Арматура

– Говорил уже. Мать сидит за наркоту, отца посадили, когда я был ребёнком, так он и пропал. Старшая сестра сбежала из детдома и тоже исчезла. Такая себе семейка. Творческая. У нас только бабушка адекватная, но я от неё сбежал в Москву.

– Я от бабушки ушел и от дедушки ушел… А зачем? – Лёха искренне не понимал, зачем куда-то бежать, мыкаться по чужим домам, бедовать, когда есть угол и родной человек.

– Мир посмотреть, себя показать. Тесно мне стало в нашем городке.

Лёха усмехнулся. Маленькие карие глазки Кирилла тут же вспыхнули гневом из-под очков.

– Зря смеёшься. Я к четырнадцати годам уже музыкалку закончил по вокалу, пел в заведениях, вёл свою танцевальную группу клаб-дэнса.

– Чего?

– Учил женщин пластично танцевать, – Кирилл скромно поправил очки.

– Ну, а потом?

– В Москве поселился у знакомой. Устроился в одно заведение, там выступал, – Кирилл замялся. Лёха подумал было, что пупс танцевал стриптиз, но, взглянув на фигуру, отогнал эту мысль. – Короче, говорил же, я переодевался и пел попсу.

– Зачем? – Лёха посмотрел на Мамонтова.

– Платили очень хорошо, а я до денег жадный.

– Много?

– Очень.

– А посадили тебя за что?

– Ты знаешь, я человек творческих взглядов, можно сказать даже интеллигент. Мне в этой темнице ужасно душно, – начал издалека Мамонтов. – Много моментов меня пугают. Даже собственная тяжеловесная фамилия. Я вены резал несколько раз. Я личность крайне неуравновешенная.

– Так за что тебя посадили?

– Скажем так, у меня были разборки с одним типом, и это всё закончилось статьей… Хотя были только угрозы.

– Что ты сделал-то? – допытывался Лёха, которому стало не по себе рядом с этими фриками. Один косит под блатного пахана, второй и того чище. Таких «самородков» в жизни Зыков ещё не встречал.

Вопрос повис в воздухе. Хлопнула дверь, вернулся хмурый Богданович, отвернулся к окну и ушёл в свои мысли. Мамонтов отправился к воспитателю. Лёха терпеливо ждал, когда его вызовут. Ему нечего скрывать, дело у него простое. Скоро восемнадцать, в СИЗО нарушал режим, поэтому характеристика плохая. После совершеннолетия его отправят в исправительную колонию общего режима в родные края. Какая будет там жизнь, Лёха не задумывался. Первый день на «малолетке» выбил почву у него из-под ног.

– Я хочу сделать заявление, – с порога заявил Мамонтов.

– Делай! – кивнул Григорий Сергеевич.

– Я не желаю отбывать наказание на малолетке и прошу направить меня в колонию общего режима.

– Почему?

– Потому что интеллектуально я намного лучше развит. Мне тут делать нечего. Я давно не ребёнок и не хочу среди детей деградировать.

– Я тебя услышал. К сожалению, это невозможно, пока тебе нет восемнадцати. Придётся пожить с нами.

– Жаль, – огорчился Кирилл. – Тогда, может быть, поселите меня отдельно?

– Слушай, – Григорий Сергеевич вытащил из кармана сигарету и понюхал. – Я понимаю. Ты боишься.

– Нет!

– Ты прав. Не боишься. Опасаешься. Дело в том, что ты особенный, – начальник наклонился к Кириллу и понизил голос. – Ты талант. А талант совсем не от Бога. Ангелы завидуют людям, потому что не способны к творчеству. Значит, талант это дар с иной стороны. И порок сопутствует таланту.

Кирилл молчал, поражённый.

– Ну, что твоя статья? – Григорий Сергеевич махнул рукой. – Ерунда! Ты кумиром наших карандашей станешь! Сможешь, например, танец подготовить? Научить наших ребятишек.

– Легко! – оживился Кирилл. – У меня уже есть идея…

– Вот! – перебил старлей. – Держи её в уме и обдумывай, пока ты в карантине. Тебе ж цены нет! Ты тут такой движ наведешь, нам все позавидуют! Условно-досрочное себе обеспечишь!

Мамонтов яростно тёр лоб. Оказывается, здесь есть, куда расти! И досрочное освобождение…

– Послушайте, – Кирилл осёкся.

– Забудь! – угадал его мысли начальник карантина. – У нас нет криминальной субкультуры. Тут все равны. Без каст и привилегий. Все, как один, трудятся и ценят человека только за его поступки, силу характера, трудолюбие и талант!

– Спасибо, – Кирилл горячо пожал протянутую руку. – Думаю, если я останусь тут, вы не пожалеете.

– Мы верим в тебя, – Григорий Сергеевич похлопал Мамонтова по плечу и подтолкнул к выходу. – Иди. Помни, профессионалы не суетятся. И позови Зыкова.

Лёха постучался, вошёл.

– Присаживайся, Алексей, – старлей указал на стул.– Голова, наверно, идёт кругом в первый день?

– Есть немного, – кивнул Зыков.

– Да, с непростыми пассажирами ты приехал. Это усложняет адаптацию, но тебе легче всего.

– Не согласен, что легче. Они оба бродяжки полубездомные. Один по детдомам скитался, мамке письма в тюрьму писал. Второй всем пытается доказать, что круче него только горы, а сам, небось, в подушку плачет по ночам.

– Молодец, – похвалил сотрудник. – Наблюдательный.

– Вот только моя жизнь совсем по-другому шла. И привыкнуть к этой обстановке я не могу. Меня из семьи забрали.

– Не вздумай себя жалеть!

– Я не жалею и не жалуюсь. Вам не понять.

– Ничего, со временем всё само встанет на свои места. Появятся друзья, будут поощрения, футбол, спортзал, книги…

– Мне не надо поощрений, а на общий режим поеду. Мне скоро восемнадцать.

– А зачем тебе на общий?