Недо… (рассказы). Ради карнавала

– Не думал, понятно. Мировая скорбь важнее. Ну а я после бессонной ночи в седле с ног валюсь. Да и ты не похож на образец бодрости и оптимизма.

– Еще бы, но на любом постоялом дворе попросят плату вперед. Или у тебя есть что-нибудь на примете?

– Кварталах в пяти отсюда есть ювелирная лавка.

– И думать забудь! Да я лучше с голоду сдохну, но воровать не пойду! И тебе не дам!

– Не болтай глупостей, если не хочешь ночевать на улице! Хозяин – мой давний должник. И слово свое держит, но это – скряга, каких свет не видывал. Ни одну монету из рук не выпустит.

– Тогда чем это нам поможет?

– А тем, дурья твоя башка, что, хоть денег он нам не даст, но на недельку приютить двух усталых путников сможет. А за это время что-нибудь придумаем.

– Отлично! То есть… Погоди, а почему ты, собственно, мне помогаешь?

– Ты чем-то недоволен? Тебе не нужна помощь?

– Нужна, конечно. Просто я уверен, что там, на поляне, идея совместного путешествия не привела тебя в бурный восторг.

– Тогда ты мог выбирать – прийти мне на помощь или проехать мимо. И решил помочь. Теперь, когда наш уговор добраться до города выполнен, я встала перед тем же выбором. И приняла решение.

– Я правильно тебя услышал – это, все-таки, запоздалое «спасибо»?

Тайя вяло отмахнулась.

– Не цепляйся к словам. Впрочем, если тебе это настолько важно – да, я тебе очень благодарна! Но не за то, что ты думаешь. В лесу я и сама бы выкрутилась. С кошельком – какое-то недоразумение вышло. А вот после нескольких недель скитаний, ночевок в лесу, жизни впроголодь и хронического недосыпа почувствовать себя человеком… Да не просто человеком, а почти королевой! Спать на настоящей кровати, есть досыта и сорить деньгами. О-о-о!..

– Но ведь…

– После поболтаем, хорошо? Подожди меня немного. Будет лучше, если я сперва появлюсь в лавке одна. Ювелир панически боится грабителей.

– Как необычно!

– Ерничать потом будешь. Я с ним договорюсь с глазу на глаз и вернусь за тобой.

__________

С этого момента начинались сложности. Память сохранила лишь пару смутных воспоминаний. Вот он идет привязывать своего жеребца к коновязи. Вот замечает на другой стороне улицы стражника. Что-то в его поведении кажется странным. Что же? А, точно! Посреди деловито снующих людей этот человек застыл неподвижным изваянием и тяжелым, немигающим взглядом смотрит прямо на Алекса. А вот Алекс почему-то лежит на земле и стражник, наклонившись к нему, внимательно вглядывается в его лицо…

__________

Видимо он, все-таки, задремал, потому что пропустил момент, когда в камере (все-таки в камере!) появился человек с факелом. Вошедший поддел Алекса носком сапога и перевернул на спину. Справедливости ради надо сказать, все было проделано без лишней грубости – с целью разбудить, а не покалечить. Но пришлось менять с таким трудом найденное положение головы, в котором она болела меньше всего, и возгласа боли сдержать не получилось. Факел невыносимо слепил привыкшие к темноте глаза. Голова раскалывалась. Алекс лежал на спине и глухо стонал. Перед ним, грубо вырванным из оков сна, все еще стояло недавнее воспоминание – лицо странного стражника в нескольких дюймах от его лица – когда вошедший человек наклонился к узнику. В первое мгновение Алекс подумал, что еще спит. Давным-давно, в прошлой, нормальной жизни его учитель любил щеголять иностранными словечками. Одним из них было «дежавю» – ощущение, что когда-то где-то ты уже оказывался в похожей ситуации. Наконец-то нерадивый ученик понял, что имел в виду наставник. Лицо, нависающее сейчас над ним, было лицом того самого стражника на площади. В приступе внезапно подступившей паники лежащий на спине Алекс попытался, судорожно извиваясь, отползти подальше и со всего маху ударился головой о выступающий из пола крупный булыжник. Мозг взорвался ослепительно яркой вспышкой боли и погрузился в благословенную тьму.

К сожалению, ненадолго.

Открыв глаза, Алекс увидел проплывающий под ним грязный, плохо освещенный пол и понял, что его несут по какому-то коридору. Несет, скорее всего, тот, кто пришел за ним в камеру. И, вполне вероятно, тот, кто его в эту самую камеру поместил, предварительно крепко приложив дубинкой. Это объясняло и головную боль, и потерю памяти.

Но долго предаваться размышлениям в его теперешнем положении не удалось. Тот, кто нес Алекса, снял его со своего плеча и усадил на пол, прислонив спиной к стене. После чего жестами стал объяснять что-то стражнику, стоящему с огромной связкой ключей возле перегораживающей дорогу решетки. Краткая беседа закончилась рукопожатием, заскрежетал ржавый замок, и Алекс снова оказался переброшенным через плечо.

На этот раз путешествие оказалось недолгим.

