Мы выжили мимо законов, предписанных улице.
Сердитая птаха заутренних телепомех –
Твоя пантомима. Поднялся с колен – и ты пули цель.
В бреду поражений порой растворяется пыль
И армия судеб, досрочно из жизни уволенных.
Вдоль трудных решений суровый рождается стиль
Святых правосудий. Поднялся с колен – и ты воин их.
Диффузия дыма в отравленном взгляде луны
Разбита на части, под стать обречённому городу.
Мы выжили мимо свободы, но ветер уныл
На кухонной страсти, где литрами меряют бороду.
***
Белые колыхания обнажённого живота,
Словно замедленный пульс
Опьяняющего, обрекающего на безысходность
Декаданса…
Тонкие линии, заплетённые вокруг теней,
Раскрывающие фрактальный орнамент
Тантрической лихорадки –
Не влажный апофеоз
Жизни или смерти,
Но удовлетворённая
Недолгой аннигиляцией противоположностей
Жажда одиночества,
Неожиданное возвращение
После поспешного
самосожжения.
Белые колыхания обнажённого живота
Прижимают небо куда-то выше,
А ты улыбаешься,
И мы слышим…
Через шум замедляющегося колеса Сварги,
Через завывания зомбоящика,
Через собственные слова –
Слышим друг друга…
Нирвана?
Эроса козни, мечты и любовные муки –
Это не мне. Я не знаю, что это такое.
Прыгаю в храм тишины, где низвержены звуки,
В мягкие лапы стерильного суперпокоя.
Бури и приторный лай огнестрельного эха –
Это не мне. Я сторонник особого стиля.
Прыгаю вбок, в переливы прохладного меха,
В мягкие лапы вовек абсолютного штиля.
Тлеют года вереницей штампованных серий.
Где ничего не случается – жалости нет, но
Муха свободы умрёт в паутине артерий,
Мягкие лапы задушат меня незаметно.
Хаухет
Рвётся трещинами вымоленных молний