Сказ столетнего степняка

– А что делать казаху, если вы не даете ему полететь в космос даже с собственного космодрома в Байконуре?

Но назавтра ситуация окончательно прояснилась. Оказывается, «космонавтов» было трое! И что интересно, вместе с казахом «летали в космос» немец и русский! Причем, за рулем был русский! Теперь уже я был на коне и спуску не давал милым соседям!

– Эй, слухайте! Вот видите, как всегда, все из-за вас, русских и немцев! Бедняга казах, простая душа, просто оказался между вами, чтобы вы ненароком опять не натворили бед ! Ну, куда только не полетишь под руководством русских, да при поддержке немцев!

Посмеялись добрые соседи и поставили бутылку!

На Пасху соседи нас угощали крашеными яйцами, а на праздник айт – приходили к нам и ели лепешки со сметаной. Помню, однажды был курьезный случай. Я ездил в Кокшетау по делам и зашел на базар. Смотрю, женщина, русская, торгует красивыми кругленькими хлебушками. Намазанные белым кремом, они притягивали взгляд. Спрашиваю: «Свежие? Вкусные?» Женщина кивает головой и удивленно смотрит на меня. Я купил целую кучу. Приезжаю домой, вручаю гостинцы снохе Баян. Она накрывает стол, готовит чай, и мы все собираемся есть эти кругленькие булочки. И вот тут сын Айгали и сноха Баян начинают хохотать, посмотрев повнимательнее на привезенные гостинцы. Оказывается, это были куличи, которые русские специально пекут на Пасху! Что делать, не выбрасывать же! Я соскреб ложкой все нарисованные кремом кресты с булочек, произнес бисмилляхи! Теперь эти булочки стали мусульманскими, и мы с удовольствием, посмеиваясь над незадачливым аксакалом-старцем, то есть надо мной, съели их. Вот тебе толерантность!

Не нужно превращать дружбу народов в голый лозунг. Нельзя умалчивать о противоречиях или сглаживать шероховатости. Можно не любить отдельного человека, но нельзя эту неприязнь переносить на весь народ. Невозможно искренне дружить с человеком другой национальности, если не уважаешь его народ. Можно бороться против политической власти другого народа, но нельзя позволять себе ненавидеть весь народ. Народ не виноват и не отвечает за злодеяния политической верхушки!

Но все не так просто в жизни, и сколько раз история доказывала, что ее путь непредсказуем. Размеренное, тихое течение мирной жизни народа нарушили тревожные слухи. С каждым днем нарастали как снежный ком разговоры о том, что Советский Союз ввел войска в Афганистан и начал войну с американцами и афганцами! Мы были потрясены и напуганы. Как так, что за война, зачем, за что? Подобные вопросы задавались втихаря везде и никто не мог ответить толком. Стало еще тревожнее, когда начали говорить, что отправляют на войну в далекую жаркую страну солдат, которые были на воинской службе в Туркмении. Двое моих внуков в это время служили в Кушке и они могли попасть в эту загадочную страну Афганистан. Я переживал и молился за них. Говорили в народе, что афганцы, пуштунские племена, очень воинственны и никто никогда не побеждал их. Все, особенно те, чьи дети были в армии, беспокоились и переживали. Точной информации не было, и от этого слухи становились все тревожнее. Через некоторое время стали приходить первые печальные вести, говорили, о погибших из нашего района, и военные привозили тела в оцинкованном гробу и, не разрешая вскрывать, так и хоронили. Иногда возвращались домой раненые или контуженные парни. Слава аллаху, мои внуки вернулись домой после окончания срока службы. Один наш земляк из степнякского аула Булакбасы Мадай все-таки оказался покалеченным этой войной. Он вернулся инвалидом, без одной ноги. Их отряд попал в засаду, и в разгар боя взрыв пуштунской мины достал-таки его. Подоспела помощь, афганцы отступили. Мадая, раненого, вытащили санитары. Он, оказывается, лежал без сознания, истекая кровью, на бронетранспортере. С трудом уловив признаки жизни, врачи отвезли парня в госпиталь, прооперировали, ампутировали левую ногу, почти полностью оторванную взрывом. Чудом остался жив Мадай. Ему сделали протез, он научился ходить, устроился на работу учителем в сельской школе. Через некоторое время женился, родились дети. Обожженный огнем войны Мадай мужественно перенес личную драму и стал настоящим человеком. Я недоумевал и возмущался, как после той страшной второй мировой войны, всеобщей трагедии, человечество опять может стрелять друг в друга! Кто играет судьбами народов, кто заставляет людей с оружием вторгаться в чужие страны?!

Я этого до сих пор не понимаю, наверное, так и не пойму…

Абсурд, возведенный в абсолют

Через лет десять-пятнадцать после освоения целины начались гонения на казахский язык. К концу шестидесятых, началу семидесятых годов стали повсеместно закрываться казахские школы, под предлогом недобора школьников. Поощрялся переход местного населения в русские школы. Начали открыто говорить на всех уровнях власти и в народе, что нет будущего у казахского языка, что скоро все будет только на русском. Родителям внушали, что будущее их детей связано только с русским языком, и если их чадо не будет знать его, то и шагу не ступит в жизни, не говоря о карьерном росте. Дело в том, что во всех ВУЗах и предприятиях, да и во всех сферах жизни говорили и писали только на русском языке. Даже в аулах со стопроцентным казахским населением школьное обучение было переведено на русский язык. В районном центре, городе Степняке, от шести казахских школ осталась только одна – средняя школа имени Абая. Самым ужасным следствием такой диктаторской, шовинистической политики было то, что дети, выросшие и воспитанные до семи лет в чисто казахской семье, не сразу усваивали русскоязычное обучение, и в результате выросло целое поколение людей, находящихся в каком-то раздрае.

Понимавшие политическую подоплеку такого подхода взроптали, возмутились, некоторые протестовали, но не могли выступить открыто и организованно, противостоять целенаправленному натиску могущественной машины власти мировой сверхдержавы.

Замаскированное и открытое гонение на религию, язык и культуру казахов усиливались с каждым днем. Осуждались ураза – пост и намаз – каноническая молитва, печатались антирелигиозные статьи в газетах. А об ономастике, топонимике невозможно было даже заикнуться – всюду целенаправленно насаждались русскоязычные названия местности, населенных пунктов и улиц, чуждые казахам. Именами людей, не имеющих никакого отношения к Казахстану, назывались города, поселки и проспекты. Мы понимали, что это тоже проявление политики русификации и ассимиляции, кипели от негодования, говорили даже открыто, но власти нас и слушать не хотели.

Когда в первый раз встретил казаха, не знающего родного языка, я вначале не поверил. Думал, он разыгрывает нас. Когда убедился, что он настоящий казах и, тем не менее, не знает ни слова по-казахски, мне показался, что мир перевернулся. Это было так неестественно, так дико, что у меня не хватило слов объяснить. Я-то думал, вот, конь ржет, корова мычит, а собака лает, точно так же казах говорит по-казахски, русский – по-русски, немец – по-немецки. Я наивно полагал, что родной язык человека рождается вместе с ним!

Нам оставалось только молча негодовать. Иногда мы жарко спорили об этом с Николаем Третьим. И Лион был часто моим союзником. Он шутил: на войне казахи и русские вместе воевали против немцев, а теперь казах с немцем атакует русского! Самой главной темой наших споров был национальный вопрос.

Это был самый острый вопрос нашего времени, своеобразный гордиев узел, который все предпочитали обходить стороной, не разрубая.

По словам Николая выходило, что наша страна – СССР – есть образец справедливого общества, братства и дружбы народов.

– Как бы не так! – отвечал я ему. – Братство, дружба – да! Но равенства-то нету-у! А если нет равенства, то и справедливости тоже нема!

Он, бычился, начинал доказывать свою правоту, аргументируя фактами процветания страны Советов за послевоенный период и приводя в доказательство достижения компартии и советской власти в области национальной политики.

– Вон, смотрите, сколько городов и совхозов построили в голой степи! Надо быть слепым, чтобы не видеть все это! А сколько казахов получили высшее образование и выросли в крупных руководителей! Надеюсь, вы не отрицаете прогрессивную роль России в истории народов СССР, в том числе и казахов?!

– Нет! Но это не дает право русским поглощать другие народы! Говоря о прогрессии, мы не должны забывать об агрессии и репрессии!

– Ну, не перебарщивайте… Никто никого не проглотил и не собирается…

– Но посмотри сам, Николай… Каждой нации, по конституции, дано право на самоопределение. А где оно, это самоопределение на самом деле?

– Ну… это… значит, никто не хочет самоопределятся! Все народы видят свое будущее только вместе, в составе СССР!

– Да нет, просто никому не дадут реализовать это право! Оно только на бумаге! Вот алашордынцев, да и всех патриотов своего народа, советская идеология обвинила в национализме и уничтожила. Ты хоть подумал, попытался разобраться, в чем там национализм? В чем заключается их вина? Ведь они всего-навсего хотели свободу и равенства своему народу! Мы, казахи, мирный народ, и хотим сохранить себя как нацию, и жить в дружбе со всеми народами земли! Мы самый доброжелательный народ в мире! Мы не хотим подчинять себе, унижать, поглощать другие народы! Мы всего-навсего хотим оставаться самими собой! И если это вы считаете национализмом, то да здравствует такой национализм!

Николаю это явно не нравилось, но он, насупившись, молчал. Я продолжал говорить о накипевшем.

– И еще смотри… Вот дается право каждой нации учить своих детей на своем родном языке! А все ВУЗы обучают только на русском! Везде, вся работа в Казахской ССР идет на русском! И как быть нам? А потом идеологи партии и власти трубят на весь мир: мол, сами казахи не хотят отдавать своих детей в казахские школы! Какое политическое коварство! А ведь один народ не должен проглатывать другой! Когда один народ ассимилирует другой, не может быть разговора о равенстве и справедливости! Ты понимаешь это!?

Удивительно, но Николай этого не понимал! Он никак не мог допустить такие мысли! Дело в том, что в семидесятые годы идеологи партии начали усиленно насаждать теорию о слиянии нации – это было политической программой страны.

Такие предметы в ВУЗах: диалектический и исторический материализм, научный коммунизм, толком никто не понимал псевдонаучные выкрутасы этих лжеучений. Но одно мы, колониальные народы, понимали четко и ясно, но выводы делали по-разному, учитывая все плюсы и минусы. Постулат о дальнейшем сближении братских советских народов и слиянии наций звучал со всех трибун и на первый взгляд казался единственно верным для всего человечества.

– Да ведь это здорово! – восклицали наивные ура-патриоты. – Весь человеческий род – единое целое! Не будет нации, не будет и националистов! Никаких проблем!

Они даже не задавали себе вопроса: а на каком языке будет говорить этот единый советский народ? Естественно, на языке большинства, то есть, на русском! А это справедливо? Об этом не думали, но с энтузиазмом приняли такое положение и рьяно стремились это реализовать поскорее, всячески содействуя бредовой шовинистической идее ЦК КПСС. Сами быстро начали забывать родной язык, обычаи и традиции своего народа, обучали своих детей на русском языке и воспитывали в интернациональном советском духе, то есть, плясали под дудку компартии. Подобные им вторили:

– Раз ЦК считает так, значит, так оно и есть! По-другому быть не может! Не должно быть, понимаешь!? Если ЦК решил сливать все нации в одно целое, значит, будем сливаться!

Что поделаешь, ассимиляция шла полным ходом. А другие, и мы в том числе, поняли, что этим кроется коварнейшая политика русификации всех наций СССР. Мы были возмущены и воспротивились этому. Нет, открыто не кричали об этом, да и в то время нигде, ни в одном СМИ невозможно было возроптать против политики центра. В стране железного занавеса и цензура была железная. А мы потихоньку воспитывали своих детей и внуков в духе традиций своего народа дома! Всеми силами старались внушить нашим детям сызмальства, что мы казахи, и должны оставаться казахами!

