Печать Индиго. Дочь Сварога

Проворно подойдя к нему, Слава положила ладошку на локоть молодого человека и ласково произнесла:

– Вас не было три дня. Я беспокоилась…

Он бросил на нее мрачный взор и заметил ее яркие глаза поглощающе смотрят на него. Неожиданно, он понял, что ему нравится ее теплый взгляд, который как будто согревал его и успокаивал. Но тут же в его существе поднялся дух противоречия. Молодой человек недовольно высвободил локоть из ее пальцев и неприветливо процедил:

– И напрасно, сударыня.

– Напрасно? Но вы не прислали даже записки. Я ждала вас.

– Майн херц, вы ведете себя глупо, – неучтиво перебил ее Кристиан, поморщившись. – Женщина не должна так навязывать себя, – нравоучительно заметил он и начал поправлять шпагу в своей портупее. Он не смотрел на нее, продолжая свою речь уже раздраженно. – И вообще, ваши признания мне порядком надоели. У меня мало времени, и я не жажду слушать все это.

– Кристиан, вы совсем не любите меня? – вдруг пролепетала она, прервав своим приятным голоском его холодную раздраженную речь.

Руки фон Ремберга замерли на ремне, и он медленно поднял на нее фиолетовый темный взор. Она смотрела ему прямо в глаза, открыто и пораженно. Она показалась ему похожей на ту девочку, которую он встретил там, в лесной чаще, когда она исцелила его волка. Дальнейшие холодные слова замерли на его губах, он ощутил, что ему не хочется обижать ее, хотя все его слова были жестокой правдой. Но тотчас он разозлился на себя и на то, что глупые чувства на миг выбились из-под контроля его железной воли. Оскалившись, как зверь, фон Ремберг ехидно процедил:

– А разве я когда-то говорил вам, Светослава, что люблю вас?

– Нет. Но мне казалось… – начала девушка тихо, срывающимся от волнения голоском.

Ах, ей казалось, что он неравнодушен к ней? Но это было просто возмутительно! Фон Ремберг вмиг разозлился. Как она могла даже помыслить, что он испытывал к ней хоть какие-то чувства! Этого никогда не было и не будет! Он не мог быть неравнодушен к кому бы то ни было, так как все эти низменные глупые человеческие чувства не должны были касаться его, иначе ему не стать совершенным человеком. Именно этому учил его Лионель с детства. Потому после ее слов молодой человек впал в крайнее раздражение и, стиснув кулак, запальчиво пророкотал:

– Я никогда и не предполагал любить тебя! Неужели ты могла подумать, что я увлекусь тобой? Да ты настолько открыта и наивна, что совершенно неинтересна. Ты словно серая мышь в этих своих нарядах. И к тому же, видимо, еще и глупа, раз думала, что я могу полюбить тебя! Это была лишь игра!

– Но зачем же тогда вы просили моей руки? – опешив, пролепетала Слава, чуть попятившись от фон Ремберга и ощущая тупую боль в сердце от его жестоких слов.

Она видела, что поведение мужа изменилось: нынче и из вежливого, приятного молодого человека он превратился в жесткого ледяного незнакомца, глаза которого в этот миг были черны как ночь.

– Мне нужен был камень, я же говорил тебе. Мои долги стоили того, чтобы взять тебя в жены и заполучить этот дорогой алмаз.

– Но вы не могли знать про камень, лишь моя матушка и я знали о нем…

Ощутив, что она вот-вот догадается, что он служит Темному Повелителю, Кристиан мгновенно придумал оправдание. Он жутко оскалился и глухо вымолвил:

– Я удивлю тебя, девица, но про камень твоя мать рассказывала покойному мужу, как раз от него я узнал об алмазе.

Непонимающе смотря на него, Слава не могла поверить в его слова.

– Мне кажется, что вы говорите неправду, – выдохнула она, а на ее глазах заблестели слезы.

Кристиан напрягся всем телом, чувствуя, как его сердце откликается на ее душевную боль, которая отчетливо читалась на красивом лице. Он вновь разозлился на себя и процедил:

– Думай, что тебе угодно! Мне это безразлично. Я уезжаю!

