Зорох

Наиболее здоровых мужчин Тагорм отправил на Восток, туда, где можно встретить племена скотоводов, или «шкурников» – охотников одиночек из высокогорных племен, которые занимались зимними запасами для своих кланов. Надо было срочно раздобыть еды: выменять ее на золото или отнять силой.

– Остальные пойдут дальше на север, – объявил молодой вождь. – Мы дойдем до Жертвенного вулкана, и выполним то, что требовали от нас духи смерти. Мы предадим близнецов расплавленной земле. Духи покарали нас за гордыню. Нирон и Акрон должны были возвеличить нас над другими кланами, а вместо этого стали проклятьем племени. Мы согнаны с собственной земли. Когда-то мы дрались в небе с орлами, а благодаря им, упали на землю и прячемся от диких собак.

Сыны старых духов ошиблись. Мой прадед ошибся. Все те, кого сегодня с нами нет – ошиблись. Но мы остались, и мы исправим эту ошибку. Нам надо примериться с кланами. Мы не можем ставить на одни весы жизнь двух мальчишек и судьбу целого народа. Мы обещали защищать их, хотели идти до конца, но мы не были готовы к такой цене. Нам надо примериться с кланами, – повторил он. – И в первую очередь с «Острыми камнями» – они пострадали больше всех. Половину спрятанного в пещерах золота мы отдадим им.

Краогор был ранен; он лежал в горячке в наспех собранном продуваемом ветре шалаше, и не мог заступиться за сыновей.

Кто-то из старых воинов все же попытался спорить с молодым вождем.

– Решение было принято советом, – сказал он. – Даже твой дед не мог его отменить, и отдал свою жизнь, чтобы исполнить волю старейшин. Мы найдем союзников и вернемся. Сыновья Краогора объединят кланы. Так обещали Сыны старых духов.

– Никого они не объединят, – холодно ответил Тагорм. – Их судьба сгореть в Жертвенном вулкане, а моя спасти то, что осталось от племени.

Тем же вечером двое молодых воинов из нового совета сообщили о решении вождя Краогору и его жене. Братьям запретили отходить далеко от мест стоянок племени. Два раза в день им и близняшкам Агорна надо было проходить мимо шалаша вождя. Тагорм хотел быть уверен, что никто из них не убежит.

Лежа в своем шалаше, Краогор молча выслушал приказ молодого вождя и, соглашаясь с ним, моргнул болезненными мутными глазами. Новый вождь мог отменять решения старого. Законы племени позволяли это и после оглашения, никто из членов сообщества не имел права их оспаривать.

Как и муж жена не проронила ни слова, лицо Найи оставалось холодным и беспристрастным, но, как только советники ушли, глаза девушки вспыхнули, а губы растянулись в странной жестокой усмешке.

– Какой ты мужчина? – прошипела она. – Какой-то мальчишка, который еще и копье в руках держать не научился, хочет убить твоих детей, а ты лежишь, как выпотрошенная рыба на берегу, надеясь поскорее бы здохнуть.

– Женщина, – сквозь зубы прорычал Краогор, засунул руку в угли почти погасшего костра, и медленным, слабым движением бросил несколько из них ей в лицо.

Найя успела увернуться, она отодвинулась подальше от огня и от мужа, ткнулась спиной в одну из палок, служащих остовом шалаша.

– Они должны уйти сегодня, – требовательно произнесла она. – Им надо бежать прямо сейчас. Куда угодно – на Восток к Бескрайнему морю, на Юго-запад – к Бескрайней долине, на Юг, еще куда-нибудь, но только ни здесь… Здесь им оставаться нельзя. Твои сородичи убьют их…

– Они останутся здесь, женщина, – слабым голосом произнес Краогор. – Племя решило бросить их в Жертвенный вулкан, значит так тому и быть. Не тебе женщина отменять решения совета. Я не желаю слушать тебя больше. Замолчи, или я позову старую Илду, и она заштопает твой рот своей большой иглой.

– Тебя не услышат, – тихо сказала она. – Орлиные когти племя трусов и предателей. Вы напали на «ледяных» когда мужчины были на охоте. Вы поступали так всегда. Вы не деретесь честно, вы презираете друг друга, вы не уважаете отцов и попираете собственных богов. Я ненавижу вас. Глупые трусливые псы. Вы говорили о великом будущем, и обещали защищать моих детей, а теперь ни величие, ни обещания вам не нужны. Вы просто пытаетесь спасти свои бесполезные жизни. Вы нашли самого ничтожного из мужчин и сделали его своим вождем. Вам стыдно вымаливать прощение у «Острых камней», но этот юнец Тагорм прикажет, и у вас не останется выбора, и вы сможете вылизывать им ноги, не теряя достоинства.

– Тагорм думает только об интересах племени, женщина. Он прав, а ты… – Краогорм с трудом поднялся на локтях. – Ты всегда была нашим врагом… всегда презирала нас… Когда ко мне вернутся силы я убью тебя.

