Источник Спасения. Еврейский детектив

Тем временем они вдвоем приближались к открытому участку на краю очередного холма, в стороне от маленькой рощи. Посередине пространства, словно посаженное рукой неведомого садовника, росло причудливое дерево, ствол которого раздваивался, и обе его половины настолько симметрично поднимались на равную высоту, что это можно было счесть чьей-то намеренной задумкой. Рядом располагалось нечто вроде низкой ограды из широких отесанных камней песочного цвета, которую, скорее всего, использовали в качестве скамейки для отдыха.

– Вот, пришли, присядем здесь, – объявил Ицхак, указывая на камни, – это мое любимое место. Я называю его Деревом двух ангелов.

– Интересное название…

Ребята сели на каменную «скамейку». Под лучами солнца она прогрелась с утра и теперь стала отличным местом для того, чтобы с нее наслаждаться окружающей обстановкой. В ясном небе, на котором после вчерашнего дождя не оставалось ни облачка, весело пролетали птицы. Отсюда открывался вид на долину, за которой вновь начинались какие-то горные склоны, но это было направление на север, противоположное тому, где находилась ешива.

– Отец пересказывал мне из книг Каббалы, что над каждым деревом, над каждой скалой или рекой в нашем мире поставлен ангел-покровитель. И если в скалу, например, ударяет молния и разбивает ее надвое, это значит, что и ангел на небесах распадается на двух ангелов. Кажется, это описал святой Ари во «Вратах перевоплощений», где он излагает учение о том, как души переселяются из одних тел в другие.

Перехватив удивленный взгляд Малкиэля, Ицхак снова сделал свою простодушную улыбку, которая, при его слегка меланхоличном темпераменте, придавала ему какое-то невыразимое обаяние.

– Не смотри так на меня, – добавил он в шутливой манере, – сам я не каббалист и в таких книгах не силен. Ну, может, открывал их пару раз… или, дай подумать, ну, может, несколько раз пробовал читать. Но, в основном, я помню только те вещи, которые вызвали эмоциональный отклик.

Малкиэль поднял глаза и еще раз осмотрел это странное дерево. Трудно было представить, отчего оно таким выросло, но на удар молнии, расколовший его на две части, это совсем не походило. Ветки на двух стволах протягивались, словно растопыренные в стороны руки, готовые обнять тебя или схватить.

– У меня часто возникает здесь ощущение, что примерно так должно было выглядеть древо познания добра и зла, росшее в райском саду. Написано, что, когда Адам вкусил его плод, у него открылись глаза, а затем Бог сказал, что люди сами стали как боги, знающие добро и зло. В нашей традиции все говорят о том, что первый человек нарушил запрет и совершил зло. Но ведь это дерево было двойственным, и кроме зла, в нем было также и добро, верно?

– Половина зло, половина добро, – то ли вслух, то ли про себя произнес Малкиэль, поглядывая на два ствола, возвышавшиеся над ним и, подобно сиамским близнецам, сросшиеся своей нижней частью.

Ицхак погрузился в задумчивость. Он смотрел на простиравшуюся перед ними долину, не отрывая взгляда от одной точки. Его спутник не стал прерывать установившуюся тишину – он и сам сидел молча, ловя себя на странном ощущении безразличия ко всему, что прежде казалось причиной для беспокойства. Последние сказанные слова вкупе с царившими вокруг покоем и безмятежностью словно мягко вводили в гипноз, замедляя поток мыслей.

Спустя некоторое время – это могло быть пять минут, а может, незаметно пролетели и полчаса, – Малкиэль все же решил продолжить беседу:

– Я хочу снова спросить о наших товарищах по ешиве. Я ведь здесь еще совсем новый, мне нужно разобраться.

Ицхак молча кивнул.

– Ты говорил, что Аарон может заниматься здесь тем, чего давно хотел. А чего он собственно хочет?

– Понимаешь, Аарон по натуре исследователь. Ему недостаточно просто читать или слушать уроки и запоминать то, что ему говорят. Когда у него возникает вопрос, он будет землю ногтями рыть, лишь бы найти ответы. Я неплохо его знаю, хотя иногда и мне непонятно, что именно его так заводит. Бывало, он так увлекался какой-то одной, не очень важной, на мой взгляд, темой, что готов был переворошить всю библиотеку ешивы. В такие моменты к нему просто бесполезно подходить с любыми вопросами – он все равно тебя не видит и не слышит, только раздражается. Начинает твердить, что прерывание в изучении Торы – это грех, хотя сам непонятно чем занят.

Малкиэль внимательно слушал.

– Мне он показался дисциплинированным и педантичным, – сказал он.

– Так и есть, – отреагировал Ицхак, – здесь ему ничто не мешает целиком погружаться в то, что ему интересно. Вот он уехал из большой ешивы на край света, теперь может часами изучать то, что ему нужно. Рав Гершон даже разрешил ему не на все уроки приходить.

– И над чем он сейчас работает?

Ицхак снова улыбнулся, но на этот раз с каким-то хитрым блеском в глазах:

– Вот видишь, похоже, мы вернулись к тому, с чего начался сегодня разговор в столовой. Ты ведь обратился к нему с конкретным вопросом, так?

– Ну, вообще-то я до сегодняшнего утра даже не был знаком с ним. Меня к нему привел Эйтан. Но да, вопрос мой ты слышал, когда сидели за столом.

– Вот об этом в последнее время мы и общались.

– О чем? О Лютом Море, которого я видел во сне?

