Дверь широко распахнулась. В кабинет зашёл тот вчерашний здоровенный офицер, который принимал этап. Старлей встал, приветствуя, Зыков поднялся тоже.
– Здорово! – гость протянул руку начальнику карантина, затем Лёхе.
– Начальник отряда, майор внутренней службы Михаил Александрович Беляев, – Зыков неуверенно пожал в ответ твёрдую, как камень, ладонь. – Смелее! У нас так принято. Я со всеми пацанами здороваюсь за руку. Мы же и в спортзал, и на футбол, и музыку играть – везде вместе. Даже хулиганить разрешено только на моей смене!
Начальник отряда заразительно рассмеялся, хлопнул Зыкова по плечу. При своих габаритах он был удивительно подвижный.
– Обязательно запомни, как зовут начальника отряда, – посоветовал Григорий Сергеевич. – Ты будешь жить в его отряде. Он тебе за отца и за мать будет.
– За брата и за подругу, – пошутил майор, включая чайник. – Уверяю тебя, мы подружимся.
– Вы ещё скажите, с Богдановичем подружитесь.
– Конечно! Он у меня передовиком станет, примером для остальных!
Лёхе пришло в голову, что при всей харизме, майор просто балабол.
– Алексей, ты выйди, пожалуйста, нам переговорить нужно.
– До свидания, – Зыков встал и вышел.
– Ну, как они? – Михаил Александрович серьёзно посмотрел на коллегу. – Я-то думал, ты уже закончил. Не планировал раньше времени светиться.
– Зыков, – Григорий Сергеевич кивнул на дверь. – Мамин симпатяга. Обычный шалопай. Хочет ехать на общий режим. Взыскания есть, ничего ему не мешает. Неглупый, но обычная серая масса.
– Мамонтов. Бродяжка, родители по тюрьмам, жил с бабушкой. Дефицит внимания воспринимает болезненно. Демонстративен. Артистичен. Редкостный врун, фантазёр. Думаю, будет с операми работать.
– Посмотрим, – усмехнулся Михаил Александрович. – Давай дальше.
– Богданович. Тёртый калач. Не знаю, как ты его перевернёшь. Батя сидевший. У матери новая семья. Никогда ни от кого не зависел. Занимался спортом. Всегда был лидером, заводилой. На СИЗО смотрел за малолеткой. Будет отрицательно влиять на остальных. Утром уже покурить успел, наказывать я пока не стал. Его подельник уже у вас.
– Нормально ты информации нарубал за час рабочего времени, – похвалил майор.
– Приехал пораньше, – пояснил Григорий Сергеевич. – Личные дела успел пролистать.
– Интересен только Богданович, – Михаил Александрович сделал глоток кофе. – С ним держись ровно. Сразу его не взять, тут придется поиграть, повоевать, может быть. Тем слаще потом плоды победы!
– Лично я, Саныч, боюсь, что он нам сильно мешать будет. Может, сразу закрыть его? Пусть сидит отдельно.
– Гриша, ты просто приглядывай, присматривайся. Им у тебя две недели гостить. Время есть. Ладно. Пойду к своим спиногрызам в отряд.
Офицеры вышли из кабинета. Один пошел в отряд, другой в помещение для воспитательной работы, которое в колонии называли «Пэ-Вэ-эРка». Парни смотрели телевизор.
– Ну, что, братульки? – шутливым тоном начал Григорий Сергеевич. – Скучаете?
– Это кто был? – спросил Мамонтов.
– Это начальник отряда, в котором вы будете отбывать наказание. Ваш царь и бог, мама и папа. Воплощение вашей свободы.
Старлей усмехнулся и присел к столу.
– Отрядник это не ферзь, – покачал головой Богданович. – Ничего он не решает.
– А знаешь, какое ему прозвище дали сами ребята? – спросил старлей. – Царь! Думаешь, почему?
– Властный, – подал голос Кирилл.
– Мне он простым показался, – пожал плечами Лёха. – Только здоровый. Но, как я понял, тут все на спорте. И дежурный, который нас принимал, и вы.
– Да. У нас все за ЗОЖ, – согласился Григорий Сергеевич. – У всех свои программы тренировок. Все сотрудники вместе с воспитанниками на спорте.
– Это круто, – сказал Лёха. – Только не всем нужен этот спорт.
– Не хочешь железо тягать, пожалуйста, для тебя теннисная есть. Играй.
– Не умею.
– Футбол. Турники.
– Не хочу.
– Можно в приставку в свободное время.
– Не люблю.
– Ну, – Григорий развел руками. – Тогда бери метлу в руки и на территорию уборкой заниматься. Просто так тебе сидеть не дадут.
– Кто не даст? – спросил Богданович.
– Никто не даст! – отрезал старлей.
– А почему Царь всё-таки? – напомнил Кирилл.
– Потому что к хозяйству своему подходит как хозяин. Всю обстановку в руках держит. Правит, можно так сказать, отрядом. Заботится о благополучии каждого. А воспитанники его уважают и слушаются, как своего государя.
– Бугры навялили, вот и правит. Из страха слушаются, – оскалился Богданович. – Я про эти порядки слышал.
– Ты многого не знаешь, – возразил старлей.
– Выйду в отряд – разберусь, – пообещал Даня.
– За что его уважают? – допытывался Мамонтов.
– Если тебе помощь нужна, будь уверен, он поможет. Своё отдаст, но выручит. Строгий он, Михаил Александрович, но конкретный мужик.
Лёха слушал, выпав из разговора. Стало ясно, что Кирюша ищет защиту, к кому бы прислониться, опереться. А Богдановичу нужны враги, он без них существовать не может. Его жизнь – бег с препятствиями. Григорию нужно разрекламировать отрядника, чтобы создать положительный образ, позитивный настрой, и делает он это хорошо. Только вот Зыков тут ненадолго. Срок большой, родители сюда вряд ли поедут на свидание, далеко. Да и холодина тут. Зимой, говорят, под тридцать морозы и снега по плечи. И ещё: во всех других колониях в стране существует определённая низшая каста людей, которая всё моет и убирает. Лёха Зыков – порядочный пацан, с «порядочной» статьёй, относил себя к категории «мужик», то есть обычный работяга. «Мужики» трудились на лагерном производстве, батрачили, где скажут, но полы и унитазы не мыли. Этим занимались другие люди. А тут, Лёха это знал, «все всё моют». И как это понимать? А главное, как это потом воспримут во взрослой колонии? Зыкова так и так туда отправят, потому что условно-досрочное освобождение у него подходит только в двадцать лет, а на «малолетке» сидят максимум до девятнадцати, если очень повезет и администрация оставит. Понижать свой статус не хотелось.
– Опер когда придёт? – разговор, оказывается, ещё продолжался. Лёха прислушался.