Курортный роман. Приключившаяся фантасмагория

И тут Гурина поняла, что она соединена с этим неведомым собеседником не только сознанием, но и телом. Эта мысль не укладывалась в ее голове, и она ждала, когда же сработает тот защитный механизм психики, который заставит проснуться.

– Не надейся, не спишь ты. И долго еще спать не сможешь,– зловеще предрекло Евдокии Дмитриевне на время ее второе я. – И это ты у меня в голове, а не я в твоей. Слишком просто было бы: ты рехнешься, а мне с тебя и взять будет нечего.

Очень медленно в памяти Гуриной восстановились события прошедшего дня и даже подробности видений ночи, и она, наконец, поняла, с кем общается, не задаваясь вопросом посредством чего. Пока ее какое-то время занимало такое несуразное и невообразимое положение, в котором она оказалась, память и мысли душмана были от нее сокрыты, словно завесой совести и всего светлого, что в ней еще оставалось.

Но стоило Евдокии Дмитриевне копнуть чуть глубже, как она, внутренне холодея и сжимаясь от первобытного почти ужаса, среди своих воспоминаний стала обнаруживать чужие. Верх похоти, алчности и предательства, неведомый ею восторг от убийства и мучений людей и других живых существ бесконечной цепью сцен и лиц всплывали в ее сознании. Их неприкрытая сущность, эта квинтэссенция разрушения очень недолго отталкивала, а затем женщина почувствовала то упоение безнаказанностью и властью, которое испытывал при всех этих злодействах душман. Колдун далеко не всегда был лишь проводником и чужим инструментом в этих черных делах, иногда он участвовал лично в жертвенных убийствах и обрядах, но она на удивление просто согласилась, что это стоит того.

То, что раньше Гурина скупо представляла себе в цифрах и видела на бумаге в отчетах о преступлениях, на поверку выходило именно тем, что дает почувствовать настоящий вкус жизни, наполняет абсолютной энергией, тем, что не идет ни в какое сравнение с пресловутой любовью. Пребывая в этом хаосе новых страшных мыслей и открытий, Евдокия Дмитриевна, не заметила, как ее оперенное тело стало снижаться. С этой высоты уже можно было рассмотреть дымящие трубы горно-обогатительных комбинатов вблизи Магнитогорска. Все еще стояла темная ночь.

Когти царапнули жестяной отлив подоконника и перед открытой настежь створкой окна, медленно складывая крылья, опустился большой ворон. Через тюлевую занавеску в свете ночника, просматривалась деревянная детская кроватка. Малыш в ней не спал, шевеля ручками и ножками, тихо лепеча о чем-то только ему одному ведомом. Птица шагнула через окно вовнутрь и замерла у прозрачного занавеса.

Ребенок раскапризничался, и несколько раз хныкнув, расплакался в голос. Тут же возле кроватки появилась светло-русая девушка в длинной белой сорочке и, взяв ребенка на руки, принялась его баюкать. Младенец долго не успокаивался, молодая мама спросонья не сразу догадалась его покормить, и, в конце концов, проснулся и встал рядом широкоплечий молодой мужчина. Обняв свою жену, он шепнул ей что-то на ухо, а после отошел к кроватке, сложив локти на ее поручни. Мама с ребенком присела на супружеское ложе и, сняв тонкую бретельку рубахи, стала кормить проголодавшееся чадо. Отец семейства же завороженно наблюдал за этой картиной.

– Ну что теперь скажешь? Могу быстро дело разрешить, а могу хворью. Завтра его машина задавит. Жена, если хочешь повесится после, а девочку в детдом. А могу прямо сейчас на его разум затмение навести, сам всех убьет и себя следом,– раздался голос в голове у Евдокии Дмитриевны.

Она не испугалась. Глядя на эту идилличную семейную сцену, какое-то время Гурина размышляла, зная и без того, всю неограниченную мощь возможностей колдуна.

– Нет. Хочу, чтобы до конца дней своих они проклинали друг друга. Хочу, чтобы каждый из них почувствовал, что и я во сто крат хуже. Хочу, чтобы навсегда они были одиноки, имея друг друга, – наконец ответила, не вынесшая испытания чужим счастьем, женщина.

