Жизнь – что простокваша

– Значит, опять пришлось бы писать – жаловаться на несправедливость. Он засмеялся:

– Вы так уверены в своей правоте!?

– Конечно.

– Это похвально.

Это окончательно растопило мою насторожённость. Комендант уже нравился… воспринимался обычным человеком… я почти любила его: «Чувствует, что права».

– Извините, пора уроки делать – контрольная завтра.

– Конечно, я понимаю. Учитесь, стране нужны грамотные люди. Всеобщая безграмотность ещё не ликвидирована. Было приятно поближе познакомиться!

– Спасибо, – повторила я урок Марины, – до свидания!

Я поднялась с искалеченного стула – он вышел из-за двухтумбового стола.

– До свидания. Знаешь, давай договоримся: я больше не буду тебя вызывать, но сегодня, раз ты здесь, распишись, – перешёл он вдруг на «ты».

– Честно, не будете?

– Честно, честное военное, – и улыбнулся.

– Хорошо, так и быть. Но не вызывайте – бесполезно, не явлюсь.

– Не вызову.

Как добрый хозяин, он проводил меня до двери:

– Счастливо, успехов тебе в учёбе!

Шагая по аллее центральной улицы, я размышляла о людях, их натуре, жалела коменданта: «Видимо, и сам работе не рад. Заставляют быть таким», – каким, так и не домыслила.

Эрика Георгиевна выслушала, посмеиваясь:

– Так и сказал? Не ругал? Надо же! Ничего не понимаю! В последний раз долго о тебе расспрашивал, – проговорилась она.

– Почему промолчали и не предупредили?

– Да ничего особенного – рассказала, как учишься, как ведёшь себя.

Так закончились мои уничижительные хождения в комендатуру. Осенью 1956 года вышел просуществовавший долгих пятнадцать лет указ об отмене спецучёта. Немцы радовались:

– Бог услышал нас! Защитил!

– Дети смогут учиться теперь в высших учебных заведениях!

– Они свободны!

Как-то вне школы встретилась Амалия Петровна.

– Знаешь, Тоня, не исключено, что письма помогли. Твоё было первым, потому и резонанс был сильным, но позже писали ещё Кун Ваня, Шеерманн Эйвальд. Только вы были разобщены, но это, к счастью, и выручило. Они поняли, что никакой подпольной организации нет и не было, что пишут дети, которые не понимают ситуации.

– О какой организации вы говорите?

– Они ведь считали, что вами руководит подпольная организация! Всех допрашивали. И меня тоже, потому и знаю.

– Вот оно что! Неужто такое можно было предположить?..

– Они предположили…

Целина

«Едем мы, друзья, в дальние края…», «Здравствуй, земля целинная, здравствуй, простор широкий…» Мелодии песен манят, зовут в романтические дали. Мы не думали, что этими романтическими далями станут наши степи.

1954 год. По центральной улице районного центра едут грузовые машины, до отказа заполненные людьми, по преимуществу мужчинами. По селу разносится живое, мужское, слаженное пение. Люди останавливаются, улыбаются, машут вслед. Машины выруливают к клубу, и уже оттуда чуть поглуше доносятся звуки гармони, песни, смех.

Жизнь в алтайской глухомани заискрилась, забилась, запузырилась. Украинцы, молдаване, татары, армяне, башкиры, удмурты – многонациональные колонны двинулись по путёвке комсомола для героических свершений; каждый желал внести свою лепту в благородное дело. В клубах, на танцплощадках стало тесно, от изобилия и разнообразия молодёжи рябило в глазах.

Местное население воспринимало приезжих, как дуновение свежего ветра, и новому не сопротивлялось. Молодёжь, местная и приезжая, потянулась друг к другу. Как оживает в воде полудохлая рыба, так на селе оживала культурная жизнь. Хоры, ансамбли, танцы, атрибуты любого клубного вечера, заманивали парней и девчат. Города, казалось, опустели и переместились в деревни – только фасады центральных улиц нуждались в ремонте. Уехать из Родино в Степной Кучук или Степной Совхоз и обратно не представляло теперь никакой проблемы – автостоп выручал.

Как-то по пути домой заехала я в Степной Кучук проведать тётю Марусю, у которой отнялись ноги – прогрессирующий склероз сковал её. Маша, Лиля и Алма, дочь тёти Веры, закончили местный «университет», семилетнюю школу, и работали в колхозе: Маша – учётчицей, Алма – дояркой, Лиля – на разных работах. Соблазняя концертом, они уговорили переночевать, и я осталась. То, что увидела, превзошло ожидания. Три аккордеониста перед большим хором, вокально-инструментальные ансамбли, художественное чтение, конферансье, серьёзные и комические сценки – всё было на высоте и для глухого села необычно. Переполненный зрительный зал не вмещал всех желающих, многие слушали концерт в фойе через открытые настежь двери.

Жизнь кипела, раскрепощая и меняя людей. Они, словно нехотя, освобождались от вечного страха, свободно высказывались о запретных темах и, казалось, оживали. Молчаливо-недоверчиво, исподлобья поглядывали на происходящее одни глубокие старики.

Сообщения по радио о молодых рабочих и опытных заводских руководителях, что отказывались от городских удобств и отправлялись по зову партии и правительства на освоение целинных и залежных земель, будоражили и подливали масла в огонь. Патриотизм народа был велик – романтика влекла, завораживала…

Рождение в степи нового совхоза «Целинный», городской вид которого захватывал дух (двухэтажные кирпичные дома казались подобием дворцов), вселял надежду на другую жизнь. Квартиры в новом доме воспринимали знаком особого уважения, так что их быстро заселили. Но… первая же зима разрушила призрачные надежды на городской комфорт. От печного отопления стены не нагревались, заносить на второй этаж воду, дрова, уголь и выносить помои с мусором было обременительно.

К целинному совхозу съезжались из разных концов района, и рядом с двухэтажными корпусами вырастали, как грибы, приземистые деревянные домики, в которых было тепло и уютно, – на дымящиеся трубы через большие стёкла холодных двухэтажек поглядывали с грустной завистью. Со временем эти деревенские «высотки» опустели и превратились в деловые конторы.

Приехавшая за героическим романтизмом молодёжь сталкивалась с суровой действительностью: в холодную сибирскую весну при минусовой температуре людей оставляли в степи на равнодушное выживание. Без горячей еды, воды и бани в неотапливаемых палатках жили неделями на сухом пайке, который, к сожалению, был невелик, – воспалением лёгких страдали многие. Всё чаще происходили стычки с партийным начальством. Оно держало оборонительную тактику – Степной Кучук исключением не был.

– Вы знали, куда ехали, – отмахивались чиновники райкома партии.

– Нам были обещаны нормальные условия, мы надеялись на тёплые вагончики хотя бы!

– Гм… «Нормальные условия»! Смотря, как их понимать. Целинная степь, как и всякая земля, поклоны любит! Вы подъёмные получили?

– Мы не отказываемся работать, но нас хуже собак держат – оставляют на замерзание в степи!

– Выедем в поле, когда организуют подвоз горячей еды и вывоз людей после рабочего дня!

– Хорошо, я подниму эти вопросы на заседании партийного бюро, – обещал райкомовец.

– Вот и поднимай, а мы подождём.

На следующий день сельскохозяйственная техника: тракторы, сеялки, бороны – замороженно стояла на поле. Бригадир с матами собирал по селу «несознательных» целинников.