Шагов тридцать по прямой, поворот, десяток ступеней вниз. Человек, несший Алекса, пошарил свободной рукой в кармане, достал ключ и открыл невысокую, но толстую дубовую дверь. Свет факела, горевший наверху лестницы, сюда почти не доставал. Несмотря на это, стражник шагнул внутрь, осторожно прикрыв за собой дверь, оставшись в полной темноте, опустил свою ношу на пол и только потом зажег небольшую лучину.

В ее неверном свете Алекс успел разглядеть широкий, но короткий, шага на три-четыре, коридор, который в дальнем своем конце переходил в Т-образную развилку. Ответвления были забраны железными решетками и представляли собой тупиковые коридоры, образующие две небольшие одиночные камеры друг напротив друга. Молчаливый стражник втащил узника за одну из решеток, закрыл ее на замок и, предварительно задув лучину, скрылся за внешней дверью. За секунду до того, как слабый, неверный огонек погас, Алексу показалось, что за противоположной решеткой он заметил какое-то движение. Но, возможно, только показалось.

Где-то на краю сознания билась мысль, что надо бы расспросить уходящего – за что тот поместил Алекса в эту камеру? Надолго ли? В чем состоит обвинение? Но голова болела так, что узник против воли испытывал благодарность к стражнику, за то, что тот весь путь проделал молча.

Ничего. Прежде чем проявлять любопытство, немного придем в себя. Да и тюремщикам частенько запрещают разговаривать с заключенными. Так что, очень может быть, он не упустил шанс выяснить свое положение, а наоборот, сэкономил силы.

Теперешняя камера отличалась от предыдущей лишь размерами и отсутствием других заключенных. Та же солома и холодные, грубо отесанные камни. Из дальнего угла доносился слабый, но отчетливый запах. После недолгих поисков Алекс нащупал и откинул край небольшого деревянного люка, прикрывавшего дыру в полу. Запах усилился. Голова кружилась все сильнее, ноги тряслись и разъезжались. После пары неудачных попыток подняться в полный рост пришлось встать на колени рядом с дырой и решить одну из своих срочных проблем. Предпринятые усилия не прошли даром – живот скрутил сильный спазм. Алекса согнуло пополам и вырвало. Из последних сил он отполз подальше к стене и провалился в полуобморочное забытье.

__________

Разбудил его глухой повторяющийся звук. Как будто одним куском дерева мягко скребли по-другому вперемежку с каким-то хлюпаньем. Значит, вчера ему не показалось – в соседней камере есть постоялец. Алекс потянул носом. К запаху из дальнего угла камеры примешивался еще один – тоже, впрочем, не особо приятный. Стараясь не шуметь, узник начал ощупывать пол рядом с собой. Так и есть! Неподалеку обнаружились две деревянные миски – одна с водой, другая с каким-то варевом. Рядом деревянная же ложка. Миски довольно большие. В его предыдущей тюрьме так обильно не кормили. Интересно, что бы это значило. При мысли о еде к горлу подкатила тошнота. А вот вода… Алекс одним махом выпил все до капли. Мелькнула запоздалая мысль, что лучше было бы оставить немного про запас, но остановиться он не смог.

Голова раскалываться не перестала, но, то ли боль уже вошла в привычку, то ли утоленная жажда принесла облегчение. Судя по ощущениям, сон был довольно долгим, но слабость не проходила. Глаза снова начали слипаться – вопреки всем усилиям сосредоточиться.

Звуки в соседней камере прекратились. Его неизвестный сосед сейчас тоже сидит и вслушивается в темноту.

Надо пересилить себя и нарушить молчание – пока снова не отключился.

Надо…

На практике все оказалось не так просто.

Губы не слушались, будто вместо них к лицу прилепили два больших вареника. Собравшись с силами, Алекс не очень разборчиво прошептал:

– Кто ты?

– А ты как думаешь? – мрачно ответил подозрительно знакомый голос.

Этого не могло быть. Разум отказывался поверить услышанному, но в глубине души Алекс испытал самую что ни на есть эгоистичную радость. Этот голос здесь, рядом с ним. Значит, он уже не одинок в тюремных стенах – абстрактный сокамерник в мгновение ока превратился в союзника.

– Как тебя-то сюда занесло?

– Договорилась с ювелиром, вернулась на площадь. Конь есть, а тебя нет. Пошла искать по переулкам. Тут голем этот как выскочит…

– Голем?

– Ну да, я так этого амбала про себя назвала. А разве не подходит? Плечи широченные, руки почти до колен, хватка железная. В придачу лысый, косолапит и, похоже, немой. Голем и есть.

– Ну да, подходяще. Думаешь, немой?

– Я пока от него ни слова не услышала. Да и пока он меня в камеру нес, с другими охранниками только жестами объяснялся.

– Как же ты это все углядела?

– Я от дубинки его уклониться успела. Ну, почти. Отключилась на несколько секунд. А пока на его плече вареной макарониной болталась, и ручищи, и фигуру, и походку разглядела. Больше и смотреть было не на что – вот и изучала. А про жесты и остальное – перед самым входом в тюрьму, где первый пост стражи стоит, большущая лужа.