– Хорошо, – согласилась Найя. – Убей меня, но детей ты отпустишь. Ни ты, ни ваши трусливые старейшины, ни их пустоголовые жены, никто из вас не стоит моих детей.

– Мои сыновья останутся, – прохрипел Краогор. Шубы Нирона и Акрона лежали рядом у его ног. С большим трудом он смог согнутся, дотянулся до них, и подтянул к себе. Дети, которые укрывались ими, поежились от холода, но не проснулись. Найя потянулась за откинутым рукавом, но муж подобрал шубы еще ближе.

– Ну давай попробуй, – прохрипел он. – Наклонись еще, и я сверну тебе шею.

Они как-то одновременно посмотрели на боевой топор, который по обычаю вместе со щитом лежал у входа в шалаш. Краогор протянул руку, но Найя опередила его, вытягиваясь стрелой, схватила гладкую рукоять, и угрожающе тряся топором перед собой, отползла на прежнее место.

– Знаешь, что с тобой сделают, когда узнают, – предупредил Краогор.

– Они узнают только завтра вечером, – задумчиво сказала она. – Я скажу, что тебе стало хуже, и все утро ты будешь давать сыновьям последние наставления. Я выиграю для них время. Когда Тагорм догадается обо всем, они будут уже далеко.

Краогор не мог поверить в то, что слышит. Впервые в жизни он испугался этой хрупкой, презренной, ни раз униженной им женщины. Он отвел глаза в сторону, потому что не смог выдержать ее пристального испепеляющего взгляда. Упираясь руками в землю, попробовал подняться, но силы оставили его. «А ведь убьет, – промелькнуло у него в голове. – Ведь не испугается. Решится?..»

Ни уверенности, ни злости больше не было, только паника и ужас охватили воспаленное сознание. И тогда, набрав полную грудь воздуха, Краогор закричал. Он стал звать на помощь Тагорма, Этгора, Сайруса и многих других; звал даже тех, кого уже не было в живых. Звал пока ни охрип. Но ни живые, ни мертвые не пришли к нему. Завывание ветра на улице заглушало его крики. Он не знал, что их шалаш Найя поставила особняком от других. Она предвидела такой исход.

Когда Акрон открыл глаза, в лицо брызнула кровь. Он думал, что все еще спит, поэтому испугался не сразу. Перед глазами мелькало лезвие топора; неяркий свет костра выхватывал сосредоточенное лицо матери, что-то брызгало в огонь, угли шипели, и ее профиль стал исчезать в темноте.

Скоро стало совсем темно и тихо. Акрон замер в ожидании, и через какое-то время мать взяла его за руку. Они сидели так долго. Просто сидели и молчали, слушая, как завывает ветер. Потом Найя бросила в огонь веток, и очень медленно, нехотя, пламя начало разгораться.

Акрон посмотрел в сторону и увидел испуганное лицо брата. Только теперь ему стало по-настоящему страшно. Нирон смотрел в темноту. Там, под своей тяжелой оленьей шубой лежал отец. Он был укрыт с головой; из под серой шкуры выглядывали ноги, обутые в теплые меховые сапоги.

Акрон вдруг понял, что отец мертв. И хоть видел все собственными глазами, все еще не мог поверить, что его убила мать.

Найя подобралась к Краогору, и выдернула что-то из его руки.

– Одевайтесь, вам пора, – сказала она, и положила перед детьми их шубы. – Идите на Юг, – добавила она, потом поправилась: – Нет, идите на Север. На Юге они будут искать вас в первую очередь. Но на Севере будет еще холоднее, и вам там совсем нечего будет есть. Мне нечего вам дать, – говорила она, разминая руками бледный лоб и уставшие глаза. – Совсем нечего дать… Идите на Восток… Нет, на Востоке будет еще хуже. Вы «Орлиные когти» – там вам все враги. Идите на Север… Нет, лучше на Юг… Идите куда-нибудь, только очень быстро. Только не останавливайтесь… И помните, у вас больше нет племени. Теперь вы сами по себе. Опасайтесь «Когтей»… «Когти» отдадут вас вулкану… «Когти» – первые ваши враги…

Найя стала их одевать. Братья сонно протирали глаза, не до конца еще осознавая, чего от них хочет мать, куда идти, и когда они смогут вернуться. Они не торопились ей помочь: отрешенно стояли посреди шалаша, поднимая руки, чтобы она могла просунуть их в рукава шубы. Она сама поплотнее затянула ремни на их поясах, чтобы под шубу не проникал холод, и затянула завязки на сапогах; одев на головы шапки и рукавицы на руки, вывела, почти вытолкала детей на улицу.

Наспех она прижала каждого к себе, потом развернула и подтолкнула в спины. Пройдя несколько шагов, дети остановились, и повернулись обратно.

– Идите же, ну, – прошептала она, но братья не уходили, смотрели друг на друга, или на мать, но никто не хотел смотреть в ту сторону, куда она махала рукой. – Идите, идите…– повторяла она, пыталась рассердиться, за то, что не слушаются, но не могла.

