Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга первая

– Тогда, почтеннейший, каждый мужчина, начиная с Адама, познавая женщину, может считать себя чудотворцем, – засмеется Бахир, сдвигая все кости по шнурку и начиная партию сначала. – Но прошу тебя, давай не будем больше о младенцах, – я тоже иду от этого постоялого двора не могу опомниться от такого «чуда».

– Я – гость у твоего костра, – согласно наклонит голову странник. – Красивые у тебя четки, – заметит он, начиная новую тему.

– В пути, о путник, да будет тебе известно, лучше перебирать четки, чем считать верблюжьи шаги, – уклончиво ответит Бахир.

– Я вижу, что они недавно у тебя, – усмехнется старик.

– Да… – растеряется Бахир. – Я выиграл их в кости как раз у хозяина постоялого двора в Бет-Лехеме, почтенного Забтеха.

Нет, не прост старик!

Четки! Откуда он узнал?

– Однако ты сказал «мы»? – вспомнит Бахир. – «Мы засвидетельствовали чудо»?

– Колодец мудрости не вычерпать одной горстью.

– И они тоже, как и ты… кудесники и прорицатели?

– Я – недостойный ученик, испивший крохотный глоток из колодца Знания.

– Хорошо, – Бахир, наконец, решается свести разговор к пугающей и манящей его теме, – Юнус! Приведи сюда Али. Да поживее!

Наконец, разбуженный и перепуганный Али будет вытолкнут Юнусом в светлый круг костра.

– Где я мог видеть его? – удивится старик.

– Его? Этот высохший овечий помет? – всплеснет руками Бахир. – Не смеши меня, почтеннейший. Его можно видеть или спящим под верблюдом, или спящим на верблюде… Ты сказал, что не предсказываешь судьбу, чтобы не навредить слышавшим их людям? Этот Али – он глух, подобно черепку кувшина. Он не может услышать твои слова, поэтому они никак не навредят ему. Предскажи нам его судьбу!

Странник долго будет смотреть на огонь, словно не расслышав вопроса. Потом поднимет взлохмаченную ветром голову:

– Он умрет.

Беспокойство охватит Бахира, но он попытается отшутиться:

– Такие пророчества и мне по силам, ибо кто не знает, что все мы смертны?

– Он умрет скоро.

Веселье оставит Бахира, и уже боязливо, с трудом двигая внезапно одеревеневшим языком, он спросит, уставившись в огонь:

– Когда?

И услышит в ответ одно короткое слово:

– Завтра.

Бахир нетерпеливым жестом отошлет несчастного Али к себе обратно.

Какой страшный ответ! Сколько он рождает вопросов! Что случится завтра? Что случится с Али? А с остальными? А…

– Не спрашивай меня больше, о гостеприимный путник! – скажет странный старик и решительно поднимется с места. – Благодарю тебя за тепло костра и разделенную трапезу. Мне пора в путь.

– Куда же ты – впереди ночь! – Бахиру немного досадно прерывать разговор.

Ибо в этом состязании победа была не на его стороне.

– Самая спокойная пора, – усмехнется старик, – в наше смутное время, а я сведущ еще и в звездах. Звезды же говорят, что все идет по предначертанному ими пути, с которого не свернуть ни мне, ни тебе, ни твоей невольнице с чудесным младенцем. Прощай!

Бахир останется сидеть, пригвожденный к месту страшным пророчеством, провожая глазами фигуру, постепенно тускнеющую во мраке. А потом, удивленно обнаружив в своей руке забытые четки, он вскочит, словно ужаленный, и крикнет вслед старику:

– Скажи мне еще! Иллели – ее здесь нет!

– Она слышит, – раздастся в ответ.

– Тогда – младенец ее неразумный! Дажд!

Фигура старика замрет на мгновенье, а потом растворится во тьме, и до костра долетит ослабленный ветром крик:

– Он не умрет.

Костер станет едва теплиться. Пора ложиться – предстоит дальняя дорога.

Бахир еще раз отдаст распоряжения Юнусу о ночном дозоре, а затем медленно побредет в свою палатку и долго будет ворочаться на своем ложе, вспоминая странные слова предсказания.

Непрост старик! Как это все понимать? Он и не собирался пока вышвыривать этого щенка! Ну, а что касается глухонемого Али… Змея, что ли, его ужалит? Хотя – какие змеи зимой? Со скалы сорвется? А что его туда понесет? Какая разница! Умрет – значит, умрет. Цена ему – тень осла на песке. Одним едоком меньше. Добраться бы до Акабы – там он купит себе нового погонщика верблюдов.

И уже погружаясь в спасительные волны сна, Бахир, словно передвинув последнюю полированную кость по шелковому шнурку, удивленно пробормочет про себя:

– Дажд?

Глава вторая

Постоялый двор

По кривой улочке, пересекающей весь пологий амфитеатр Бет-Лехема, мимо оград и домов с укрывающими их смоковницами и шелковицей медленно шли трое пожилых мужчин в темной повседневной иудейской одежде, сопровождаемые двумя римскими солдатами. Солдаты тяготились своей работой, откровенно скучали и не пытались скрыть своего недовольства предстоящим. Один из них, старший если не по званию, то по поведению, долговязый, рыжий, широкоскулый, с колючими желтыми глазами хищника, то убыстрял шаг, недовольно оглядываясь на сопровождаемых ими иудеев, не спешащих угнаться за ним, то останавливался, подбоченясь, и провожал каждого встречного прохожего откровенным изучающим взглядом, словно выискивая объект для выражения своего раздражения. Короткая, видавшая виды туника его открывала мускулистые руки, покрытые рыжими волосами, и кривоватые, привыкшие к походам ноги в калигах с ремнями из телячьей кожи.

– Хлебное место[14 - Так переводится с еврейского Бет-Лехем, находящийся на месте тектонического разлома.]! – проворчал он себе под нос. – Они умудрились эти вторые Помпеи с Геркуланумом назвать «хлебным местом»! А завтра опять смена караула. Где? Ну конечно, в раю. Разве как-нибудь иначе могут называться у них эти края? Дже… Фре… Джебель эль Фередис[15 - Джебель эль Фередис (араб.) – «Райская гора», в окрестностях Бет-Лехема, где находилась царская резиденция Ирода Великого.]! Тьфу, язык сломать можно…

Несколько шагов он прошел в молчании, но, наконец, не выдержал.

– Подумай, Воган, хорошенько, – обратился он к своему напарнику, молодому темноволосому солдату, совсем еще юноше, миловидному, словно девушка, старательно подражающему старшему товарищу, – мало того, что нас перебрасывают из одной дыры в другую, так мы еще должны пересчитывать это обрезанное стадо, как овец в их овчарне!

Воган промолчал, ожидая продолжения, и не ошибся, потому что желтоглазый, лязгнув гладием, раздраженно сплюнул:

– Может быть, эти дикари умеют считать только до трех, и мы приставлены обучить их счету?

Воган рассмеялся: