Недо… (рассказы). Ради карнавала

Выпитое вино удобно улеглось в животе, окружающий мир снова был наполнен дружелюбными людьми. Алекс окончательно успокоился, и ему захотелось сказать Тому что-нибудь приятное.

– Можно вопрос?

– Валяй.

– Я смотрел пьесу твоей труппы и не смог оторваться до самого конца. Вам надо не кочевать по дорогам в снег, дождь и зной, а выступать в настоящем театре! С таким потрясающим мастерством публика повалит толпами.

Комплимента не получилось. Том помрачнел, и стал задумчиво крутить в руках пустую глиняную кружку. Потом его губы исказила кривая усмешка, и он выплюнул только одно слово:

– Нет!

– Но почему?!

– А ты сам давно был в театре?

– Давненько, но…

– Тогда неудивительно, что ты все пропустил. Видишь ли, нынешний театр изжил себя и закостенел. Он ушел с сельских дорог и городских площадей, укрылся в каменных стенах, нарядился в золото канделябров и роскошный красный плюш занавеса, после чего умер. Именитые актеры разжирели, обленились и посматривают на публику свысока. Они давно разучились играть, им осталось только транжирить свои гонорары на кутежи, стараясь забыться, да прикрываться словами о высоком искусстве не для всех, которое никто не понимает. Театр перестал быть доступен для простых людей, туда ходит лишь чванливое дворянство, но не для того, чтобы смотреть и переживать ход пьесы, о нет! Они идут туда заводить нужные знакомства, обстряпывать в закрытых ложах свои дела и хвастать богато разодетыми фаворитками. Но даже этим пресыщенным псевдотеатралам начала надоедать неестественная показуха, которая творится на сцене. Ручеек зрителей с каждым годом иссякает и скоро прекратится совсем, а театральные воротилы вместо того, чтобы вернуться к истокам, работать от зари до зари и снова завоевывать публику с самых низов, просто повышают и повышают цены за вход, стараясь получать прежние доходы. Скоро этот раскрашенный фальшивым золотом пузырь лопнет и останутся одни руины. А мы… да, мы не всегда спим в тепле и едим досыта, но когда я вижу горящие глаза мальчишки, представляющего себя Карлом Красивым в доспехах и с мечом, или слезы взрослых мужчин и женщин, придавленных ежедневной грубой работой, но не разучившихся чувствовать и сопереживать, я понимаю, что никакие сокровища мира не заставят меня пойти отращивать жирный зад в затхлом каменном гробу Королевского театра!

Разгорячившись, собеседник Алекса со всего размаху грохнул об стол кружку, разбив ее вдребезги. Шум всеобщего кутежа моментально стих. Воцарилась гробовая тишина.

Том обвел глазами застывших актеров и, улыбаясь, поднял руки в успокаивающем жесте. Краска медленно отливала от его щек.

– Все в порядке, друзья мои! Веселье продолжается!

Он аккуратно положил отбитую от кружки ручку на россыпь черепков и вновь повернулся к Алексу. – Что-то я чересчур разошелся, давай-ка на боковую. Завтра вставать рано, до порта еще предстоит добраться, а корабль ждать не будет.

__________

Погрузившись в невеселые мысли, Тайя рассеянно наблюдала, как пробивающаяся сквозь щели настила узкая полоска света медленно наливается багрянцем. В который раз девушка задавалась вопросом, где они с Конрадом совершили ошибку? В какой момент все пошло наперекосяк? И раз за разом приходила к выводу, что переломной точкой был момент, когда они взошли на борт проклятой посудины, но поступить иначе было невозможно. Капитан Хаксли, судя по всему, с самого начала не собирался выполнять свое обещание. Свобода передвижения, предоставленная Конраду и Тайе на корабле, была нужна лишь для усыпления их бдительности до тех пор, пока не придет время лечь на курс к логову контрабандистов. Так сбитым с толку пленникам оставалось совсем мало времени на попытки избежать своей участи. Спасла их, во всяком случае, подарила небольшую отсрочку, самонадеянность капитана. Вместо того, чтобы выждать момент и переловить своих пассажиров поодиночке, он, по прошествии двух недель плавания, приказал боцману скрутить их прямо на палубе. Тайя, которая второй день чувствовала нарастающее напряжение, среагировала мгновенно, сломав ухмыляющемуся нападавшему руку раньше, чем тот успел понять, что происходит. Конраду повезло меньше. На него набросились сразу трое и он, несмотря на свое мастерство, получил ощутимый удар по затылку. Тайя увидев, как ее учитель пошатнулся, и его движения опасно замедлились, кинулась на выручку. Шансов выстоять в открытом бою против трех бывалых ветеранов абордажа у нее не было никаких, к тому же остальные члены команды, заметив, что события развиваются не совсем по плану, начали подтягиваться на выручку. Девушка лишь рассчитывала подарить своему единственному союзнику несколько секунд, дать ему прийти в себя. И не прогадала.

