Недо… (рассказы). Ради карнавала

Он постарался не поддаться панике и гнал от себя мысль, что заперт под землей с дьявольским существом, настроенным отнюдь не дружелюбно. В подвале сарая старого дома, в полупустой, Богом забытой деревушке. Дома, про который знает лишь неприветливая старушка, не желающая вмешиваться в чужие дела. Да уж… Единственная надежда на то, что Лилия очнется и выпустит его отсюда, пока седой монстр… Кстати, что это с ним?

Старик лежал на спине и дышал со странным хрипом. Из уголка рта стекала красная струйка. Лужица такого же цвета неторопливо разрасталась возле правого бока.

Андрей спустился по ступенькам и протянул руку к раненому. Тот попытался отстраниться.

– Не трожь меня!

– Я хочу помочь.

– Не получится. Легкое пробито. Когда падал, напоролся на что-то острое. Рана худо-бедно закрыта, а начнешь меня шевелить и поднимать – я просто умру быстрее.

– А разве у тебя не заживает все моментально?

– Ты сдурел?

– Хорош прикидываться! Я все про тебя знаю – и про труп в квартире, и про грузчика, и про всех остальных, вплоть до кроликов. Знаю, что ты пил кровь Лилии, чтобы пореже охотиться на других людей и поменьше привлекать к себе внимания. А она тебя любила и защищала своим молчанием. Чтобы проводить все время с тобой, перешла на ночной образ жизни. Да, она пыталась предупредить всех этих людей. За это ты запер ее здесь, чтобы никто не узнал твою паршивую тайну! Ты…

Гневную тираду Андрея прервал хриплый булькающий клекот. Ухмылка старика пузырилась красной пеной.

– Тебе смешно?

– Еще как! Такой большой умный мальчик. Все-то ты разнюхал, все-то ты понял… Кроме одного.

– Так и есть. До сих пор не могу понять, как ты смог проснуться днем?

– Когда поднимается крышка люка, в доме срабатывает сигнализация.

– Да я не об этом. Ты же не должен был подняться до заката. А вскочил и выбежал прямо под солнечные лучи. Как?

– А очевидный ответ тебе не подходит? Хотя постой… вот оно что… она… Когда она тебя поцеловала?

– Откуда ты знаешь?

– Догадался.

– Не увиливай, я все равно узнаю, как ты смог приспособиться к свету. Впрочем, теперь вся твоя хитрость и изворотливость не поможет! Ты попал в свою собственную ловушку. И когда Лилия очнется, она выпустит меня отсюда. А ты пока посидишь тут, подождешь, пока я вернусь с полицией. И тогда ответишь за все сполна! Лилия станет свободна, мы будем с ней счастливы! Если только… – голос Андрея прервался, – если она очнется. Я так и не успел найти пульс. Она была холодной, как ледышка. И теперь я надеюсь изо всех сил, что она просто сильно замерзла и у нее хватит сил прийти в себя. Потому что, если она умерла,.. мне тоже жить незачем. И знаешь что? Если бы я мог все вернуть, я снова пришел бы сюда. Прибежал бы со всех ног, даже зная, что умру. Умру, пытаясь спасти свою любимую. И жалею сейчас только об одном – свои последние минуты я проведу не с ней, а с тобой. С тем, кто отнял ее у меня!

Старик с трудом разлепил пересохшие губы. Говорил он тяжело и понемногу, часто останавливаясь. Ему явно не хватало дыхания.

– Я сейчас чу… чувствую то же самое… Но если… это все, что тебя… беспокоит,.. не волнуйся… Она очнется… после заката… Обяза…

– Что? Что?!! Откуда ты можешь знать?

Вне себя от злости Андрей схватил умирающего за грудки и в исступлении начал его трясти.

Пока не понял, что безвольно болтающейся в его руках иссохшей тряпичной кукле уже все равно. Он прислушался к себе, ожидая радости или облегчения. Но ощутил только растущее нетерпение.

Он сделал то, что должен. Теперь очередь за Лилией.

__________

Андрей сидел на холодном полу подвала и ждал. Время от времени он бросал нетерпеливые взгляды на крышку люка в потолке. Скоро она откроется. Его любимая девушка вот-вот освободит его.

И он впервые назовет ее по имени.

Сентябрь – ноябрь 2012

Ангел

Дело надо было закончить на восходе. Ночью легче дойти до места по холодку и не придется лишний раз смотреть мальчику в глаза. Он не должен догадаться о цели ночной прогулки. Во всяком случае – сразу.

Тропа была знакома до последнего камушка, лунного света вполне хватало, так что идти получалось быстро. Скоро можно будет сделать небольшой привал. Абрахам взвесил на руке полупустой мешок. Еды негусто, да и пес с ней – так или иначе, все достанется мальчику, самому сейчас кусок в горло не полезет. Еще и воды он от волнения захватить забыл, пришлось бы жевать всухомятку.

