APROSITUS. Ненайденный

Заметив Германа, мощный туземец тут же вскочил с Андрея, и отпрянул назад, выставив перед собой каменный нож. С длинного серого лезвия капнула алая кровь. Он что-то кричал копьеносцу.

– Андрей, ты ранен? – с расширенными от ужаса глазами закричал на бегу Герман и бросился к другу. Сама мысль о том, что вот сейчас, в этот момент он может потерять своего чудом обретенного товарища, с которым его уже так много связывало, привела Германа в ужас.

Боковым зрением он вдруг заметил мчащегося на него копьеносца. Пока мощный туземец отвлекал внимание Германа на себя, копьеносец оказался у русского прямо за спиной. Герман догадался о своей ошибке слишком поздно. Поворота головы хватило, чтобы увидеть копьеносца, который как заправский Брюс Ли перехватил копье, высвободив большую часть древка, моментально превратившегося в длинную дубинку. Древко описало круг и тупым концом со всей силы ударило Герману в висок. В глазах у него мгновенно потемнело, сознание отключилось, и он навзничь упал на каменистую землю.

Глава 16

После каждого наводнения у Ико всегда была уйма забот. В их племени каждый занимался своим делом, и Ико отвечала за большое стадо коз, которое каждое утро водила на плато в низину. Она просыпалась сразу после восхода солнца, шла на пастбище, к просторному загончику, где, блея и моргая влажными глазами, её нетерпеливо дожидались давно проснувшиеся козы, выводила их на сырую от ночной росы тропу и отпускала пастись. Вечером она пересчитывала козлят, вела стадо на водопой и возвращала его в загон, где другие женщины доили молоко и стригли с коз шерсть.

В это утро, лишь только спала вода, Ико по обыкновению набросила на плечи просторную шкуру, вышла из своей пещеры и умылась в ручье свежей, холодной с ночи водой. До пастбища девушка добиралась в мгновение ока. Дорогу пересекали несколько широких ям и оврагов, через которые Ико легко перепрыгивала, опираясь на свой длинный посох, высотой в два человеческих роста. Прыгать с посохом её научили старшие братья, часто уходившие на охоту в труднодоступные горы, где без длинного посоха было не обойтись. На конце посоха у Ико был прикреплен козий рог, в который она громко трубила, когда собирала стадо в загон.

В деревне в этот час почти все ещё спали: за многие годы люди привыкли к наводнениям и относились к бушующему под боком морю так же спокойно, как к палящему солнцу или к частому в их долине дождю.

Наводнения на острове были всегда. Сколько себя помнила Ико, сколько себя помнил её отец, менсей Аитор, сколько себя помнил старец Гуаньяменье. Каждые двадцать девять лун из моря поднималась вода, заливая нижние долины, фруктовые сады и пляжи и доходя почти до их плато. Продолжались такие наводнения одну ночь, затем море уходило назад, оставляя на берегу красивые раковины и странные, неведомые её соплеменникам предметы.

Ико была младшей дочерью Аитора, менсея их племени. У вождя было семеро детей – три дочери и четыре сына, которых родила ему Гуайярмина. Дети их давно уже были взрослыми: младшая, Ико, совсем недавно встретила свою восемнадцатую весну.

Племя Аитора жило на склоне горы Ичеде над живописным плато, плавно спускавшимся к берегу, окруженном со всех сторон лесом и изрезанным оврагами. Большую часть плато занимал луг со свежей зеленой травой, усыпанный цветами и ягодами.

С плато было видно всё побережье: просторную долину с фруктовыми деревьями и финиковыми пальмами, белые песчаные пляжи по обеим её сторонам, сосновые леса, рыжие скалы и бескрайнее синее море вокруг.

Их деревушка состояла из восьми десятков пещер, окружавших плато полумесяцем, и многочисленных хижин, разбросанных по всей долине, сложенных из разно размерных валунов и черных камней, стоявших где скопом, где по отдельности, с крышей из сосновых веток и входом, задёрнутым козьими шкурами. Перед каждой хижиной виднелся очаг и небольшая вязанка дров.

Их племя жило мирно, почти как все племена-соседи и старец Гуаньяменье не уставал возносить благодарные молитвы Богу за то, что Он берёг их племя от бед и разорений.

Вернувшись в деревню, Ико увидела странную картину. К колючему дереву, растущему у Сухого ущелья на входе в деревню, были привязаны два человека. Этих людей она не знала и никогда раньше не видела. У них были странные лица: округлые и розовые, словно у поросят, которых разводили племена на юге острова. Ещё более необычными были шкуры, в которые они были одеты. Это были даже не шкуры, а какие-то неудобные непрочные обвёртки, которые не согласился бы одеть ни один мужчина их племени, до того плотно они прилегали к телу и, наверное, стесняли движения. Вместо завязывающихся кожаных чуней на ногах у связанных были громоздкие странного вида наросты. Неужели в них было можно ходить?