Постояв так какое-то время, Нирон снова шагнул к шалашу, но Найя попятилась к проходу и развела руки в стороны, давая понять, что обратно не пустит.

– Нет Нирон, – прошептала она, – вы не можете остаться.

Завыла вьюга, где-то далеко ей отозвался одинокий волчий вой а потом Нирон услышал позади себя хруст снега и глухое покашливание брата. Акрон уходил. Найя провожала его тоскливым взглядом, а потом совсем закрыла глаза. Из-за темени Нирон почти не видел лица матери, но чувствовал, что она плачет.

– Береги его, ты старший, – прошептала она, последний раз взглянула на сына, откинула лосиную шкуру и вернулась в шалаш. Опустив голову, Нирон потоптался на месте, повернулся в сторону удаляющихся шагов, и отправился вслед за братом. Больше он не оглядывался.

Глава 4

Акрон так и шел впереди а Нирон, чуть отставая, двигался сзади. Иногда тусклая луна освещала вершину тупой горы. До самого утра она и была им ориентиром. Они шли на Север, но как только стало светать, Акрон резко взял вправо на Восток. Брат безропотно шел следом, но когда, через пару часов Акрон снова повернул на север, стал возмущаться:

– Зачем ты плутаешь?! – крикнул он. – Если уж решил повернуть к морю, то идем к морю. Здесь хотя бы равнина. Какой смысл сейчас карабкаться по скалам? Зачем выбирать трудную дорогу, если все равно идем непонятно куда?

Акрон оглянулся на брата, ничего не ответил, но все-таки снова повернул на Восток. Он и в самом деле не знал куда идти. Вышагивать по равнине было тоскливо – впереди до самого горизонта проглядывалась бесконечная, безнадежная пустота. За северными горами, казалось, может появиться что-то неожиданно хорошее, но чем дальше они шли, тем больше он замерзал. А север, это холод, и идти туда, где еще холоднее, тоже не хотелось.

Нирон еще несколько раз окликал брата, но тот не оглядывался. С тех пор, как Нирон выдал племени Охайру, Акрон с ним не разговаривал. Нирон всегда считал это его глупым капризом, и никогда не придавал этому значения, но теперь, что-то изменилось. Молчание Акрона раздражало, и даже пугало его. Стало казаться, что брат затаил злобу, и рано или поздно уйдет так далеко, что его невозможно будет догнать. Вместе со страхом остаться одному, где-то в глубине души просыпалось раскаяние. Но холод быстро вымораживал эти запоздалые чувства.

Под утро ветер, и снегопад усилились. Далекие, а за ними и близкие горы совсем скрылись из виду. Иногда Нирон буквально натыкался на спину брата. Когда вьюга начинала кружить вокруг них, нельзя было ничего разглядеть даже в двух шагах.

Ориентироваться можно было только по направлению ветра, а он сейчас был попутным, и оставалось только надеяться, что он не переменится.

Они шли почти без остановок. Снег был повсюду, он кружил в воздухе, хрустел под ногами, колол глаза, и щекотал под носом, превращаясь в капли и тут же замерзая. Во время редких привалов снегом растирали замерзшие щеки, и обмороженные носы, его ели, обсасывали во рту спрессованные снежные комочки, надеясь хоть немного утолить жажду.

Теплые сапоги возле колен были перетянуты веревками, но снег все равно проникал внутрь. Ноги стали замерзать, и, когда их растирали теплыми, после варежек, пальцами, носки и пятки начинали неприятно ныть и колоться, будто их засовывали в кишащий муравейник.

Серое утро медленно перешло в тусклый морозный день. Ему не было конца, и когда пришли сумерки, братьям показалось, что это еще не вечер, а просто гуще повалил снег. Скоро стало совсем темно. Два одиноких детских силуэта расстаяли в ночной снежной пустыне.

Во время отдыха, когда оба брата лежали на спинах, часть неба вдруг очистилась. Несколько звезд выстроились в ряд, напоминаю летящую сквозь облака стрелу.

– Эта стрела летит на юг, – неожиданно произнес Акрон. – Она летит в Бескрайнюю долину. Охайра рассказывала мне про нее. – Вспомнив о старухе, он немного помолчал, будто пугаясь того, что снова может причинить ей вред. Но потом он подумал, что все плохое уже случилось, печально вздохнул и продолжил: – Боги никогда не выбирают ничью сторону. Но, когда-то мы думали, что боги за нас, – сказал он. – Они послали много стрел в долину, и убили почти всех наших врагов. Только одно селение осталось, потому что одна стрела застряла в небе. Горцы радовались, но надо было закончить то, что начали боги. Тот, кто достанет стрелу и пустит дальше, станет вождем всех людей на свете. Великие воины стали драться из-за нее и горные реки окрасились кровью. Горцы ссорились тысячи лет. От одной стрелы погибло больше народа, чем от всех стрел посланных богами в долину. Несчастья народов бескрайней долины обернулись нашими. Боги поднимают в небо, а потом опускают на дно глубоких ущелий. Боги отнимают все свои подарки.