Завернуть за скалы слева, доплыть до следующего пляжа – Secret Beach – и вернуться к припаркованному возле дороги байку кружным путем, не появляясь на Хаад Рине, где сейчас, скорее всего, свирепствует тотальная облава.
Проплыв несколько десятков метров под водой, он вынырнул. Наверху, под крышей возвышающегося на сваях бара, никого не было видно. Судя по всему, никто за ним уже не погонится. Внутри воцарилось неожиданное спокойствие. Приятно радовало то, что он не взял с собой на встречу паспорт и мобильник. Что будет с лежащим в кармане заламинированным пластиком прав и деньгами, он не знал. Однако адреналин от пережитого и ТГК в крови подхлестнули мысль, которая продолжала быстро и четко работать в намеченном направлении. Внимание будто разнеслось упряжками ретивых коней в разные стороны, высвечивая новые, более широкие, пласты реальности. По телу растекалась уверенность в своих силах.
Артур плыл по довольно спокойному морю в сторону Secret Beach и думал:
Итак, если развивать метафору голографической проекции разных «мерностей», то человеческое сознание предстанет чем-то наподобие трехмерной семантической конструкции, пытающейся выстроиться по лекалам сразу нескольких четырехмерных, ежесекундно достраивая недостающее измерение с помощью времени, последовательности мгновений. Получается, что лучшее, что человек может сделать в такой непростой и зыбкой жизненной ситуации – выбрать свой личный принцип, и четко следовать ему. Тогда, по крайней мере, есть какой-то шанс на последовательную сборку по одной модели – со всеми её достоинствами и недостатками – вместо хаотичных и разнонаправленных колебаний. То есть человек это принцип, пытающийся схватить, собрать самого себя.
Артур попробовал представить себе, что будет, если выбрать в качестве модели для этой сборки буддийский путь самопознания, и неожиданно разрозненные обрывки умопостроений на эту тему сложились в единый паззл: осмысленная жизнь, направленная на выход из череды перерождений, метафорически представилась ему чем-то похожим на стремительный прорыв Тай Лунга со дна пропасти к поверхности в «Кунг-Фу Панде». Глыбы, летящие сверху, играли роль временных и быстро опадающих опор – аналогов быстротечных перерождений. Локальная цель каждого из них виделась в том, чтобы успеть хорошенько зацепиться за отдельную жизнь, вскарабкаться наверх и, оттолкнувшись с её вершины, прыгнуть ещё выше, зацепившись за следующую. При этом стремительность продвижения обязательно должна быть выше, чем скорость падения вместе с глыбой. Иначе весь этот невероятный порыв просто теряет смысл…
Ощущая, как его относит течением в море, и слегка забирая к виднеющемуся вдали берегу, чтобы скорректировать курс, Артур подумал о том, что большинство людей намертво вцепляются когтями в твердую породу жизни и сидят на одном месте до момента окончательного падения. Другие просто не могут приложить достаточного усилия для того, чтобы основательно зацепиться, третьи срывают себе когти во время рывка. Четвертые никуда не трогаются со дна, полагая, что это просто бессмысленно. И лишь немногие узнают, что следующую глыбу видно только после достижения верха предыдущей…
Когда он, наконец, доплыл до Secret Beach и выбрался на берег, выяснилось, что пройти в темноте сквозь окружавшие пляж поросшие джунглями горы практически невозможно. Так что Артур просто решил переночевать здесь – и вернуться утром вплавь обратно на Хаад Рин, где к тому времени вся шумиха уже должна была рассосаться.
Обнаружив заботливо растянутый кем-то между пальмами гамак, он улегся в него и, глядя на выглянувшие из-за туч звёзды, неожиданно улыбнулся. Улыбка всё росла и росла в такт покачиваниям, пока, наконец, он просто не расхохотался от счастья и облегчения.
Спокойно качаться в гамаке и подсыхать на теплом ветру, ощущая, что всё позади и опасность миновала, оказалось приятно до такой степени, которая прежде была с трудом представима.
Артур засыпал под мерный шелест волн, ощущая, что сделал всё в полном соответствии со своим личным принципом.
Son of the beach
Как правило, сны Артура представляли собой напластование одних фантастически-нереальных эпизодов на другие. Поэтому особенно удивительным было то, что этот сон, явившийся ему в гамаке Secret Beach под шелест волн, до невероятия напоминал перепросмотр – цепочку последовательных погружений в реальные события прошлого:
День. Яркие лучи весеннего солнца заливают большой, оборудованный для танцев зал в подмосковном Пушкино. Спокойно струится негромкая музыка – «For you» от Dagda Плавно кружатся пары по паркету. Я лежу на боку, наблюдая за этим неслитным движением длинных шуршащих юбок и отстраненно-обрадованным выражением лиц танцующих. Лежу после техники «дыхание животного», в которой мне, вопреки корявым инструкциям, удалось ухватить тонкое состояние разливающейся по телу истомной детской радости – и, улыбаясь, обживаю его. Просто смотрю на узор из теней деревьев за окном, легкой вуалью покрывающий зал, смотрю сквозь пальцы своей правой руки, на предплечье которой покоится моя голова. Взгляд останавливается на ногтях, рельефно поблескивающих в солнечных лучах.
Это сочетание светлой, солнечной, возвышенной атмосферы и свежести, отблески, проступающие в дневном свете, льющемся из открытого окна, уводит в еще более глубокий сон-воспоминание о раннем детстве:
Морозный мартовский день. В детском саду тихий час. Ровный периметр из коек, опоясывающий спальную комнату. Одинокий анклав из четырех составленных вместе кроваток в центре. Даже не поворачивая головы, можно увидеть, как рядом на соседней койке мирно спит девочка Катя из моей группы. Да и остальные дети вокруг тоже спят. Не сплю только я, разглядывая ногти на правой руке. В памяти – недавний разговор: я стою одетый перед прогулкой, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу коридора, за которым снег, снег, снег – и спрашиваю взрослых «а когда же весна»? Мне отвечают, что надо еще потерпеть, что тепло приходит значительно позднее – иногда вообще в мае. Рассеянный тусклый свет проникает в окно спальной комнаты, а я, глядя на кутикулу, нарастающую на ногти, размышляю над тем, как образовался этот странный зазор, из-за которого по календарю весна должна начинаться в марте, а в действительности приходит непонятно когда. Мне еще неизвестно, что месяцы и сезоны изобрели в Италии, где значительно теплее, и весна действительно приходит в марте, но подозрение о том, что за всем стоит какой-то фундаментальный подвох, уже начинает проникать в мысли.
Сон продолжает скользить по поверхности памяти гибкой сеткой солнечных зайчиков: будто рыбка, пойманная бреднем постепенно подтягиваемой к моменту настоящего эмоциональной сети, на поверхность сознания выплывает следующее воспоминание:
Начало марта, яркое солнце, теплое солнечное утро, Гоа. Я лежу на пляже и смотрю на море сквозь пальцы правой руки. Молодой, неглупый, самоуверенный и полный сил. Сумевший ухватить судьбу за хвост и оседлать тигра. Вчера со мной произошло событие, навсегда изменившее экзистенциальную траекторию. Удивительный и прекрасный, как прыжок дельфина, трип, рывком выбросивший меня в пиковое состояние, доступное в этой жизни. Сохраняя привкус этого состояния, перекатывая его, как карамель во рту, я отстраненно-расслабленно улыбаюсь и созерцаю отблески солнца на поверхности волн, осваиваясь с тем, как мне теперь жить со всем этим дальше. И отголоском абсолютной несомненности приходит ощущение, что жить мне дальше теперь – исключительно хорошо… Потому что я полноправный сын этого пляжа, этого неба и этого солнца.
Но это очевидное как день самоощущение зарастает хаотичной констелляцией жизненных событий – и надо время от времени очищать постоянно нарастающую пленку восприятия, как кутикулу на ногтях. Если не делать этого, то с возрастом ей затягиваются целые области восприятия, инфракрасные и ультрафиолетовые его аспекты, само собой разумеющиеся в детстве, но с годами отступающие вглубь памяти, теряющие жизненность, яркость и блеск. Чтобы они оставались, необходимо их предварительно осознать. Впитать, метаболизировать – так, чтобы уметь по желанию обращать на них внимание, вызывать с помощью внутреннего языка. И чем раньше это произойдет, тем более широкий спектр нативной полосы восприятия удастся сохранить в зрелом возрасте.
А что означает это осознание на практике? Что ежесекундно создаваемое ощущение «Я» должно стать управляемым прямо в процессе его реализации. А значит – содержать в себе парадоксальные элементы самоприменимости, бесконечную череду собственных отражений. Это означает бесконечное творчество по созданию этих самоощущений…
С этой мыслью Артур стал всплывать на поверхность яви. Отступающий как морская волна сон оставлял внутри ощущение мягкой неги, в недрах которой по мере пробуждения распускалось предвосхищение чего-то неизвестного, но заведомо и необратимо чудесного, как перед днем рождения в детстве. Утреннее солнце уронило свой луч на лицо сквозь пальмовую крону, заставляя сознание медленно вытекать из-под складок ночного покрывала через мякоть розовато-оранжевых всполохов на внутренней стороне век.
Первое, что предстало взгляду после того, как он окончательно открыл глаза, была повторяющая контуры улыбки светлая полоска попки, приятно контрастирующая с умеренно загорелой спинкой. И то и другое принадлежало девушке, избавлявшейся прямо на его глазах от остатков одежды. Отбросив на подстилку последнее, она медленно вошла в воду и поплыла.
Поневоле сомневаясь в том, насколько происходящее с ним сейчас реально, Артур залюбовался тем, как гармонично сочетаются отблески восходящего солнца, играющие бликами на поверхности моря, и золотистые волосы девушки, резвящейся в волнах.
Эта сцена продолжалось несколько минут, пока, наконец девушка не вышла на берег, очевидно, накупавшись, и не улеглась загорать на подстилку, прикрыв голову шляпой. Судя по всему, всё так же не замечая его. Название книги, лежащей рядом с ней, было написано по-русски.
Предчувствуя интригующий поворот сюжета, Артур решил выбраться из своего гамака. Оглянувшись на него со стороны, он выяснил причину такого беспечного поведения незнакомки: благодаря черно-зеленой расцветке, как оказалось, гамак сливался с зарослями на берегу почти до неразличимости.
– Простите. Не знал, что здесь нудистский пляж, – приблизившись к подстилке, отчетливо проговорил он, стараясь придать голосу как можно больше светского дружелюбия.
Девушка вскрикнула, вскочила и попробовала прикрыть наготу наспех подхваченной маечкой. Получилось не очень.
– Он не нудистский. И вообще – отвернитесь, – почти всхлипнула она.
– Хорошо-хорошо. Хотя я уже всё, в общем-то, видел, – примиряющим тоном произнес Артур, отворачиваясь. – Кстати, как вас зовут, прекрасная незнакомка?
– Олеся, – неожиданно быстро ответила из-за его спины собеседница. – Как же вы так незаметно здесь оказались?
– Приплыл вчера ночью и ночевал в гамаке, – с неподдельной искренностью ответил Артур. – Вот в этом, – на всякий случай показал он рукой. – А можно уже на «ты»? Кстати, я Артур.
– Ты приплыл сюда специально, чтобы подсматривать за мной, Артур? – с неожиданно проявившимися нотками заигрывающей иронии в голосе поинтересовалась Олеся. По её изменившимся интонациям можно было сделать вывод о том, что одежда уже обрела свое место.
– Видимо, да, – улыбнулся Артур, благополучно сделав этот вывод и поэтому разворачиваясь. – А…? – но договорить он не успел, потому что Олеся просто запечатала ему рот своим поцелуем. Как оказалось, из одежды она успела надеть только трусики на завязках, которые и были мгновенно сметены мощным движением. Затем воспоследовал быстрый и страстный секс на подстилке…
Потом, когда они плескались в волнах, обнимаясь и со смехом обсуждая произошедшее, выяснилось, что Олеся тоже далеко не каждый день посещает этот пляж.
– А ты невероятно смелая, – с уважением сказал Артур. – В хорошем смысле.
– Что ты, обычно я не такая. Просто… Не знаю, как ты относишься ко всяким мистическим предзнаменованиям, но мне сегодня приснилось, что я найду здесь свою любовь, прямо на этом пляже. Ну и представь себе – неожиданно появляешься ты. И выглядишь так… Интеллигентно, что ли. Застенчиво, несмотря на показную самоуверенность. Солнце играло в твоих волосах, – произнесла Олеся, заботливо поправляя выбившийся белокурый локон Артура. – В общем, совсем непохоже на обычного гопника.
– Да, это многое объясняет, – стараясь придать голосу как можно больше шутливой многозначительности, ответил он. – «А я милого узнаю по дискурсу».
– Ну а что ты смеешься? – наморщила носик Олеся. – По крайней мере, ясно, что высшее образование у тебя есть. А то и не одно. А я, между прочим, филолог. Граммар-наци, как сейчас принято говорить, да. Поэтому дискурс для меня крайне важен.
– И чем промышляют дипломированные филологи здесь, в тайской глуши? – поинтересовался Артур.
– В основном, экскурсиями… – несколько смущенно ответила Олеся.
– Ну, это очень даже достойно, – поддержал её Артур. – Гораздо лучше, чем то, чем зарабатывает здесь большинство соотечественников.
– Ты знаешь, вот сейчас ты произносишь всю эту чушь – а для меня важно только одно: ощущение, что ты на каком-то очень глубоком эмоциональном уровне хочешь поддержать нашу связь, не закрываешься, не ускользаешь в сторону. Ты ведь хочешь быть со мной дальше, я правильно чувствую? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. Артур серьезно кивнул.
– Вот видишь, – Олеся прильнула к нему всем телом, обвивая под водой ногами. – Значит, сон может быть правдой. Значит, я тебя нашла…
Артур, расставив пошире ноги для устойчивости, крепко обнял её, чувствуя, как твердеет прижавшийся к плечу сосок.
– Ну а что удивительного. В конце концов, мы же на Secret Beach! – его рука подхватила её тело снизу, остановив начавшееся было медленное сползание – и начала нежные возвратно-поступательные движения.
– Ну вот кто ты после этого, а? – улыбнулась Олеся. – Я же серьезно.
– Как это кто? Son of the beach! – патетически пророкотал Артур, не прекращая своих манипуляций.
Full moon afterparty
Заходя в отель к Олесе, Артур пополнил свою копилку еще одним поучительным опытом соприкосновения с соотечественниками. В коридоре он был буквально вмят в стену безапелляционно шествующей массивной женщиной за пятьдесят с выражением лица «Крым наш!» Артур ничего не имел против Крыма, но такое выражение обычно сопровождалось массой неприятных побочных эффектов. Не реагируя на его вежливые попытки поздороваться по-русски, женщина, сохраняя индифферентно-агрессивную мимику и слегка потрясая при ходьбе жирными складками щек, патетическим жестом отодвинула Артура в своем победоносном и неумолимом продвижении к столовой.
Он уже начал думать, что безотказно работавший до сих пор инстинкт распознавания соотечественников на этот раз все-таки дал сбой, однако добравшаяся до столовой, тетка разрешила все сомнения протяжным выкриком: «Люююб! Там опять капусту дают?»
Артур давно наблюдал за повадками руссо-туристо за рубежом и даже составил что-то наподобие классификации – для внутреннего пользования. Экспансивный пенсионный типаж был достаточно распространен в отелях Паттайи и водился на Пхукете, но на Самуи и Пангане являлся относительной редкостью. С другой стороны, именно он был нарасхват у «групповодов», поскольку сочетал в себе все мыслимые для туриста достоинства: группировался стайками, был достаточно баблист, плюс ко всему склонен расставаться со своими деньгами по самым нелепым поводам. Это позволяло жить немалому числу его знакомых. Среди которых, как выяснилось, оказалась и Олеся, специализировавшаяся на экскурсиях в сафари-парк, фотосессиях с попугаями, водопадах и слоновьих обливаниях.