Нумизмат. Роман

– Конечно, Иван Иванович, кто же еще!

– Тогда, что значили ваши слова?

– Егор Игоревич, вы опять не возьмете в толк элементарные вещи.

– Нет, не возьму, потому что они на ваш взгляд элементарные, а, на мой взгляд, необыкновенные.

– Привыкайте, уважаемый, привыкайте.

– Ну, а если я привыкну, что станет потом?

– Замечательный вопрос! Но неуместный, в данном случае.

– Почему?

– Всему виной Иван Иванович. Он всегда умеет сделать из ничего целую историю! Он мне служит две тысячи лет и не перестает меня удивлять. И вот с этим обменом такое учудил, что в самую пору браться за перо. Вы знаете, из Ивана Ивановича выйдет толк, он старается. Из моих двенадцати учеников он – самый способный. Справедливости ради сказать, я только с ним и занимаюсь. У него истинный талант! Только он, правда, еще в зародыше, но это не беда. Талант разовьется, я уверен в этом, как в самом себе. Вот и сейчас он где-нибудь наверняка пишет. Истинный писатель ни может ни писать. Все его нутро завет к перу. Лишения и преграды только еще больше пробуждают в нем желание писать. Полнейшие невежество и незнание тонкой писательской натуры служило во все времена авторам во благо. Власть, запирая писателей в застенки, ссылая их в ссылки, устраивая на них травлю и подвергая глумлению их творчество, еще больше разжигало желание писать, бороться с тиранией с помощью пера. Жгучая боль, обида, душевные неизгладимые раны делают из талантливого писателя гения и ничего другого. Нервные перегрузки колоссальных масштабов в прямом и в переносном смысле возносят писателя на небеса! За яркие выдающиеся произведения гении расплачивается своей жизнью и только ею. Творчество, в котором нет частички автора, пустое и еще раз пустое! Оно не дышит, а, значит, и не живет. Герой, созданный писакой, умирает вместе с ним, а герой писателя живет после его смерти.

Рублев задумался. Слова Дмитрия Сергеевича заставили размышлять и снова, и снова прокручивать в голове авторов, которые отдали своему герою всего себя без остатка, чтобы только он жил вечно. Чичиков и неугомонный затейник кот Бегемот крутились на уме у Рублева, и он улыбнулся.

– Да, Егор Игоревич, Николай Васильевич и Михаил Афанасьевич – наглядное подтверждение моим словам. Эти два творца, каждый в свое время, перевернули литературный мир, порушили многолетние устои и будут актуальны всегда благодаря своему дерзкому гению, который тонко чувствовал грани человеческой души и мог показать всю ее красоту и мерзость!

– Вы, безусловно, правы, но скажите, где мы? Я не узнаю это место.

– Егор Егорович, милейший вы мой человек, прислушайтесь.

Рублев напряг слух. Смех и музыка, словно волна, накрыла его всего с головой, так что он закрыл уши ладонями, вжав себя плечи.

– Узнали?

– Набережная? – закричал Рублев, абсолютно себя не слыша.

– Угадали, но не совсем. Мы на подступах к Центральному рынку. В одном из многочисленных переулков. Прежде в самом богатом и знатном районе города, а ныне в темных трущобах. Конечно, не в гетто, но вид очень прискорбный. Мрак и отчаянье здесь слились воедино!

– Где? – продолжил кричать Рублев.

– Ну, зачем так кричать, вы не на пожаре, а в самом сердце города!

Рублев огляделся. Желтые грязные здания, обвалившаяся штукатурка, кучи мусора.

– Неужели вы не узнаете своего города? Ростов – уникальный город. В нем вся Россия! Яркие зеркальные центральные улицы, не ведающие, что такое тьма ночью, и целые кварталы самых настоящих трущоб, в которых ни днем, ни ночью, не гостит лучик света. Сотни самых дорогих автомобилей со всего света и всего с десяток специализированных дорожек для инвалидов. Торговые выставочные павильоны, в которых ничего не стоит заблудиться и грязные и жестяные ларьки на автобусных остановках. Бог делал Россию с завязанными глазами. Он отрезал безразмерные куски и ставил на них разноцветные жирные кляксы! Вы согласны?

Рублев подумал и согласился.

– Вы правы, Егор Игоревич, что мне, как никому, видней, потому что это я Ему завязывал глаза.

Откуда ни возьмись, появился Иван Иванович.

