Das Yablo-man
В очередной раз встретившись «покурить», Артур с Митяем заняли стратегически безупречную наблюдательную позицию высоко на холме, неподалеку от бара «Амстердам». С длинного бревна, которое они с разных сторон оседлали, открывался отличный вид на бесконечный зеленый ковер джунглей внизу, испещренный узором из дорог, – и, конечно, на море, сверкающим изумрудным градиентом окаймляющее это буйство цвета.
Однако Артура не особенно привлекал этот великолепный пейзаж – отвернувшись куда-то вбок, он склонился над малопримечательным участком земли рядом с бревном, сосредоточенно наблюдая за небольшим воинством муравьев, организованной колонной продвигающихся по тропе.
– Ты задавался когда-нибудь вопросом, – тихо проронил он наконец в сторону Митяя, – почему они так целенаправленно бегут по одной и той же тропинке? И откуда, в конце концов, знают, где именно она должна проходить?
Митяй усмехнулся и махнул рукой на дорогу внизу, по которой цепочкой ползли застрявшие в пробке автомобили в сторону Тонг Салы:
– Положим, у муравьев управление осуществляется химическими сигналами – это понятно. А вот посредством чего оно реализуется у людей?
– Может быть… – задумчиво протянул Артур, – с помощью культурного кода. Совокупности означающих и означаемых, поставляемых социумом для своих рабочих элементов. Как говаривал Теренс МакКенна: «Культура – это не твой друг. Это твоя операционная система».
– Громкое заявление. Которое необходимо чем-то подкрепить, – хмыкнул Митяй. – Твоя новоиспеченная теория на такое способна?
– Давай попробую, – кивнул Артур, переводя взгляд на горизонт, по которому проплывали паромы и круизные лайнеры. – Для этого надо будет подробнее рассмотреть триаду «влечение-желание-намерение»:
Влечение – это ощущение разницы между «Я», репрезентацией настоящего, и «Я+», представлением о будущем. Может фиксироваться либо как дискомфорт, подталкивающий к устранению вызывающих его причин, либо как порыв, устремляющий к потенциально светлому будущему.
Желание – это оформившееся представление, каким именно способом эту разницу устранить. Так, чтобы желаемое наконец совпало с действительным, «Я» с «Я+». У человека желание обязательно проходит через предварительную интерпретативную обработку для того, чтобы оформиться – и из неопределенного влечения становится желанием чего-то конкретного. Это похоже на вопрос «чего именно я хочу?» – и даже на вчерне полученный набросок ответа «каким образом этого достичь»?
Намерение – это чёткая целостная установка «что и как делать, чтобы то, чего я хочу, произошло». Можно сказать, что намерение – это желание, которое знает, как себя воспроизводить и реализовать. Намерение одобряется всей психикой, проходит согласование, своеобразный тест на когерентность, непротиворечивость и выполнимость. Например, когда я хочу взять палочку с земли, – проговорил Артур, наклоняясь и нарочито медленно поднимая небольшую веточку, – и делаю это, за доли секунды мгновенно простраивается вся триада: смутное влечение к устранению легкого эмоционального дискомфорта мгновенно оформляется в желание привести пример, убедительно иллюстрирующий мою мысль, а затем – в намерение, включающее гештальт мышечного действия, необходимый, чтобы взять палочку. В случае более изощренных и нетривиальных влечений всё может быть значительно сложнее. Разрыв цепочки возможен на каждом из этапов – и реально случается. В результате вся система мотивации дает сбой – и до результирующего действия так и не доходит.
– Хорошо. И какое отношение это имеет к социальной операционке?
– Рассогласование, являющееся причиной влечения, может приходить из разных источников: сенсомоторного, эмоционального и… скажем так, культурно-синтаксического. С возрастом и процессом оккультурации доля третьего элемента в структуре формирования влечений у человека неуклонно повышается, а доля сенсомоторного и эмоционального – сокращается. То есть представление о том, «что именно я хочу?» и возможность выделить желанную цель, обозначить ее, запомнить и удержать в процессе реализации, дается подрастающему человечку обществом. Таким образом, культура для него уже к 6—7 годам превращается в полноценную операционную систему, уровень жесткости установок которой ничуть не ниже, чем в муравейнике.
– То есть ты хочешь сказать, что собственное желание дано человеку только через культурные коды? Даже желание есть и пить? Вроде бы это инстинктивная вещь? – поднял бровь Митяй, раскуривая сигаретку.
