим голосом. Глухому от контузии Мамину показалось, что деревья в лесу содрогнулись от этого крика. Сопротивление девочки было сломлено. Из ран пульсируя выталкивались фонтанчики крови. Видимо, немец прорубил бедренную артерию, подумал Мамин и, облегченно, вздохнул. Она не успеет пережить бесчестье и позор. Она умрет раньше, чем этот фашист снимет штаны. Ему не достанется русская девушка. Ему достанется труп.

Командир эсесовцев проходил мимо девочки в тот момент, когда она уже истекала кровью, а безумный немец, торопясь, расстегивал ширинку. Командир отвернулся и встретился глазами с Маминым. Алексею показалось, что эсесовец не выдержал взгляда, и опустил виновато глаза.

Бронетранспортер тронулся. В пути еще попадались картины расстрелов красных командиров, политруков и евреев. Попадались колонны пленных, среди которых было немало командиров, переодевшихся в форму рядовых перед сдачей в плен. Алексей это знал. Знал, что советские пленные первых месяцев войны окажутся в лагерях, наскоро состряпанных прямо в поле. Без еды, питья, медикаментов. Под палящим летним солнцем и под проливным дождем. Как скот, их будут держать на голой земле.

Что будут пытаться бежать…и те, кому удастся, месяцами будут выходить к своим. А те, кто выйдет к своим, пройдет фильтрацию. И очень многих ждет штрафной батальон или рота. В лучшем случае!

Знал!

Что большая часть из пленных умрет от голода, жажды и ран. Что не допустят представителей Красного Креста к измученным солдатам, потому что руководство страны Советов не подписало Женевскую конвенцию о военнопленных от 1929 года. Впрочем, вряд ли подписание что-либо изменило. Например, в августе 1941 года СССР предпринимал попытки общения с международной организацией, передав ей списки военнопленных немцев. От немцев последовала тишина. В Конвенции черным по белому: «Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших». Германия конвенцию подписала, но обязательств не выполнила.

Знал!

Знал, что в полевых лагерях ковром расцветет предательство. Командиров и коммунистов будут сдавать. Знал, что человеческая подлость не имеет границ.

Знал!

Но знал и другое. Что не имеет горизонта человеческая…преданность. Сострадание и дружба. Что женщина отдаст свой кров на бревна, чтобы Армия переправлялась через реку, а сама проживет до конца войны в землянке; как сто пятьдесят служебных пограничных собак под Киевом бросятся на позиции врага и выбьют немцев, а потом не отойдут ни на шаг от своих погибших в полном составе хозяев-пограничников, гитлеровцы псов конечно расстреляют, но похоронят с почестями вместе с пограничниками, потому что преданность и доблесть на любом языке почетна.

Знал!

Что, кроме тех, кого он сейчас видел, с грязными, отупевшими лицами, растерянными и брошенными, в ситуации, когда все социальное, не успевшее закрепиться на коже, слетело, и осталась только биологическая потребность: выжить!; прожить еще чуть-чуть, не сто, не даже с десяток лет, когда время человеческой жизни исчислялось не годами, часами, минутами… Что есть и другие. Которые, в роковую минуту, в Брестской крепости, в ДОТах (бетонных кораблях – как красиво сказал Пиллипенко) в одиночку, без шансов на спасение держат оборону. И это беспримерное мужество перечеркивает слабость и трусость, столь свойственную человеку.

Алексея мутило. Сказывались последствия контузии. Он не мог сосредоточиться, чтобы обдумать сложившееся положение. По обрывкам известных ему немецких слов он догадался, что его везут в Брест, где будет допрос. Мамин стал рассматривать сидящих в одном с ним кузове солдат, пытаясь сравнить взглядом из будущего соотношение экипировки советского и немецкого солдата.

Все эсесовцы одеты были одинаково. Поверх стандартного серого шерстяного кителя сидел камуфляж коричнево-зеленого цвета, в такой камуфляж была обшита каска. Наши солдаты носили хлопчатобумажную гимнастерку. В условиях лета, последняя, проветривалась лучше. Поэтому сейчас все гитлеровцы закатали рукава до локтей. У всех эсесовцев поверх камуфляжа были отворочены воротники кителя с черными петлицами. У всех, кроме командира.

– Хрррррм, – громко высморкался в белый платок с вышитым вензелем долговязый верзила, напротив Мамина.

– «Надо же. Прям граф какой-то. Платок даже с вензелем», – подумал Алексей.

Но тут же вновь переключился на амуницию врага. В разгрузочную систему немцев входило:

– Y-образные плечевые лямки

– Кожаные черные подсумки для патронов (Каждое отделение вмешало две обоймы из пяти патронов калибра 7,92 мм, всего 30 патронов в каждом подсумке)

– Саперная лопата Schanzzeug

– Газбак с противогазом М-38

– Камуфлированная тканевая палатка

– Алюминиевая фляга М-31 с кружкой

– Подсумок образца 1931 года (Сухарка)

– Котелок

– Сумка с химнакидкой.

Стоило признать, разгрузка энергомичная, удобная. В нашей армии, подумал Мамин, комплект примерно такой же. Но, как говорил, преподаватель боевой и специальной подготовки в институте МВД Солодовник, снять советскую разгрузку образца 41 года сложновато. А немецкую. раз плюнуть, это очевидно. Стоит только бляху на ремне дернуть и лямки с плеч скинуть.

Взгляд упал на штык Seitengewehr 84/98 образца 1915 года. Похож на тот, которым проткнули бедра девочки. Мамин стиснул зубы. Золингеновская сталь. Впервые Мамин мог рассмотреть раритет вблизи. Подумалось: смахивает на штык-нож к АК-47. В отличие от нашего штык-ножа, предусмотренного только для нанесения колящих ударов, этот мог наносить и рубящие. Поэтому он перерубил артерию. Нашим штык-ножом этого не сделать. Мамина снова замутило.

Алексей взглянул на спину командира. Тот за всю дорогу, ни разу не повернулся. Алексей рассмотрел всех бойцов, даже лицо механика-водителя увидел, когда тот обратился к Вааку. Командир же сидел четко спиной, делая минимум движений.

Но даже этих движений хватило Мамину, чтобы испытать жгучий интерес и одновременно неприязнь к командиру. Это было трудно объяснить, да и не задумывал объяснять сейчас себе Мамин, почему так.

Такое необъяснимое чувство он испытывал уже в своей жизни. Жаль, что этого человека теперь нет рядом.

При приближении к Бресту разрывы снарядов и стрельба становились громче. В крепости по-настоящему разворачивалась битва. Из-за крепостных валов растекался черный дым. Казалось, вся крепость объята огнем. Орудийные залпы не прекращались ни на минуту.

Командир что-то подробно обсуждал по радиостанции. Странное дело, Алексею казался знакомым его голос. Даже осанка и жестикуляция кого-то напоминали. Но ведь он видел его в лицо. Это лицо незнакомого человека. Мамин отбросил мысли, списав на последствия контузии. Действительно, откуда ему, человеку из 21 века, мог быть известен эсесовец из 1941 года. Опять же, оставил в живых. Хотя только по дороге Мамин видел с десяток расстрелянных командиров Красной Армии.

Мамин взглянул на кисть Ваака. Наручные часы показывали 15.30. Уже более десяти часов шла война. Ваак заметил пристальный взгляд Мамина и, вдруг, левой рукой ударил капитана в лицо.