Оба пленника были рослыми, почти такими же, как мужчины её племени, только один был худым и показался Ико слабым, а другой был очень толстым: такие большие круглые животы Ико в своём племени видела только у беременных женщин. Так она их для себя и назвала – Худой и Беременный.

Худой вертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть, что происходило вокруг. Он был безбородым и коротковолосым: волосы не закрывали ему даже лба и ушей. У него были смышлёные глаза и тонкие улыбчивые губы. На его лице Ико не видела страха, а видела любопытство. Худой что-то постоянно говорил, то обращаясь к своему соседу, то к жителям деревни, сгрудившихся толпой вокруг незнакомцев. Он говорил на непонятном птичьем языке, от которого соплеменники Ико начинали переглядываться и хохотать. Жители её деревни очень редко встречали чужаков.

Толстяк был рыжим и вихрастым. У него было круглое лицо и зоркие глаза. Он сидел, опустив голову и тяжело дыша, изредка бросая по сторонам короткие взгляды. Его ладонь была прижата к плечу. Под ней Ико заметила красное пятно.

– Он ранен! – воскликнула Ико, с удивлением посмотрела на стоявших вокруг соплеменников. Неужели никто не додумался наложить ему повязку?! – У него течёт кровь!

Увидев озадаченные лица, Ико поняла, что никто и не пытался помочь раненому пленнику. Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, она присела на корточки перед Беременным и посмотрела ему в лицо. Толстяк поднял на неё свои голубые, как небо, глаза и вопросительно её разглядывал. Чтобы успокоить пленника, Ико осторожно прикоснулась к его руке. Пленник ждал. Они отвела окровавленную кисть от плеча и осмотрела её. Убедившись, что она невредима, Ико оглядела плечо. Увидеть рану мешала намокшая от крови одежда. Одним движением руки она выхватила из-за пояса свой нож. Пленник вздрогнул и попытался защититься, но, будучи связанным, сделать ничего не мог. В его глазах мелькнуло удивление, но никак не страх. «Видимо, он тоже воин», – подумала Ико. Тем же неуловимым движением она срезала мешавшую ей одежду. Под слоем запёкшейся крови показался узкий неглубокий порез, оставленный гуанчским каменным ножом. «Его ранил кто-то из наших мужчин», – догадалась Ико.

– Принесите драконового сока! – крикнула она через плечо. За её спиной раздался топот ног: кто-то, повиновавшись воле дочери вождя, побежал в свою пещеру за целительным соком драконового дерева, который жители острова использовали для врачевания.

Драконовые деревья были растениями с толстым круглым стволом, с устремленными вверх ветвями, каждая из которых заканчивалась шапкой длинных узких мясистых листьев. В отличие от обычных деревьев, на дереве-драконе листья вдоль веток не росли. Драконовым дерево называли потому, что, подобно головам дракона, каждая ветка давала начало пяти новым, каждая из которых затем делилась ещё на пять веток, и так далее. Старые деревья вырастали очень большими, высотой в десять человек, стволы у них были широкие и шишковатые, а ветви сухие и скрюченные. Молодые деревца были невысокими, с гладкой серой корой – цвета серых туч в дождливые дни, когда тучи ещё только собираются, не успевая потемнеть, накапливают влагу и дают Ико время спокойно увести стадо с пастбища. Драконовые деревья были живыми: в их жилах тёк сок красного цвета. Каждый раз, когда кто-нибудь ранил кору, из открытой раны начинала течь тягучая красная кровь. Девушки в деревне собирали драконовый сок в прозрачные козьи пузыри или в большие витиеватые ракушки. Было замечено, что смазанные драконовой кровью раны заживали быстро и не оставляли следа.

Беременный пленник во все глаза следил за Ико. Когда она обмазала порез тягучей красной жидкостью, он попытался её понюхать. Нос его сморщился, но Ико взглядом успокоила его и стала заматывать руку куском принесенной вместе с соком кожи.

За своей спиной она услышала голос менсея Аитора:

– Ико, откуда тебе известно, нужно помогать этим чужеземцем или нужно их умертвить?

Она поднялась на ноги и обернулась. Их вождь был рослым бородачом, с длинными кудрявыми волосами, доходившими до могучих плеч, с властным низким голосом и синими, цвета безоблачного неба, глазами.

– Этот беременный мужчина ранен, отец. Я всего лишь остановила кровь.

– Беременный мужчина? – улыбнулся Аитор. Взгляд его тут же смягчился. – Название ему ты хорошее придумала.