Когда, казалось, весь корабль от борта до борта ощетинился клинками и кровожадными взглядами, у нее за спиной голодным медведем взревел взбешенный Конрад. Вначале Тайя была уверена, что им обоим конец, что напоследок остается только продать свои жизни подороже. Но учитель, вопреки ожиданиям, бросился не в самую гущу нападавших, а куда-то в сторону кормы и девушка кинулась следом за ним, на бегу молясь Небесам, чтобы их план, каков бы он ни был, сработал.

Как выяснилось позже, Конрад в дороге зря времени не терял. Он узнал, что трюм «Веселой Мэри» был поделен на два неравных, не сообщающихся между собой отсека. Единственный спуск в каждый из них закрывался крепким металлическим люком и, если бы возникла необходимость выламывать их силой, пришлось бы разбирать добрый кусок палубы. В меньшем из отсеков, в носовой части корабля, складировали небольшую, но особо ценную добычу, общую казну и запасы рома – по этой причине открывался он редко и усиленно охранялся. Второй служил помещением для питьевой воды, провианта и, время от времени, какого-нибудь объемного груза меньшей стоимости – в данный момент это были бочки с лучшим пиренским маслом. Предыдущий капитан заставлял круглосуточно стеречь и этот вход, расположенный на корме, но занявший его место Хаксли ввел настолько суровую дисциплину, что любой боялся, как огня, обвинения в злоупотреблении общими припасами – подозреваемый тут же отправлялся в недолгое путешествие по доске.[3 - Казнь, при которой приговоренного, зачастую связанного, сталкивали в море, заставляя пройти по доске, переброшенной через борт – Прим. автора.] По этой причине, а также потому, что спускаться в большой отсек приходилось гораздо чаще, его люк обычно держали незапертым. Несколько дней назад Конрад, под предлогом невыносимой скуки, попросил капитана поручить ему хоть какую-нибудь работу, например, укрепить расшатавшийся трап в кормовой трюм. Хаксли, позволяющий будущим пленникам делать до поры, до времени, все, что им заблагорассудится, беспечно согласился. И теперь, улепетывая со всех ног, Тайя по достоинству оценила предусмотрительность своего учителя.

В мгновение ока Конрад откинул тяжеленную крышку, размашистым движением второй руки зашвырнул девушку в проем люка, молниеносными выпадами сразил пару нападающих, которым не повезло добежать до него первыми и, пока остальные, бестолково суетясь и толкаясь, пытались обогнуть два медленно оседающих на палубу тела, бросился вниз, захлопнул люк и заблокировал его верхней ступенькой трапа. Во время ремонта эта ступенька была обработана так, что легко выскакивала из пазов, если нажать на нее под определенным углом. Долго противостоять усилиям нескольких человек небольшая деревянная планка, конечно же, не смогла бы, но Конрад в тот момент не мог изготовить ничего более основательного, не вызывая подозрений. Зато неподалеку от трапа за двумя большими бочками он ввинтил глубоко в доски здоровенный железный крюк, так что теперь оставалось только продеть в него и ручку на крышке люка три-четыре витка троса, потуже затянуть узел – и получить, наконец, возможность перевести дух.

Через несколько долгих минут, наполненных скрежетом металла по металлу, приглушенным шумом возни и громкими отборными ругательствами, доносившимися сверху, воцарилась тишина, которую прервал размеренный троекратный стук. Так мог бы стучать убеленный сединами церемониймейстер или, что больше подходило к ситуации, полномочный парламентер атакующей стороны в ворота осажденного замка. После этого раздался голос капитана Хаксли:

– Браво! Я убедился, что вы, ребята, не робкого десятка, но что дальше? Скоро «Веселая Мэри» бросит якорь в нашем уютном гнездышке и вам, рано или поздно, все равно придется выбраться наружу. Клянусь, я собирался держать вас под замком в ваших же каютах, а вы заперлись сами, да еще и в гораздо более неудобной камере. Выходите добром и, даю слово капитана, с вами будут обращаться также хорошо, как и до этого маленького переполоха.

Тайя с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить и не выпалить все, что она думает, коварному лживому ублюдку. Она всерьез опасалась последствий того, что помешает учителю вести свою игру, без спросу встряв в переговоры между ним и капитаном, но адреналин кипел в крови и требовал немедленного выхода, а ярость давно перевалила за критическую отметку. Спасло ее только то, что Конрад, выдержав короткую паузу, показавшуюся девушке часом, соизволил ответить Хаксли:

– Твое слово капитана будет таким же, как то, что ты дал на берегу, взяв мое золото? Я знаю, почему ты выманиваешь нас обратно. Сколько нам еще плыть до ближайшего порта? Неделю? Больше? А если ветер переменится? Сколько времени твоя команда протянет без воды и пищи? Достаточно, чтобы хватило сил добраться до ближайшего берега?