– Именно. Культура через мировоззрение определяет, что именно ты захочешь съесть: бифштекс, чипсы или пророщенную пшеницу. И как: вилкой, палочками или руками. Надеюсь, эта мысль достаточно тривиальна – и не надо дальше ее развивать? – Артур посмотрел на Митяя, сохраняющего индифферентное выражение лица, и продолжил. – Да, собственное желание дано человеку через культуру. Представление о «Я+» приходит к подавляющему большинству исключительно из социума: отсюда странная тяга к дорогим машинам, брендовой одежде и другим признакам статуса. В частности – навязчивая потребность обязательно иметь Айфон последней модели.
И вот здесь начинается самое интересное: я полагаю, что это далеко не случайно, современный капитализм в целом основан на том же принципе, по которому коммерциализирован Айфон. Или, как небезосновательно называют его в русских селениях – Яблофон.
– А до этого? – усмехнулся Митяй. – До яблофонов. Было по-другому?
– До этого было слегка по-другому, – кивнул Артур. – Можно назвать сформировавшийся на наших глазах в начале нулевых очередной социальный апдейт капитализма «цивилизацией я-блокфона». Он базируется на весьма глубоком и нетривиальном принципе, который, кстати, отличается от конкурирующих идеологий Линукса и Андроида. И в основе его – блок, ограничение уровня доступа. То, что «залочивает» мировоззренческую прошивку юзера.
– О как ты загнул, – выдохнул дым Митяй. – Интересно. Разверни, плиз.
– Айфон славен не тем, что быстр или стилен – а тем, что посадил миллиарды юзеров на короткий поводок обновлений. Возможно это стало благодаря политике, по которой для избежания использования потенциальными хакерами уже известных эксплойтов системы, было принято решение постоянно выпускать всё новые и новые прошивки, постоянно вынуждая пользователей пересаживаться на свежую версию. А если этого не сделать? Тогда программы и приложения в определенный момент просто перестают фурычить. Более того, становятся морально устаревшими и неактуальными старые модели самих девайсов – хотя технически они всё еще прекрасно работают. Просто очередная прошивка однажды перестает их поддерживать – таким образом юзеров мягко, но настойчиво вынуждают купить новую модель.
Если через призму этой метафоры посмотреть на то, что происходит с мотивационным механизмом человека современности, то окажется, что отличий от Яблофона не так уж и много: психика субъекта залочивается социумом изначально – и вполне преднамеренно. Культура просто не выдает ему, как ты говоришь, «прав доступа» на самоизменение. Вступая в большую жизнь, человек ощущает себя не администратором, а юзером. Являясь не хозяином своего желания, а рабом, задача которого – придумать и воплотить как можно более эффективный способ достижения заветной морковки, не осмысляя «а почему я, собственно, хочу именно ее?» Не замечая, к чему именно эта морковка привязана.
В результате человек большую часть времени думает только о том, как оставаться up to date и заработать на новый социальный апдейт, не выпасть «из тренда обновлений».
Так что современный капитализм отличается от своих предшественников тем, что навязывает в качестве обязательного режим постоянных усилий измениться к лучшему – чтобы ни в коем случае не отстать от последнего апдейта. Поэтому человек постиндустриальной эпохи, «ябломан», или – вполне по-хайдеггеровски – das yablo-man, всегда озабочен и при этом беспомощен – то есть эмоционально и психологически максимально далёк от расслабленного спокойствия, необходимого для достижения шаматхи и реализации медитативных практик. Надо сказать, что даже застойный совок 70-80-х в этом отношении был значительно человечнее, поскольку не принуждал никого к бесконечному усилию по самоизменению. Может быть этим и объясняется феномен подпольного позднесоветского буддизма, проявившийся в таких текстах, как «Монограмма», творчестве Гребенщикова, а затем и Пелевина.
– Тебя послушать, так просто последние времена настали, – улыбнулся Митяй. – А как же хакеры? Люди, которые ищут новые эксплойты, уязвимости системы и разлочиваются. Они же есть?
– Есть, – согласился Артур. – Но капитализм кровно заинтересован в том, чтобы их популяция оставалась крайне ограниченной, и поэтому с помощью все новых апдейтов делает так, чтобы поиск уязвимостей, через которые можно было бы сделать само-джейлбрейк и анлок, отнимал непропорционально много времени и интеллектуальных ресурсов. Становясь, таким образом, непосильной задачей для рядового юзера. Над созданием таких заградительных апдейтов работает целая индустрия, состоящая из весьма неглупых людей. В прошлом – тех же хакеров.
Для того чтобы разлочиться, требуется желание разбираться со всем этим, мощное и довольно устойчивое – чтобы пробиться через намеренно возводимые барьеры и однажды все-таки добраться до эксплойта в интроспекции. А откуда это желание взять? Понимаешь? Это основной вопрос, замыкающийся в бесконечную петлю. В условиях современного общества его значимость только нарастает. Обычно мы сталкиваемся с ним в обличье бесконечных воплей «откуда взять мотивацию?», наводнивших психологическую литературу.
