Бифуркатор

– Мальчишки, вы откуда?

Сейчас, думаю, вспомнит, что именно мы почти месяц назад ворвались в его жизнь, но не вспомнил. Как говорили Твари, в каждом новом дне появляются новый персонажи и охранник из двадцать третьего июля с охранником из восемнадцатого августа – разные люди, помнящие только свою историю. Однажды первый охранник доживёт до этого дня и будет стоять здесь, вспоминая двух странных мальчишек: старшего и младшего с опухшей ногой.

– Мы… мы прошли с другого входа, – отвечаю. – Запутались, а потом нашли последний коридор и вот вышли. Мы уже ходим, до свиданья.

Дядька беспрепятственно нас выпускает в вечернюю прохладу восемнадцатого августа.

– Мы вернулись? – тихонько спрашивает Андрей, прислушиваясь.

– Да! Да, братишка! – восклицаю я и вытаскиваю телефон. – Смотри.

Убедившись, что экранчик показывает восемнадцатое августа, Андрей улыбается, а потом начинает смеяться сквозь боль в ноге. У него выходит отрывисто так:

– Ха! Ха-ха! Ха-ха-ха!

Смеюсь и я, а потом обнимаю брата. Снова чувствую его родной запах. Запах мелкого, который вечно подставляет меня родителям; запах опарыша, который постоянно отнимает у тебя последнюю конфету; запах маленького мальчика, который так мало видел в окружающем мире. Я не знаю запах Стёпки, потому что не живу с ним, а обнимать друзей как-то не принято. Я сделал правильный выбор. Если в произошедшем и есть правильные решения, то они – мои, а все ошибки – это поступки Серёги, который в шестнадцать лет не научился тому, что я познал в тринадцать.

Я хватаю Андрюшку в охапку, доношу его до бордюра и сажаю на него. Прохожие, снующие мимо, иногда удивлённо поглядывают на нас. Проезжавшим автомобилям на нас плевать, как и птицам, устроившихся в кронах деревьев. Мир такой, каков он есть, каким его контролируют Твари-вне-времени.

– Мы сейчас пойдём домой? – взбудоражено спрашивает Андрюшка.

– Да, – киваю. – Но сначала надо придумать историю для родителей.

– А что мы им расскажем? – спрашивает Андрей. – Разве они поверят в правду?

– В правду они не поверят, но есть у меня другая история, – говорю. – Послушай. Тебя похитили страшные дядьки, которые заплыли в наш городок по реке и увидели тебя на Заводи. Они хотели тебя продать в другую страну. Ну мало ли зачем, но хотели. Но мне на мыло написал доброжелатель, который сказал, что тебя хранят в Питере. Письмо, я, конечно, удаляю, но вдруг думаю, что это правда и звоню им по телефону. Они велят приезжать за тобой. А я хватаю Стёпку и Серёжку, и еду.

– Совсем один?

– Со Стёпкой и Серёжкой.

– Ну в смысле, без взрослых же вы, – удивляется брат.

– Да, совсем без взрослых. Мы едем по особому маршруту, через два крупных города, а в Питере нас встречают твои похитители, надевают мешки на голову, и везут в своё убежище.

– А зачем мешки на голову? – тихо спрашивает Андрюшка, а на лице совсем детское изумление, жажда услышать продолжение. – Так и правда было?

– Так не было, – отвечаю. – Но просто по всему этому делу обратятся в полицию. Те будут спрашивать адреса, а я нашёл вот отмазку.

– А зачем в полицию обращаться? – не унимается Андрюшка.

– Ну как… Стёпка. Ведь его в конце убили в перестрелке. Нас посадили в подвал, где было окно в сеточку. Ну я нашёл лазейку и мы сбежали. Нас заметили и принялись стрелять, и в Стёпку… – я закусываю губу и внимательно смотрю на Андрюшку. Вот-вот заплачу.

– А его правда так и убили? – тихо спрашивает брат.