– Ничего, они парни крепкие, небольшой пост пойдет им только на пользу. Что касается воды… Я никогда не храню все яйца в одной корзине. Есть еще запас наверху – небольшой, но продержаться хватит. А ты пока посиди и представь, что сделает голодающая из-за тебя матросня с тобой и твоей шустрой шлюшкой, когда достанут вас оттуда! Тебя медленно нарежут тонкими ломтями, а девчонку…

– Напугал! Можно подумать, твоя шайка не собиралась сделать то же самое сразу по прибытии в пункт назначения! У меня есть встречное предложение: подумай о том, что вокруг – несколько бочек с первоклассным маслом, которое так и ждет, чтобы его разлили по трюму и подожгли.

– Валяй, жги! Мне не жалко! А лучше не мели чепухи! Сам же погибнешь первым, так что кишка тонка!

– Хочешь проверить? После такого красочного описания моего будущего – что мне терять? Нет, уж лучше я устрою похороны викинга и утащу за собой гнусного клятвопреступника.

– Давай, слабак! Что же ты медлишь? Поджигай!

– Как знаешь! Попрощайся с командой!

Конрад повернулся к девушке:

– Начинай.

Тайя, кивнув, с трех ударов пробила тесаком тяжелую бочку и ее содержимое начало с глухим плеском растекаться по полу. Девушка сняла с крюка висевший неподалеку большой черпак, которым набирали питьевую воду, и с его помощью стала почти наугад обливать маслом все вокруг.

Хаксли услышал за спиной… даже не ропот, а едва уловимый общий вздох. Он был жестким и решительным человеком, управляющим командой твердой рукой, но не продержался бы в капитанах и недели, если бы не присматривался постоянно к своим людям и игнорировал моменты, когда напряжение достигало высшей точки. Сейчас бывалый моряк попал между молотом и наковальней. С одной стороны, никто из его окружения не собирался погибать такой нелепой смертью и не хотел проверять на своей шкуре серьезность намерений несговорчивых пленников. С другой – уступи он сейчас, пойдут разговоры, что капитан проявил слабость, а в какие-нибудь буйные головы рано или поздно закрадется мыслишка проверить главаря на прочность. К тому же действовать надо было быстро, чтобы ни одна корабельная крыса не успела заметить его колебаний. Что ж, раз нахрапом не получилось, остается всего один вариант. Будет ему, дурню, наука – впредь относиться осмотрительнее к беззащитным, на первый взгляд, пассажирам. Капитан не спеша обвел взглядом окружающие его лица и усмехнулся:

– Кажется, мы все немного погорячились, Конрад, однако убивать моих людей тебе все равно не стоило. За одно это я с удовольствием подождал бы и поглядел, как вы двое превращаетесь в мечущиеся и орущие от боли факелы, даже будь это последнее, что я увижу перед смертью. Но я не могу подвергать риску остальную команду и распоряжаться их жизнями, как своей собственной. – Искоса бросив осторожный взгляд на своих подчиненных, Хаксли понял, что тон выбран верно. – Поступим так: скоро совсем стемнеет, а утро вечера мудренее. Ты перестанешь загаживать мне трюм моим же товаром, «Веселая Мэри» спустит паруса и ляжет в дрейф. Утром команда на сходке решит, как быть дальше. А подпалить брюхо моему кораблю ты всегда успеешь. Что скажешь?

– Звучит разумно. Согласен.

– Вот и договорились.

Наверху вновь воцарилась тишина, зато прямо в затылок Конраду вместе с горячим дыханием прилетел яростный шепот:

– Ты опять поверишь этому… этому,.. – оскорбления переполняли девушку настолько, что она никак не могла закончить тираду.

– По-твоему, я похож на идиота? – Лица учителя в густом мраке трюма разглядеть было невозможно, но ледяной тон его голоса звенел бешенством. – Только хорошенько подумай, прежде чем снова открыть рот. Забыла, с кем разговариваешь? Я мог бы освежить тебе память, не сходя с места, но впереди трудная ночь и ты понадобишься мне не покалеченной.

– Для чего? – Тайя с подозрением взглянула на собеседника.

Конрад притянул девушку к себе и начал шептать ей на ухо. Через минуту Тайя отстранилась и негромко переспросила:

– И где это?

– Вон в том углу. Пошарь, как следует, только осторожно.

– Всего две доски?! Я не пролезу!

– Правильно, они тоже так подумают.

– А если капитан прикажет напасть раньше?

– Не прикажет.

– Почему ты так уверен?

– Потому что на месте Хаксли я назначил бы штурм на самый глухой час ночи – поближе к утру. Приступай, как только стемнеет окончательно, и часа полтора-два у тебя будет.

– Но меня обязательно заметят!