Ицхак немного усмехнулся, а потом сделал сочувствующее лицо:

– Нет, не совсем. Аарон вообще считает, что этот Мор реально не существует. Он уважает слова наших мудрецов, но сам воспринимает Мора как аллегорию или притчу.

В этот момент Малкиэль просто не мог не вмешаться и не перебить своего товарища. То ощущение, что закралось к нему в мысли еще утром – что над ним просто подшучивают – теперь вернулось со всей силой. Ведь если Аарон не воспринимает Лютого Мора всерьез, к чему тогда все эти зачитывания цитат с умным видом о том, какой этот Мор страшный и ужасный?

– А сам ты веришь, что Мор существует?! – стремительно выпалил Малкиэль, не скрывая того, что слегка задет.

– Ну, я вообще многое готов допускать, – отреагировал его собеседник, – думаю, все, что к нам является во сне или наяву; все, что мы сами переживаем как реальное, на каком-то внутреннем плане существует. Но, если спросишь, что такое на самом деле этот Мор, и можно ли его увидеть, я тебе ничего нового не открою.

– Так почему Аарон проявляет к этой теме столько внимания тогда? – Малкиэль все еще чувствовал, что какая-то невысказанная суть происходящего по-прежнему ускользает от него.

– Он в последнее время изучает вопрос о демонах.

– О демонах?

– Именно. И уже прочел на эту тему немало текстов. Даже отдельные, разбросанные по трактатам примечания находит, где говорится что-то о демонах. Как раз поэтому, начав лучше, как он говорит, понимать их природу, он и пришел к выводу, что Мора не следует трактовать как конкретное существо. Но ведь, кроме Мора, есть и другие демоны…

– Вот и мне Аарон сказал, когда сидели в столовой, что я должен больше узнать о демонах, – вспомнил Малкиэль и немного подозрительно взглянул на Ицхака, – скажи, а почему он решил, что мне надо пообщаться именно с тобой?

– Потому что я умею чувствовать людей, – совершенно спокойно ответил тот.

– Неужели? И что ты, например, во мне почувствовал?

Оба молодых человека обернулись друг к другу. Впервые они смотрели прямо в лицо один другому. Ицхак, который раньше прищуривался, то ли чтобы лучше видеть вдалеке, то ли просто из-за солнечных лучей, теперь широко открыл глаза, в которых поблескивало сочетание простодушного дружелюбия с чем-то другим, скрытым, что, вероятно, давало ему ощущение превосходства в этой ситуации.

– Я чувствую, – начал он, – что ты хороший человек, с которым мы могли бы действовать сообща. И что мы можем стать хорошими друзьями. И больше доверять друг другу. И что ты можешь вполне неплохо вписаться в наш коллектив. Но… у меня есть еще один вопрос, на который только ты способен ответить.

– Какой?

– Умеешь ли ты хранить секреты?

Малкиэль впервые поймал себя на том, что то смутное ощущение, которое неуловимо присутствовало у него с самого утра, не находя явного выражения, теперь начало приобретать едва различимые очертания. Он чувствовал, что за всеми разговорами, за всеми произнесенными в этот день словами скрывается что-то большее. Нечто такое, что, по-видимому, хорошо понимали остальные, и чего он, новичок в этом месте, никак не мог ухватить.

Однако теперь ему нужно было что-то ответить. Он чувствовал, что в зависимости от его ответа, эта ускользающая от внимания правда может раскрыться или же, напротив, надолго уйти в тень. А в самом деле: умеет ли он хранить секреты? Бывало ли так, что ему приходилось оберегать чьи-то тайны от разглашения?

На мгновение он вспомнил, как десять лет назад его маленькая сестренка Двора попросила его не говорить маме, как она ночью без спроса берет из холодильника пирожные. Поскольку у них есть еще два брата, родители, очевидно, и сами понимали, что причиной исчезновения пирожных является кто-то из детей. Малкиэль обещал никому не рассказывать, но, спустя несколько дней, когда Двору стало тошнить, он подумал, что это может быть из-за того, что она объелась сладостями, и все-таки осторожно поведал эту маленькую тайну родителям. Никаких последствий тогда это не возымело. И все же… значит ли это, что он не сохранил доверенный ему секрет? А что, если бы ему передали государственную или военную тайну? Что, если бы какой-то враг предложил крупные деньги за ее разглашение?

Пока Малкиэль думал, Ицхак терпеливо наблюдал за его реакциями. Наконец, тот собрал всю свою решимость и твердым голосом произнес:

– Да, я умею хранить секреты.

Другого ответа не следовало и ожидать. Ицхак молча улыбнулся. Теперь это была улыбка полного принятия и согласия. Казалось, и без того неплотная завеса, которая их отделяла, в этот момент окончательно растворилась, и между ними установилось доверие, не нуждавшееся в словах или дальнейших доказательствах. Малкиэль и сам на смену настороженности все больше испытывал к новому другу явную симпатию. Он лишь ждал, не захочет ли тот посвятить его в какой-то особый секрет.

– Тогда я скажу тебе кое-что важное, – произнес Ицхак, – мы планируем сами вызвать одного из демонов. Для этого придется провести целый ритуал, подготовиться и посвятить этому время. Мы подумали, что, может быть, стоит пригласить тебя в качестве дополнительного участника. Что бы ты ни сказал, это должно оставаться секретом для всех остальных.

– Кто это «мы»? – спросил Малкиэль.

– Те, кого ты уже знаешь. Аарон, Эйтан и я. Нам нужен четвертый участник. Поэтому Аарон и попросил меня поговорить с тобой.