– Ага, – хохотнул Митяй. – Как захотеть хотеть? Популярная тема для тренинга. Мне иногда кажется, что скоро рынок завоюют инновационные программы «как вдохновить себя завязывать шнурки?» или «Порождение энергии сходить в туалет: 10 лайфхаков». То есть ты хочешь сказать, что нормальная система мотивации у современного… эмм… ябломана намеренно сломана – и в разрыв вставлен механизм дистанционного обновления прошивки? И в результате он не способен хотеть и достигать чего-то несоциального, не связанного с деньгами, статусом и новенькими гламурными апдейтами. Ну ок. Допустим. С этим я готов согласиться. А что, разве раньше было не так?
– Раньше, в традиционном обществе, было не так, – подтвердил Артур. – Нам даже трудно представить сегодня уровень социальной стабильности и психологической защищенности, который бытовал, например, во времена Будды в древней Индии. Родился – и никаких апдейтов. До конца жизни. Об обновлениях можно даже не думать. Посвящай свое время и намерение достижению других целей, предположительно более интересных и осмысленных.
В результате человек современности оказался в уникальных, исключительно неблагоприятных условиях для психопрактик – такого еще не было никогда. Таким образом, первая задача для ябломана – это элементарно разлочиться, осуществить реконкисту желания, обрести способность к самоуправлению. Хотя бы на таком уровне, который аналогичен умению завязывать шнурки в психопрактиках. Только после этого можно говорить о каких-то шагах к дальнейшему ментальному развитию.
– И что же необходимо для такого «джейлбрейка»? – поинтересовался Митяй.
– В первую очередь, понимание структуры триады «влечение-желание-намерение» – и того, как в твоей отдельно взятой психике она реализована сейчас. А затем с помощью этого понимания следует постепенно перехватывать контроль за отдельными ее элементами, обретая всё больше прав.
– Ага. Просветление в этой схеме, я так понимаю, соответствует достижению root’а?
– Что-то вроде того, – улыбнулся Артур. – Но это настолько отдаленная перспектива, что о ней даже сложно говорить. К счастью, не нужно ждать так долго, чтобы начать получать результаты. Если правильно выстроить систему мотивации, каждый шаг на этом пути будет сопровождаться ощутимым улучшением эмоционального состояния.
– Почему? – поднял бровь Митяй.
– Потому что знакомая тебе хаббардовская шкала состояний «от трупа до экстаза» – это последствия сличения «Я» и «Я+», происходящего на эмоциональном уровне. Если совпадение точное – и я получаю ровно то, на что рассчитываю – это дает спокойную уверенность, хорошее ровное состояние. Если расхождение в минус – и я получаю неприятные сюрпризы разного рода – извольте пожаловать в сегмент нижележащих эмоций: таких как гнев, страх, апатия и т. д. Если расхождение в плюс, то есть я неожиданно обнаруживаю, что получилось даже лучше, чем ожидалось – состояние поднимается выше, давая радость, энтузиазм, экзальтацию, эйфорию и экстаз. Если начать лучше понимать сам принцип эмоционального сличения – и хоть немного оказывать на него влияние – сразу же появляется возможность самостоятельно поднимать фоновое состояние. Собственно, это и есть эксплойт. Стоит только слегка изменить структуру этого сличения – так, чтобы получить шанс постепенно становиться ее хозяином, а не рабом. Перестать быть яблонавтом.
– Спасибо, – улыбнулся Митяй, докуривая сигаретку. – Теперь стало понятнее, чем я всю жизнь занимаюсь. Яблонавтикой…
Игройога
Уже глубоко за полночь Артур гнал байк к Митяю на север острова по раздолбанным панганским дорогам, высвечивая фарами и привычно объезжая притаившиеся то тут, то там в темноте ямы, а сознание заполнял набравший силу поток размышлений:
Вот сейчас я еду почти в полной темноте по безлюдной раздолбанной дороге в чужой стране, ежесекундно рискуя влететь колесом в яму. Казалось бы, это должно вызывать страх, однако, напротив – вместо него ощущается собранность. Более того, эта собранность еще и помогает мне параллельно думать о своем состоянии, не только не мешая, но и выступая ресурсом. Однако совсем ли я свободен от страха или что-то от него все-таки живет в ядре собранности, выступая для нее основанием?