– Да, что вы за полумерки!? Проклинали! До конца дней!– возмутился было « Ворон», не сразу разглядев изощренное женское коварство.– Хотя постой, есть соль в этом. По-твоему быть.

Ворон громко каркнул и семейство Ланских в комнате вздрогнуло. Птица камнем кинулась вниз с окна седьмого этажа панельной девятиэтажки. А за занавеской, зигзагами воображаемого маятника, в узкую размером с палец, щель между стеной и радиатором отопления, навсегда опустилось черное перо.

Давно рассвело, черная птица все неслась над бескрайней страной, чем дальше, тем сильнее забирая на юг.

– Куда мы летим «Ворон»?– спросила без капли робости Евдокия Дмитриевна.

– Увидишь. Все важное надо смертью венчать, – ответил ей колдун.

Гурина изредка посматривая вниз замечала, что принимаемый ей было за смену климатических поясов калейдоскоп красок на земле, оказался сменой времен года, только в обратном порядке. Она видела, как распускающиеся сады покрывались инеем и снегом, а потом из-под заснеженных лесов, полоскаемых осенними ливнями, обнажались бардовые кроны. Евдокия Дмитриевна насчитала шесть или семь зим, прежде чем они вновь опустились на землю. Все это время, забавляя себя тем, что в ее распоряжении было не только прошлое шамана, но она теперь могла заглядывать и в будущее. Гурина упивалась сценами раздоров в семье Ланских, и это занятие ей нисколько не приедалось. Она не чувствовала ни голода, ни усталости, лишь какой-то внутренний душевный передавался ей от «Ворона», и этот голод требовал крови.

Когда Евдокия Дмитриевна, привыкшая, уже было, к своему птичьему телу, обнаружила вместо крыльев лапы, покрытые черной шерстью и заканчивающиеся копытами, она ничуть не удивилась. Принимая за должное, она наблюдала, как «Ворон» повлек их общее с ней тело козла, а может быть барана, к какой-то игрушечной на вид избушке, такие она видела только на иллюстрациях к произведениям Гоголя, если ей не изменяла память.

Войдя вовнутрь, черный козел встал на пороге маленькой комнатки и стал с остервенением тереться о дверной проем, роняя и оставляя в неокрашенной древесине целые пучки своей шерсти. В комнатке две пожилые женщины, одна из них с ребенком на руках, совершали какое-то действо, стоя у корыта и нараспев произнося молитвы…

Евдокия Дмитриевна заглянула в бесконечную своей злобой душу колдуна и увидела, что в этой комнате сейчас находится тот, кто будет в силах разрушить их страшные колдовские козни и чары, кто подарит ее постылому Стасу внуков. Еще она узрела в его черном существе, что «Ворон» опоздал, видя, как он в десятый раз уже входит в эту самую избу в обличии то козла, то ворона, но каждый раз не успевает наложить свое заклятье, и бежит прочь от великой всемогущей силы чуждого ему тройственного бога.

Глава 23.

Романов открыл глаза и обвел взглядом кухню. Все еще не отделяя сон от реальности, он апатично обглядывал свои руки и ноги, сидя на табурете около кухонного стола, заставленного выпивкой. Шевельнувшись и почувствовав, как тысячи тонких игл пронзили его левую руку от плеча до кончиков пальцев, Алексей глухо простонал. За окном светало.

Свет, горевший на кухне всю ночь, раздражал, но вставать с табурета было лень, хотя пятая точка тоже невыносимо затекла и требовала поменять положение тела. Кряхтя и шумно вздыхая, он, наконец, встал и первым делом выпил из-под крана три стакана воды к ряду, затем щелкнув выключателем, вяло передвигая ногами, поплелся на кушетку досыпать.

Но сон не шел. Ворочаясь с бока на бок, Романов лежал с закрытыми глазами, кутаясь в грязный плед. Он не был особо суеверен, но часто и подолгу мог размышлять о значении некоторых сновидений, считая их поводырем подсознания в реальном мире. Сегодняшние он помнил полностью от начала и до конца. Его любимая бабка, та, которая как раз приснилась сегодня ночью, всегда говорила, то, что приснилось с участием высших сил, будь то ангелы или демоны, особенно заслуживает внимания. Таким образом, провидение пытается указать сновидцам путь, считала она, и Алексей тоже разделял такое мнение.

