Дыши

– Эта картина не сделает меня великой, но она станет одним из шагов на пути, – он почесал голову, ещё раз осмотрел картину. – Я решил участвовать в одном конкурсе. Сегодня утром услышал в новостях.

– Это здорово. У тебя все шансы победить.

Мой друг усмехнулся и закатил глаза.

– Мне нужна будет твоя помощь.

Я кивнул в ответ. Мы молча стояли некоторое время.

– Я не хочу становиться великим, как кто-то из давно умерших, безусловно великих людей. Я не хочу, чтобы меня называли новым кем-то. Я мечтаю оставаться собой, чтобы запомнили именно моё «Я», а не новое что-то из прошлого. Понимаешь?

Он посмотрел на меня, затем вновь повернулся на картину, на которой застыло моё серьёзное лицо, задумавшееся неизвестно о чём. И в этой неизвестности было нечто прекрасное.

– Я стану великим собой. Именно это и позволит мне стать величайшим, – прошептал он.

Реализм – правда жизни, воплощённая специфическими средствами искусства, мера его проникновения в реальность, глубина и полнота её художественного познания.

Гюстав Курбе. Жан-Франсуа Милле. Диего Ривера. Мой маленький пухлый друг в очках.

На следующий день он начал усердно готовиться к конкурсу рисунков, объявленных на всю страну в одной из телепередач. Победителю, как это обычно бывает, досталось бы всё.

Известность.

Величие.

Богатство.

Я никогда не понимал конкурсы в искусстве, возможно, потому что никогда не понимал самого искусства.

Что является им, а что нет? Почему одно искусство побеждает, а другое проигрывает? И если в искусстве нет проигравших, зачем тогда определять лучшего?

Это ведь не спорт. Нельзя замерить сантиметры, засечь секунды или забить больше голов.

Мода управляет искусством и движет его, но искусство эту моду меняет, соответственно меняя самих людей и их взгляды. Направления в искусстве отражают реальность, изменяются, двигают моду, и модой же навеваются.

Они взаимосвязаны. Что-то забывается, что-то вновь возвращается. И так по кругу.

Нечто, побеждающее сегодня, завтра становится ничем, и наоборот, а всё, что остаётся – лишь надеяться на то, что тебе повезло со временем.

Для конкурса моему другу нужно было написать произведение на тему: Детство. Правил не было никаких. Ты можешь рисовать что и чем угодно, главное, рисуй на заданную тему. В любом направлении, воплощении и любыми средствами.

Рафаэль или Дали? Ван Гог или Малевич? Да Винчи или Мунк?

Живи каждый из них в одно и то же время, создавай каждый из них свои произведения, двигай они моду и переноси они реальность через собственное видение, смогли бы они стать теми, кем они являются сейчас? Смогли бы они создать те произведения, благодаря которым они и обрели величие? И был бы среди них лучший?

Он сидел сутками за столом. Его пальцы, чёрные от грифельного карандаша, держали вечно то карандаш, то кисточку и слегка подрагивали. Его руки в разноцветных каплях, а лицо в пятнах от пота и красок. Иногда он сидел перед мольбертом, который родители подарили ему на новый год, и рисовал без остановки. Что-то недовольно ворчал себе под нос, поправлял очки, а затем возвращался за стол и начинал рисовать что-то другое. Этот мой друг хотел создать нечто настолько великое, что поразило бы всех вокруг, но после каждого рисунка, он морщился от недовольства и начинал всё заново. Так длилось около недели, он рисовал, когда я звонил ему. Он рисовал, когда я приходил к нему в гости. Он рисовал, когда все вокруг уже давно спали.

В день, когда необходимо было отправлять работу, я пришёл к нему в гости, он сидел за столом, оперевшись лбом на ладони.

– Эй, – окликнул я его, – Ты в порядке?

Он тяжело вздохнул.

– Я не знаю, что мне делать. Я нарисовал семь рисунков, и я не знаю, какой из них отправить, чтобы победить.

– Давай вместе выберем, – предложил я.

Он снял очки, потёр глаза.

– Нет, извини, но я сам должен решить.

– А посмотреть можно? – спросил я, разглядывая комнату в надежде увидеть их.

– Нельзя, – отрезал он и вновь закрыл лицо руками.

Я присел рядом с ним и неуверенно похлопал его по плечу.

– Это всё очень сложно, – прошептал он, – я не знаю, какая из них лучшая, я не знаю, какая из них больше подойдет судьям и нынешнему времени. Понимаешь? Многие великие умерли от голода в нищите, и только после смерти получили своё заслуженное признание. Кто-то сказал, что Господь давал им дар в неподходящее время, – он замолчал, глубоко вдохнул. – Мне не нужно такое величие после смерти. Я должен стать великим сегодня.

– Но ведь ты красиво рисуешь, – ответил ему я, – люди в жюри увидят это, и всё будет хорошо.

– Этого может быть недостаточно! – закричал он, закрыл лицо ладонями и заплакал. – Я не могу в данной ситуации быть собой. Чтобы писать так, как я хочу, мне необходимо сначала подстроиться под реальность. Нужно играть по дурацким правилам.

Ему девять, он не умеет пользоваться газовой плитой, но знает, по каким правилам ему нужно играть.

– Послушай, я уверен, что ты зря так сильно переживаешь. Я видел, как ты рисуешь, и уверяю тебя, что не могу припомнить никого из знакомых в школе, кто мог бы рисовать хоть наполовину так же здорово, как ты.

– На конкурсе будут ребята не из нашей школы, – всхлипывал он.

– Да, не из нашей. Но из точно таких же школ, где учатся точно такие же ребята, которых ты одним наброском сделаешь.

– Ты думаешь?

– Я абсолютно в этом уверен. Просто выбери тот, который на твой взгляд им больше понравится.

– Я боюсь не победить, – шептал он. – Я боюсь остаться никем.

– Этого не произойдёт, – сказал я ему, и мы крепко обнялись.

На следующее утро он отправил рисунок, и уселся возле телефона ждать звонка, хотя до объявления результатов оставался месяц.

Импрессионизм – направление в искусстве, стремящееся естественно и непринуждённо запечатлеть окружающий мир в его изменчивости, передавая свои мимолётные впечатления.

Огюст Ренуар. Эдуард Мане. Гюстав Гайботт. Мой маленький пухлый друг в очках.

Эта история – не про упорство, которое обязательно вознаграждается.

Шли дни, и мой друг смог добавить немного радости в унылую обыденную ежедневность. Он начал жить в ожидании звонка. Он завтракал, умывался, чистил зубы и ждал звонка. Он возвращался со школы и первым делом спрашивал у мамы, не звонили ли ему по поводу конкурса. Он размазывал краску, чертил восковыми карандашами, рисовал тушью и каждый раз поглядывал на телефон. Все наши разговоры с ним сводились к его размышлениям о смысле проводить эти конкурсы. Порой он впадал в отчаяние и твердил, что выбрал не ту картину.