– А что в этом плохого? – потянулся Николай, когда я рассказал ему об этом: – Не надо делить наш советский народ на национальности. Мы все единый советский народ. Какая разница в том, на каком языке говорить? Лишь бы понимали друг друга и были вместе!

Меня задели его слова, но больше всего удивляло, что он говорил искренне! Он верил в то, что говорил! И я не выдержал:

– В начале века я воевал против русских – царских карателей, белых, красных, в общем, всех мастей русских. Затем воевал вместе с русскими против фашизма, проливал свою и чужую кровь, защищая русскую землю. Вот живу тихо-мирно с вами пососедству. Но почему вы нам не даете жить спокойно своей жизнью? Вам мало того, что вы имеете? Зачем вы ущемляете наш родной язык? Почему хотите уничтожить нашу культуру, насаждая свою? Почему вы хотите проглотить нас? Вот ты говоришь, что для тебя нет разницы, на каком языке будет говорить советский народ! Это ты говоришь, будучи уверенным, что все народы будут говорить на русском языке. А что бы ты сказал, если тебя заставили бы забыть свой родной русский язык? Вот подумай, а? Посмотрел бы на тебя тогда! А ведь все народы также любят свой родной язык. Все хотят создавать, сохранять, развивать свою культуру! Мы всего-навсего хотим сохранить себя как нацию, как народ! Мы не хотим раствориться в этом мире подобно толпе, сброду без рода и без племени! И нам очень больно, обидно, когда видим, как нашу одурманенную коммунистическими идеями молодежь все сильнее затягивает в жизнь чужого народа!

Николай угрюмо сидел в тяжелом раздумье.

– Прости, Асеке! – промолвил он наконец. – Действительно, я даже не думал, что вы так переживаете.

– Дружба бывает только между равными. Если мы будем все это скрывать, не выскажем всю правду друг другу, то не будет искренней дружбы, взаимопонимания между нами. А я не хочу обманывать соседа!

Я продолжил:

– Вот ты говоришь, что советская власть, компартия многое дали народам Советского Союза, в том числе казахам! Да, несомненно, это исторический факт! Но, скажи честно, ради бога! Какой смысл во всем этом, если завтра исчезнет мой язык? Не будет культуры? Обрусеет моя нация?! Так зачем такая жизнь?!

Я умолк.

Николай грустно покачал головой и неожиданно сказал:

– Я вас понимаю! Теперь понимаю, только теперь… Раньше как-то не думал… что для вас это так важно! Теперь буду изучать казахский язык!

– А мы давно по-казахски калякаем… шпрехен! – вставил молчавший до сих пор Лейке, и налил по полной.

– Спасибо, что понял наконец! Но какой прок от того что один или несколько русских будут говорить по-казахски, когда сами казахи будут забывать родной язык!? – произнес я грустно.

Я больше ничего не смогу сделать для вас! И очень жалею об этом!

Николай глубоко вздохнул и залпом выпил. Я последовал его примеру. Нам было немного неловко после разговора, и мы оба старались переменить тему. Выручил Николай.

– Ну, вы нас все равно не перепьете! – буркнул он, закусывая.

И пошло-поехало. Мы все загорелись и начали пить уже на спор – кто кого перепьет: казах, немец или русский? Выпили до последней капли водку – наше лекарство, а может, и отраву и разошлись с миром. Идти в магазин и продолжать не хотелось, мы с Лионом прекрасно понимали, что в этом деле за русским богатырем нам не угнаться.

А политика слияния наций продолжалась, и в восьмидесятые годы начали сгущаться тучи над единственной казахской школой имени Абая в Степняке. В восемьдесят пятом угроза стала реальной – власти собирались закрыть ее, поскольку был недобор учащихся. Школьников было мало во всех классах. Казахи-патриоты встревожились не на шутку. Директор школы Оспанов и учителя обратились ко мне, попросили пойти в райком и поговорить с руководителями.