Артур постарался честно ответить на этот вопрос, пробежавшись по себе вниманием: элементы напряжения, безусловно, присутствовали – не только в теле, сжавшем руль байка, но и в сознании. Определенно, состояние было далеко от медитативной расслабленности и безусильности. Общим фоном оставалась совсем не радость, а скорее опасение.
Итак, на примере страха можно разделить два принципиально разных типа эмоций: страх первичный, примордиальный, накатывающий на некоторых людей во время паники, и страх индикационный, семантический – например, как в случае опасения насчет ямы в темноте или полицейского, который вполне реально может остановить для проверки документов. Первый просто наваливается и блокирует сознание, являясь тотально негативным, второй же является рационально обоснованным опасением, выстраивая рамочные ограничения для деятельности и помогая не попасть в историю.
Возникают эти два вида страха по разным схемам, соответственно, совершенно по-разному надо и избавляться от них. Что касается панического страха, его следует сводить к рациональному опасению с помощью осознавания. К зрелому возрасту большинство людей успешно проделывают этот трюк – просто для того, чтобы нормально жить в обществе.
Но как разбираться с самим рациональным опасением? Оно ведь тоже неприятно. Да, в значительно меньшей степени, но с некоторого момента продвижения в практике даже такой уровень дискомфорта начинает мешать и становиться препятствием.
Очевидно, необходимо передоверить ту индикативную функцию, которая реализована с помощью легкого неприятного ощущения опасности, сознанию – так, чтобы она составляла одно из измерений мысли. То, что было неизменяемым эмоциональным ощущением, должно стать фоновым мыслеактом, значительно более гибким и подконтрольным. Почти по Фрейду: «Там, где было Оно, должно стать Я». Но для этого необходимо освоить сам навык такого «расширенного» мышления с еще одним дополнительным «измерением», посвященным тому, чтобы эффективно и рационально оценивать опасность без необходимости привычного эмоционального самонапоминания о ней. Вместо фонового ощущения «соберись, могут быть неприятные последствия!» должно прийти постоянное памятование об этом.
Само это рассуждение вызывало некоторую радость, и на губах Артура проступила улыбка – ведь удалось нащупать достаточно точный и внятный критерий для дальнейшей работы. Чуть более плавный и комфортный, чем обычно, объезд мелькнувшей впереди огромной ямы слегка усилил это состояние.
Очевидно, именно в этом, весьма специфическом, смысле идет речь о «памятовании» у Гурджиева-Успенского и в хороших переводах буддийских текстов, посвященных шаматхе и випашьяне. «Памятование» является своеобразным расширением схематики мышления, метафорически позволяющим схватывать как полноценный трехмерный куб то, что воспринималось до этого как несколько плоских квадратов; возлагающим на сознание те функции, которые до этого привычно и бессознательно реализовывались посредством эмоций. То есть «памятование» в терминологии «Абхидхаммы» – это пребывание в дхьяне некоторого уровня.
Такой взгляд на ментальную деятельность позволяет более точно определить, чем же в действительности являются «семантические измерения» индивидуального языка. Условно можно считать, что по умолчанию внутренний язык обычного социализированного человека «двумерен», предполагает удержание концептуального конгломерата смысла в двух измерениях: фронтальном и латеральном. А что же с третьим? Оно удерживается с помощью определенного эмоционального состояния, являющегося своеобразным внутренним напоминателем, своего рода монотонно повторяющейся «прото-мысли». Таким образом, в субъективном опыте присутствуют все три измерения, проблема лишь в том, что одно из них – представленное эмоцией – неподконтрольно и с трудом изменяемо. Получается, что невинно звучащее «памятование» на деле является вполне себе героической «внутренней реконкистой», возвращением под контроль сознания тех аспектов психики, которые привычно работают в автоматическом режиме с детства. Но для того чтобы эту реконкисту успешно осуществить, надо детально разобраться в том, как устроены эмоции.
Артуру подумалось, что фундаментальная проблема человеческого способа существования заключается в том, что эмоциональная сфера вынужденно совмещает в себе два разных аспекта, которые сливаются до неразличимости: «эмоцию-для-себя» – состояние, в котором человек себя ощущает на основе интроцепции – и «эмоцию-для-других» – установку, диспозитив, необходимый для того, чтобы быть готовым правильно отреагировать на окружающий контекст. Страх как честная констатация того, что я сейчас просто боюсь – и страх как готовность тела и психики к действиям типа «бей или беги».
А если их развести? А если их развести, то «эмоцию-для-себя» можно постоянно поддерживать на уровне, близком к энтузиазму и эйфории – от этого точно никому не будет хуже, а вся тяжесть «эмоции-для-других» просто переляжет на возросшую осознанность.