Не уловив никаких зацепок, Романов только припомнил, как с некоторых пор сны, вообще, перестали ему снится, а нынешней ночью они были красочными и удивительно реалистичными. На всем их протяжении ему и в голову не приходило, что все это может быть лишь результатом работы его правого полушария. Особенно его удивляло, как он совсем не со стороны, участвовал в колдовских кознях и перипетиях, будто незримо присутствуя в голове каждого из участников своего сна. Такое с ним было, пожалуй, впервые. Все это сильно походило на психическое расстройство, и в перспективе угрожало шизофренией, что на самом деле и беспокоило его больше всего.

Алексей имел весьма отдаленное понятие о, так называемых, осознанных сновидениях, по тому разуверившись в надежде разгадать свои не стал их причислять ни к вещим, ни к осознанным. Да и не мог же он втайне от себя желать Алисе и ее семье зла, или настолько не верить в искренние религиозные ценности Ланской, чтобы выстроить своим подсознанием такие замысловатые сюжеты. Или мог?

Снова не склонившись к какому-либо однозначному ответу, Романов лишь отметил для себя, что вот ни свет, ни заря, а мысли его уже опять о ней, словно нет у него больше других забот, кроме как воздыхать о любимой…

–Стоп! Все ясно,– заговорил вдруг вслух Алексей, не открывая глаз.

Он понял, что подсознание давало ему передышку, чтобы хоть ненадолго разгрузить его психику от неразрешимых дилемм и вопросов. Чтобы Алексей смог полностью абстрагироваться от переживаний собственного я. Но вот эти переживания, прорвав хлипкий дремотный кордон, хлынули в его мысли, превратив сознание Романова в настоящий проходной двор. Он мог сначала с трудом, а потом и вовсе перестал отличать вымышленные события, мечты и страхи, от тех, что были на самом деле, но пока, к его счастью, касаемо только периода жизни связанного с Алисой.

Грязно выругавшись по поводу канувшего в лету отдохновенного сна, он продолжая изрыгать ругательства встал и шаркая по грязному полу босыми ногами пошел в ванную. Поднявши с пола куртку, Алексей даже с какой-то радостью решил задаться теми вопросами, в существовании которых не сомневался, несмотря на всю их кажущуюся неразрешимость и непроглядную таинственность.

По пути в ванную ему даже показалось, что он все еще пребывает во сне, и пожелай он сейчас сильно-сильно чего-нибудь, то это неизменно произойдет. И являя собой саму противоречивость он, словно малое дитя, не преминул такую странную догадку проверить. Держав в руках куртку, он представил, ну конечно же, Алису. Романов всеми фибрами души возжелал, чтобы она сейчас вошла в его квартиру или на худой конец позвонила на мобильный. Простояв, как буддист в неподвижном дзен минут пять возле зеркала, Алексей нервно хохотнул и решил сосредоточиться на делах более актуальных, чем опровержение догадки об осознанных сновидениях.

Он хорошо помнил, что собирался позвонить своему знакомому доктору и выяснить действие препаратов и показания к их применению, бесчисленные упаковки от которых он нашел вчера в своей аптечке. Романов, изучая свое отражение и решая бриться ему или нет, заметил, что сон пошел ему на пользу, и от вчерашней лихорадки не осталось и следа. Умывшись и отложив бритье «на завтра», Алексей пошел искать записную книжку, где надеялся отыскать номер своего «Борменталя».

Да-да, именно в записной книжке хранил он важные номера и адреса. Алексей уже дважды наказывался за отданное на откуп гаджетам владение важной информацией, и не допуская третьего раза, он постаринке записал все необходимые контакты при помощи бумаги и авторучки.

Романов полез в свой рюкзак и, чертыхаясь, долго пытался среди кучи разных вещей нащупать необходимую, пока все же не высыпал все содержимое на измятую постель. Среди десятка пар носков и чистого нижнего белья, на пледе оказались две серебристые флэшки, водонепроницаемый фонарь с охотничьим ножом, О. Генри в мягком переплете, армейская фляжка в чехле, несколько таблеток сухого горючего и красный ежедневник.