Вокруг раздался облегчённый смех соплеменников. Без разрешения вождя помогать чужакам здесь бы никто не решился. Люди были рады, что менсей простил свою дочь.

– С ними хочет говорить Гуаньяменье. Я послал к нему гонца. Он уже спускается в деревню. А ты, как закончишь, иди и займись своими делами.

– Хорошо, отец.

– И спасибо, что помогла раненому.

В ответ Ико лишь улыбнулась. Она знала, что её отец никогда не осуждал помощь раненому, нуждающемуся или попавшему в беду. Ико выросла точно такой же, как её отец.

Она была рада, что с чужаками станет говорить сам Гуаньяменье. Святой Гуаньяменье был мудрецом и провидцем. Он предсказывал дождь, холода и мог читать по звёздам. Гуаньяменье знал все растения на острове и с их помощью готовил снадобья и врачевал хворь. Он служил обряды и приносил жертвы Богам.

В племени не было ни одного человека, который бы знал Гуаньяменье младенцем или даже ребёнком, для жителей их деревни он всегда был седым старцем. Ико была уверена, что Гуаньяменье родился вместе с островом. Гуаньяменье помнил имена всех менсеев, правивших этим островом со времен его сотворения Богом Ачаманом, он помнил, сколько при каждом вожде было наводнений, он мог говорить напрямую с их Богом, то прося о долгожданном дожде, то о рождении мальчиков, то об улове рыбы.

У Гуаньяменье был суровый нрав и тяжелая рука, но Ико его совсем не боялась. Когда она была маленькой, он рассказывал ей древние легенды о заморских странах, о похожих на птиц кораблях, плававших по морю, о чужеземцах, высаживавшихся на их берег, об Ачамане, их Боге, защищавшем их от непрошеных гостей. От Гуаньяменье Ико узнала о соседних землях, таких же больших как их остров, но очень на него непохожих. Он рассказал ей о том, как пали эти острова в сражениях с заморскими войнами, но как отважно сражались с чужаками её предки.

Гуаньяменье всегда жил один. У него не было детей. Он был слишком стар и, как говорили в деревне, уже давно пережил всех своих детей, внуков и правнуков. Все мужчины в их племени хотели иметь детей, и все имели детей. Для старца Гуаньяменье детьми и внуками стали дети менсея Аитора.

Глава 17

Полуденное солнце нещадно палило Герману прямо в лицо. Спрятаться от него было некуда. Руки у него, как и у Андрея, были крепко стянуты за спиной, затекли и саднили, чувствовать их Герман почти перестал. Прячась от солнца, он нагибал голову, но тогда начинало печь затылок.

Андрей был привязан рядом. Рана на его плече уже не кровоточила, и он с благодарностью поглядывал на стройную тёмную девушку, мелькавшую следи столпившихся вокруг них аборигенов, умело наложившему ему повязку и обработавшую рану какой-то неведомой красной жидкостью. Потерять сознание он уже не боялся.

– Как твоя голова? – спросил Андрей.

– Нормально, болит.

– Здорово тебя пригрел это абориген.

Обоим очень хотелось пить, но никто из туземцев и не догадывался предложить им воды. Сначала Герман просил воды на испанском, потом на похожих португальском и итальянском, на всех остальных европейских языках. Он вспомнил даже арабский и иврит. Ответом ему были лишь непонимающие взгляды и улыбки. Когда жажда стала невыносимой, Герман перешёл на мимику: жестикулировать не позволяли связанные за спиной руки. На эти попытки туземцы отзывались всеобщим дружным хохотом и звали соседей посмотреть на бесплатный цирк.

– Вот идиоты! – не выдержал Андрей. – Дикари – они и в Африке дикари!

– Это папино?

– Папино, – слабо улыбнулся он в ответ.

Друзья были привязаны к странному серого цвета дереву, из ствола которого наружу торчали острые шипы. Любая попытка двинуться или размять затёкшие мышцы заканчивалась тем, что длинные, с полпальца, шипы больно впивались в спину и руки. Листьев на дереве не было и предназначение этого растения, иначе как столба для пленников, объяснить было нечем.

– А ведь я видел такое дерево на Тенерифе, – скривившись от очередного впившегося в поясницу шипа, припомнил Андрей. – В Лоро парке, у входа в аквариум. Фотография дома есть. Даже помню, как оно называется – дерево-пьяница. Моя жена ещё тогда пошутила, что название странное – не иначе названо так потому, что только пьяному взбредёт в голову на него забраться. Я бы ему точно не позавидовал. И поди ж ты, сижу теперь к нему привязанный. Вот судьба шутки устраивает…

– А я знаешь сейчас о чём вспомнил? – отозвался Герман. – Ты помнишь такого капитана Кука?

– Которого аборигены съели? Конечно.