– Я потом расскажу тебе как его правда убили, – отвечаю. – Пока помни, что ты сидел в подвале все эти дни, тебя кормили из миски всякой баландой, а потом затащили туда меня. А я нашёл выход. Понял, что говорить?

– Понял, – интенсивно кивает Андрюшка.

– Главное, я тебя спас. Родителям, думаю, будет плевать, с кем-то там разбираться. Главное, они узнают, что ты жив. В полицию обратится, скорее всего, папа Стёпки.

– А телефон? Твой телефон. Вдруг они решат проверить звонки.

Я вытаскиваю аппарат из кармана и некоторое время оглядываю его.

– Чёрт-с два, – говорю и швыряю телефон на асфальт. Корпус разлетается вдребезги, а я ещё наподдаю сверху близлежащим камнем. – Пусть проверяют. А теперь… пойдём домой.

– Пойдём! – восклицает братишка. – Скорее. Я хочу домой.

И мы идём. Солнца уже нет, небо сгущает сумерки, а мы медленно ковыляем к дому мимо мрачных домов, которые уже не отбрасывают тени, они все погрузились в неё. На середине пути в окнах зажглись лампы, а мы молча держим путь к нашему кварталу. Сердце щемит, страх дрожит где-то под солнечным сплетением. И молчим. Я хочу побыть с собой наедине, а Андрюшка, видимо, до сих пор не верит в своё возвращение.

Путь пролегает мимо дома Герундовых. Отец семейства сразу замечает нас, вскакивает и бежит.

– Тёмка! Тёмка! – голос у него плаксивый, а когда мужчина приближаются, замечаю его бледность и грусть, будто за несколько дней он превратился в глубокого старика. Он обхватывает калитку и сбивчиво говорит: – Что такое? Что с вами было? Где вы пропадали четыре дня, чёрт возьми? Сергей вернулся утром один, без Стёпки, и молчит. Твои родители сегодня…

Потом мужчина осекается. Видимо, узнаёт в моём спутнике Андрюшку.

– Я спасал брата, – говорю. На этих словах Андрюшка, которого я веду, обхватив за спину, обнимает меня и затравлено глядит на главу семейства Герундовых. – А где пропадал Сергей, думаю, он вам см всё со временем расскажет. А теперь, извините, можно отложить переговоры до завтра? Я очень хочу снова увидеть родителей!

– Но где Стёпка? – спрашивает мужчина.

Его вы больше не увидите, – хочу сказать я, но вижу перед собой растрёпанного старика с глазами полными надежды, и слова тугим комом застревают в горле.

– Я… думаю, что Сергей знает. Спросите у него, – говорю и старательно удаляюсь от калитки Герундовых. Братишка хромает справа.

– А знаешь, – вдруг говорит он. – Нога уже не так сильно болит. Даже наступать немножко могу.

– Богатырь, – усмехаюсь.

Андрюшка открыто улыбается и бросает вперёд жадный взгляд. Через дорогу теплится огонёк окон нашего дома.

– Тёмка, а я… больше не пропаду вот так в одном дне? – спрашивает Андрюшка.

– Больше никогда. Ни разу в жизни, – отвечаю, и мне кажется, что не вру. Вряд ли Твари захотят вновь сделать бифуркатором одного и того же мальчика.

– Пошли быстрее, – требует Андрюшка.

Мы пересекаем дорогу – скорость брата заметно увеличивается – и входим в прохладный сад нашего двора. Пара десятков шагов до крыльца, две ступеньки, и вот мой кулак зависает над дверью. Надо стучать, но всё равно страшно.

За меня стучит Андрей.

В глубине гостиной что-то громыхает, тяжёлые шаги бегут к двери и вот на пороге прорисовывается силуэт отца.

– Тёмка! – восклицает он, глядя прямо на меня, а потом переводит взгляд на Андрюшку и застывает. – Андрей.

– Привет, пап, – улыбается братишка.

– Я пообещал, что всегда буду защищать его, – говорю. – И я всё-таки спас его.