Набирая номер, Алексей взглянул на часы и учтя разницу во времени, решил не беспокоить человека в такую рань. В Челябинске было 7:45, а в Ставрополе сейчас, следовательно, без пятнадцати шесть. Отложив телефон, он не зная чем себя занять еще пару часов, взял обе флэшки и сел за стол возле ноутбука. Романов открыл содержимое первого попавшегося usb-накопителя и щелкнул по иконке видеофайла.

На экране показались две головы, его и Алисы. Два счастливых и мокрых лица выглядывали из прозрачной воды крытого плохо освещенного бассейна. Держась за красные пластиковые ленты, разделяющие дорожки, Алиса свободной рукой поправляла прилипшие к щекам волосы, а он энергично размахивал своей, заметив, что их снимают. Ланская тоже обернулась, показывая оператору язык, затем притянув Романова за шею, страстно поцеловала его. После звонко рассмеявшись, она нырнула под воду, призывая перед этим своей игривой улыбкой Алексея отправиться за ней вдогонку. На этом видео обрывалось.

Просматривая ролик в десятый раз, превозмогая боль, разбередившихся душевных ран, Романов остановил видео в самом начале и мрачно изучал кадр, запечатлевший стены и часть кровли бассейна. Откуда этот файл попал к нему в руки, он знать не мог, учитывая, что не помнил, даже когда переехал в эту квартиру. Но Алексей, сколько ни старался, не мог понять, где все это снято.

Если это термальные источники, находившиеся под Курганом, то откуда стены и кровля, там был маленький открытый бассейн, а не полноценные 25 метровые дорожки. Если это Челябинск или любой другой город, то значит, видео сделали совсем недавно, а он и близко не может вспомнить хотя бы что-то об этом дне, но выглядит на этих кадрах вполне вменяемым. Открывая информацию о файле, Романов надеялся узнать хотя бы дату, но толи, издеваясь, а скорее случайно, человек его создавший указал одни ноли в графе «дата и время».

Выходит, что он встречался с Алисой за время своего беспамятства, а ее странные смс-ки, лишь отзвук тех игрищ, столь обожаемых его не совсем адекватной пассией. Неужели она виновна или причастна к его теперешнему такому беспомощному и изводящему волю и разум состоянию?

Позабыв про скромность, он набрал своему земляку-психотерапевту.

–Алло, – раздался недовольный сонный голос из динамика телефона.

–Здорово, Борменталь!– радостно поприветствовал Алексей своего близкого знакомого.

– Алло, Леха!? Ты попутал!? Полседьмого. Я тебя в черный список вношу,– без намека на продолжение разговора послышалось из трубки.

– Подожди, Геннадьич. Не гунди. У меня край. Будка едет без шуток. Помоги, а?– торопливо начал Романов, опасаясь, что тот не станет с ним разговаривать.

– Ну, рассказывай, только быстро. Я еще поспать хочу часок перед работой.

– Слушай, Геннадьич, тема такая. У меня в аптечке штук тридцать упаковок пустых из-под «Галапередола» и «Циклодола». Откуда взялись не пойму. Ты мне можешь хотя бы применение их вкратце обрисовать?

– Край…Unreal cry, Николаич!– скаламбурил «Борменталь» и пару раз хмыкнул.– Ты ж мне сам звонил в конце октября, интересовался той же мутью…

– То есть как сам!? – перебил Романов.

– Да вот так. Я решил, может, с перепоя. Ты чет вообще не в адеквате был. Тебя интересовали эффективные и доступные средства для медикаментозной амнезии. Ты че, все-таки попробовал, дурик?– совсем проснувшись и сообразив, что к чему, психотерапевт в конце издевательски рассмеялся.

– Не знаю,– обескураженный таким поворотом, Романов опустил руку вместе с телефоном и остолбенел.

– Ты сдохнуть можешь, придурок! Ты ж вообще после этого мог «мама» не суметь сказать. Я же тебе говорил, что только в клинику…