Лоскутки Эверетта, или Заблудившиеся дети

– Кое-что новенькое у меня припасено для вас. Возьмете?

– Ты же знаешь, как я к этому отношусь? Лампочка, что светит нам над столом, как ведет себя, а? Рассчитана на двести двадцать и горит, сколько ей положено.

– Месяц-два, а раньше сносу не было, – добавила Кира Захаровна.

– Раньше… Раньше и деревья были выше, особенно в детстве, и трава зеленее… Но это особый разговор. Я к чему, собственно?.. А подай на нее триста восемьдесят – и все, каплык в секунды. А почему? Не рассчитана.

– Любишь, папа, ты свое электричество, – сказала Ира.

– Люблю. Вся моя жизнь трудовая ему посвящена.

– Скучаешь по работе?

– Есть немного. Но жизнь-то не только в ней. Много еще чего интересного имеется на свете. Но это я отвлекся. Дай о «лампочке» договорить.

– Молчу, – прикрыла ладонью рот Ира и весело стрельнула глазами.

– Такая ты мне нравишься, дочь. От такого озорного взгляда и у меня тонус поднимается.

– Так ты ж способствуешь этому, папа.

– Продолжим «о лампочке»… Есть, как известно, параллельное подсоединение этих штук, – указал Александр Даниилович указательным пальцем на люстру, – а есть последовательное. Жена, помнишь такое?

– Я – педагог, биолог.

– А, следовательно, все, что не касается биологии, тебе до лампочки?

– Только не в переносном смысле, а в прямом. У меня ты есть.

– Тоже верно, – довольно хмыкнул Даниилович. – А ты, дочь?

– Не-а. Я – в маму, па. Узкая специализация.

– Вот у Семена тоже узкая специализация сейчас, однако, как лампочку вкрутить, он знает, и не только. Помнишь, Семен, как мы ЛЭПы ставили? Снег по пояс, мороз под тридцать, ветер в лицо, а мы вышку поднимаем.

– Было дело, – вспомнил я. – Было.

– Только лампочки в доме Юлька меняет, – засмеялась Ира.

– Мои гены передались, значит. А что? Не зря она в «технари» подалась…

Так вот, если пару ламп подсоединить последовательно, связать их, так сказать, то гореть они будут не месяц-два, а пару лет точно. И триста восемьдесят им не страшны, потому что пополам будет сто девяносто. А если три, четыре, так вообще и сам черт не страшен.

– Зато в полнакала будут гореть, – заметил я.

– Вот-вот. А я имею в виду под напряжением, особенно в триста восемьдесят, разные стрессы, а под лампочкой человека.

– Это мы поняли, – сказала теща. – Как это в литературе называется, Сема?

– Притча.

– Но есть и другие варианты, – продолжил Даниилыч, – но об этом потом, а то жидкость высокоградусная закипит скоро в рюмках. Собственно, это и был мой тост – за «последовательное соединение» нас и всех, всех, всех… Только со звоном хрусталя чтоб. Семен… Ира… Давай, Кира моя ненаглядная.

– Не нагляделся еще. Ладно, пей, и я выпью… Быть добру… – смутилась почему-то теща.

– Всем как следует закусить, – отдала «команду» Ира, – а то следующей не налью.

– Подчиняемся, – подмигнул мне тесть, накалывая вилкой кружочек маринованного огурчика. – А на голодный желудок, да стакан сразу. Помнишь, как на ЛЭПах? – дернул головой тесть.

– Здесь не лес и не мороз под тридцать, – отрезала Ира.

– Поэтому и не прошу, – развел руками Даниилыч.

– Открывай рот, – «скомандовала» теща.

– Раз «транспортер» готов, то и «приемный пункт» тоже…

– Эх, всегда вспоминаю, Семен, твой первый рассказ, про сосну, – заговорил тесть, закусив.

– Он так и называется – «Сосна», – напомнил я.

– Помучился ты тогда с ним. А как он мне понравился. Ну, думаю, талант у парня. А его в этом «Юном натуралисте» – раз и забраковали. Мол, то да се, поучиться тебе еще надо.

Если б ты знал, как мне обидно стало тогда. Парень душу свою вложил, что называется, до копейки. Меня так прошибло этим рассказом, что я потом лишнее дерево зацепить боялся. Оно ж – живое. И ты это хорошо показал. Но просеки прорубать надо, никуда не денешься.

– А я тогда скис, – вспомнил я. – Ох, и навалились вы все тогда на меня – пиши, учись и пиши, докажи, что можешь. На самолюбии сыграли.

– Полюбили мы тебя, каждый по-своему. И что, получилось? Получилось. Напечатали? Напечатали.

– Так полгода потратил, – покраснел я. – Жирно больно для одного рассказа.

– А ты не красней. Молодец, скажу я тебе. Сразу редко кому что-либо удается.

Я к чему? Условия нужны, как той сосне, а можно и… Понять человека нужно. А поймешь, значит, и примешь, как родного. У каждого есть искра в сердце. И нужно ее пробудить. А, как говорят, свиньей называй, так любой рано или поздно захрюкает.

– Любишь ты, Саша, поговорить, – улыбнулась теща.

– Я люблю взаимопонимание. А оно не от одного зависит, сама знаешь. Помнишь, как мы с тобой в молодости?

– Да, ну тебя.

– А я расскажу. Никогда не рассказывал, а сейчас расскажу. Просто наших пронесло мимо такого. И хорошо. Они сразу ухватили суть. Я это тогда еще понял. И сейчас вижу, хоть жизнь и не простая штука, но и не сильно сложная.

– Это ты насчет «ну и что»? – спросила Кира Захаровна.

– Угадала.

– А чего тут гадать, если после этого все наши ссоры пятиминутными были. Давай, вытаскивай нашего «скелета из шкафа». Он, по-моему, уже давно там в труху превратился.