– Ну, наконец-то, а то мы уже заждались, а без вас я не хотел читать отчет, – воскликнул Дмитрий Сергеевич и взялся за свиток, прибывший с островов. Он быстро с ним ознакомился, признав, что Лёня- талант, каких надо еще поискать. Потом показания изучал Рублев и диву давался, как Лёня смог продать все за такой короткий срок и откуда, собственно, у людей такие деньги? Еще, конечно, он для себя подчеркнул, что коллекция и, правда, необыкновенная.

«Чего только один Пугачевский рубль стоит, который я ни когда в глаза не видел!» – подумал он и вернул обратно свиток Дмитрию Сергеевичу.

– Предлагаю разделиться, чтобы как можно быстрее вернуть на прежнее место императоров и императриц, – сказал тот и улыбнулся Ивану Ивановичу.

– Я займусь отъявленными паразитами! – радостно сказал Иван Иванович и тоже улыбнулся.

– Вот и славно. С кого думаете начать?

– С негодяя врача!

– Есть план?

– Не то чтобы план, мой господин… В 1660 году путешествуя по Европе, я спас одну прелестную ведьму от костра инквизиции.

– Как интересно, почему я об этом ничего не знал?

– У нас была тайная связь, и мы не хотели огласки.

– Да вы, оказывается, ко всему придачу еще и Казанова! Не ожидал, не ожидал, удивили, так удивили!

– Стараюсь, мой господин.

– Славно стараетесь. Вон, что с рублями учудили. Но черт с ними, что, безусловно, истинная правда. Ну, и как же зовут эту прелестницу, что вскружила голову моему лучшему ученику?

– Её зовут Матильда, мой господин.

– Матильда?! – удивился Дмитрий Сергеевич и, нахмурившись, спросил: – А не больно ли легкого поведения ваша возлюбленная, что ее зовут Матильда? При Людовике Восьмом, короле – солнце, имя Матильда отдавало вкусом доступной любви.

– Как вы только могли такое подумать?! Матильда – непорочна как дева Мария, – обиделся Иван Иванович.

– Прости меня, Иван Иванович, я не знал, что Матильда настолько тебе дорога. И справедливости ради будет сказано, нельзя судить о человеке только по его имени. Я был не прав, но, Иван Иванович, все равно, как бы ни была тебе верна Матильда, ее нельзя сравнивать с непорочной девой Марией. Матильда- ведьма и, прости меня еще раз, нет, и никогда не будет на свете непорочных ведьм. Непорочная ведьма это нонсенс! Тем более что, как ты сказал, у вас с Матильдой была тайная связь.

– Хорошо, тогда она у меня непорочна как английская королева, – сказал Иван Иванович, не поднимая головы.

– Это другое дело, но, не обижайся, в это мне тоже смутно верится. Чтобы ведьма была непорочна как английская королева, тоже ни в какие рамки не влезает. Но, ради справедливости надо сказать, что у людей повелось считать, что Англия- родина ведьм, так что пусть будет непорочна как английская королева, в этом хоть прослеживается логика. Да, Иван Иванович?

– Да, мой господин.

Рублев улыбался. Наставления учителя своему ученику всегда зарождались по-разному. Когда – беззвучно, когда – громко и даже взрывоопасно, но как бы там ни было, они были наполнены мудростью и так подавались Дмитрием Сергеевичем, что Иван Иванович всегда убеждался в правильности замечаний.

Настоящий учитель так ловко преподносит свою мысль, что может сделать, так что ученик соглашается не столько с учителем, сколько с самим собой. И в этом, заключена и радость, и боль. Труд гениальных учителей всегда неблагодарен. Истинный учитель с помощью своего гения превращает умишко в светлый и разносторонний ум, который зачастую не признает, кому он обязан своей теперешней силе. И не потому, что он, как неблагодарный трутень, который крепнет и вырастает на чужом труде. Нет все происходит потому, что он, в самом деле, свято верит, что возмужал сам по себе. Проходит время, и недавний ученик сам превращается в учителя и только тогда понимает, кому он обязан своим знанием, как в зеркале видя себя в своем ученике. Но поздно – учителя уже не стало. Время свело с ним счеты, унесло его надежду на благодарность своего ученика, в которого он вкладывал душу. Еще не поздно?! Так сорвитесь же с места, разыщите своего учителя и скажите ему спасибо! Доставьте друг другу ни с чем несравнимую радость, цена которой – одно единственное слово.

– Ну, так что же дальше? – взволновано, сказал Дмитрий Сергеевич. Неужели Матильда в Ростове, раз вы о ней упомянули?

– Да, мой господин. От моих надежных осведомителей я узнал, что она уже много лет проживает в этом городе.

– Это удивительно, само провидение на вашей стороне. Сколько же вы не виделись?

– Двести лет, мой господин.