– Надолго?

– Я должен перед тобой отчитываться, майн херц? – спросил он холодно. И «майн херц» прозвучало в его устах как оскорбление. Он увидел, как из ее глаз полились прозрачные капли. Несчастно глядя на него, Слава поджала губы.

Фон Ремберг удивленно осознал, что ее слезы далеко не безразличны ему, хотя он пытался оставаться в этот миг бесстрастным. Не в силах более выносить все это, Кристиан стремительно схватил свою черную треуголку и, развернувшись на каблуках, быстро направился прочь из комнаты.

– По крайне мере, вы отдали долги… – пролепетала ему тихо вслед Слава.

Он лишь на секунду остановился, услышав ее слова, и чуть повернул голову. Его сердце стучало глухими ударами и твердило, что он своими руками творит зло. Да, он не раз убивал и творил нелицеприятные действа по велению Лионеля, но сейчас какое-то странное чувство вины начало терзать существо Кристиана, и это было очень необычно для него. Однако, немедля опомнившись, молодой человек вспомнил наставления Верховного о том, что отныне его главная цель – это книга Светлых. Сжав кулак и подчиняя свои глупые жалостливые мысли разуму, Кристиан стремительно направился прочь, желая как можно скорее позабыть все слова этой Светлой девицы.

Часть третья. Сияющая во Тьме

Любовь – это тот свет, перед которым тьма отступает в бессилии…

    Наталья Калинина

Глава I. Гриша

Слава медленно ступала босыми ногами по выжженному, некогда цветущему лугу. Суровый неприятный ветер обдувал ее лицо, и она тяжело, через силу переставляла ноги. Она знала эти места, поля ее детства. Именно здесь когда-то давно она бегала девочкой вместе с Яриком. Выйдя на небольшой пригорок, она увидела сидящую на пне молодую женщину. Услышав шаги, женщина обернулась. Направляясь к ней, Слава в какой-то миг издала радостный возглас, узнав в поникшей плечами деве покойную матушку. Девушка со всех ног бросилась к Мирославе, как когда-то давно, еще в детстве. Женщина тоже была боса, в убогом грязном рубище, с распущенной светлой косой.

– Матушка! – воскликнула Слава, останавливаясь в двух шагах от Мирославы.

Только после этого женщина обратила на нее свой взор. Лицо покойной матери было неимоверно печально, а ее глаза выражали боль.

– Ты такая непослушная, дочь моя, – вдруг вымолвила Мира.

Опешив от слов матери и от того, как она холодно говорит с ней, девушка удрученно спросила:

– Матушка, вы разве не рады видеть меня?

– Слава, ты совсем не слушала меня…

– Но что я сделала не так?

– Я велела тебе хранить древний алмаз как зеницу ока! – воскликнула с горячностью Мирослава. – А ты отдала его. И отдала в дар! Как ты могла так ослушаться меня?!

– Матушка, но вы же сами благословили меня на союз с этим человеком! – выпалила в свою защиту девушка.

– Я велела тебе ехать в Архангельск! А ты что натворила?! Как же теперь ты исполнишь то, что было предначертано тебе светлыми богами? – прошептала Мира, и ее образ стал отдаляться.

Слава бросилась за матерью, надеясь нагнать ее, и закричала ей вслед:

– Я так запуталась, матушка… я так виновата… я знаю о том. Что я должна сделать?!

– Очисти свой разум и душу от тьмы и увидишь свет… он укажет тебе истинный путь… – еле слышно твердила Мира, а ее дух улетал все дальше и дальше, и через миг вовсе исчез в облаках.

Вся в слезах, девушка упала на колени, протягивая руки к небу.

Распахнув глаза, Слава резко села на кровати. Холодный пот струился по ее вискам, и она, смотря на тусклый огарок свечи, освещающий просторную спальню, поняла, что ей приснился дурной сон.

Санкт-Петербург, усадьба фон Ремберга, 1717 год

(Московская Тартария, Санкт-Петербург, 7225 лето С.М.З.Х)

Октябрь 29.