Зато не забыл самое главное. То, что болталось сейчас в мешке вместе с парой черствых лепешек и засохшим куском сыра. То, что пригодится потом, когда они доберутся до места. И еще он не забыл загодя приготовить крепкую рогатину и перед их уходом, три дня назад, тихо выскользнув наружу, накрепко подпереть дверь дома со спящей женой. К тому моменту, когда она сможет выбраться, Абрахам с мальчиком и двумя его друзьями-подростками будет уже далеко. Друзей пришлось взять для отвода глаз и наплести им про тайное паломничество…

__________

На исходе третьего дня Абрахам нарочно долго не останавливался на привал, чтобы все посильнее вымотались и крепче спали. После, тихо растолкав мальчика, он повел его к вершине горы. Пускай детишки досматривают сны – когда они проснутся, дело будет сделано. Его авторитета хватит, чтобы объяснить свой поступок и этим сосункам, и всем остальным. И пусть кто-нибудь осмелится после заикнуться, что старый Абрахам горазд только судить других. Вот разве что жена…

Разделит ли она его непосильную ношу? Или ему придется до дна испить горькую чашу одиночества? Абрахам был полон угрюмой решимости довести начатое до конца, какова бы ни была цена. Но если бы она смогла… пусть не простить, но понять. Если бы…

Поневоле мысли унеслись в далекое прошлое, к дням их молодости. Живые, влажные черные глаза девушки в скромном платье. Свадебный обряд, жаркие ночи, полные ласк и объятий. Нескоро оба поняли, что детей у них не будет. В отчаянии он заимел сына от рабыни, но стало только хуже – та возомнила о себе невесть что и потихоньку стала изводить намеками да издевками его суженую. Абрахам понимал, что, если так пойдет дальше, рабыню с байстрюком придется вытолкать взашей. Потом, когда у жены голова уже не просто серебрилась сединой, но, почитай, ни одного темного волоска не осталось, появился на свет мальчик. Роды прошли тяжело, а ревнивую рабыню Абрахам опасался подпускать к первенцу. Пришлось самому выхаживать и мать, и младенца грубыми, непривычными к домашней работе руками. Первые шаги, первое слово… Мальчик вырос крепким и сильным. До недавнего времени им гордился бы любой отец. Абрахам почти улыбался, когда шел, перебирая в памяти самые яркие моменты их жизни. Жизни, когда они еще были одной семьей…

__________

В тот проклятый день к его дому пришли люди, много людей. Послушать его мудрые слова, попросить растолковать сложное, рассудить спорщиков, укрепить сомневающихся. И вот, пока Абрахам ненадолго задумался посреди своей речи, подбирая подходящие выражения, мальчик, стоящий рядом, пробурчал себе под нос это… это…

Абрахам дернулся, как ужаленный и посмотрел на лица ближайших слушателей. Кажется, кроме него, никто ничего не заметил. Потом впился обжигающим взглядом в лицо мальчика. Тот стоял с самым невинным видом и лишь озорной блеск глаз выдавал его. Абрахам пытался продолжить беседу, но мысли путались, сбивались, снова и снова возвращаясь к произнесенному богохульству. Он скомкал конец речи и, наскоро выпроводив собравшихся, отправился подальше от дома – подумать, что же теперь делать. В груди, словно холодная железная игла, засело… нет, еще не окончательное решение, но его предчувствие.

При всей кажущейся невинности, совершено одно из самых тяжелых преступлений. Абрахам понимал – не разумом, а сердцем – списать все на шалость, малолетнее неразумение нельзя. Ему ли, год за годом ведущему трудную, почти неравную борьбу с косностью и неверием соплеменников, не знать, что грех начинается не с огромного шага назад, а с крохотного отступления в сторону. Даже если бы в его силах было проявить снисходительность к несовершенству человеческому, то это касалось бы кого угодно, но только не собственного наследника. Того, кто должен продолжать бороться после его ухода. Для кого он, старик, будет лишь подпоркой. Кто станет сильнее, мудрее и пойдет дальше. И поведет за собой остальных.

Да, люди охотно пойдут за ним, но куда их заведет человек, уже сейчас позволяющий себе подобные выходки? Такого никак нельзя допустить. Трудное, но необходимое решение было принято. Игла в груди превратилась в ледяной, с острыми краями валун, мешающий дышать. И Абрахам предчувствовал, что, несмотря на убежденность в своей правоте, носить ему отныне эту тяжесть до конца жизни. Вздохнув, он отправился искать рогатину попрочнее…

__________

Короткий привал и остаток пути Абрахам почти не заметил, погрузившись в свои мысли. Он все ждал, когда мальчик начнет догадываться, зачем они пришли сюда. Может быть, даже начнет задавать вопросы или попытается сбежать. А возможно (Абрахам боялся этого больше всего на свете, даже сейчас) начнет умолять о пощаде. Но мальчик, вроде бы так ничего и не заподозрив, послушно остановился возле старого пустого жертвенника.

Абрахам сунул руку в опустевший после привала мешок и сжал рукоятку большого тяжелого ножа…

Мальчик отбивался изо всех сил, настолько отчаянно, что в какой-то момент едва не одержал верх и не вырвался. Потом, когда широкое лезвие неожиданно легко, почти не встречая сопротивления, пронзило его, затих и только дышал часто-часто и неглубоко – все тише… тише…

Что-то защипало в глазах Абрахама настолько сильно, что ему пришлось вытереть их рукавом. Наваждение прошло. Мальчик все также терпеливо ждал – темный контур в неверном свете рождающейся зари – возле грубого каменного постамента.

На негнущихся ногах Абрахам шагнул вперед. Раз. Еще раз.

– Мне лечь или как?

Вопрос прозвучал настолько обыденно, что Абрахам не сразу сообразил, о чем речь. Он и подумать не мог, что мальчик давно, возможно с самого начала догадался, куда и для чего они шли. Десятки мыслей вспыхнули в голове, но старик хотел знать самое главное.