Зуб Дракона

Так я развлекался в течение недели. Навозил на участок некоторое количество камней и немного угробил кувалду. В выходные вернулся мой батя и обнаружил во своих владениях пирамиду из колотых валунов и кувалду с двумя металлическими лепёшками вместо бойков. Батя покряхтел от увиденного, почесал репу, затем решил выяснить причинно-следственные связи между этими двумя натюрмортами, и организовал разговор следующего характера:

– Димулей, ты чего кувалдой делал?

– Камни колол.

– Вообще-то, это не моя кувалда, а соседа, Константина Григорьевича. Но

это ладно, она копейки стоит. Куплю новую и отдам ему вместо этой, убитой.

– Ну, я ж не знал, что не твоя. Лежала, я взял.

– Не в том дело, что не моя. Говорю же – копейки стоит. Просто любую работу надо делать с применением мозгов.

– Это как? С короткого замаха мозгами об камень? Или с длинного?

– У нас в ракетном полку служил солдатик из Армении. Ему поставили задачу наколоть булыжников для строительства каптёрки. Пользовался он небольшим полуторакилограммовым молотком. Поворачивал булыжник и постукивал по нему. Находил на слух нужную точку по линии разлома между слоями, затем наносил один удар и раскалывал камень, как орех. А ты, небось, из-за уха куда попало метелил?

– Ну да. Физуху развивал.

– Оно и видно – сила есть, ума не надо.

Закончилась эпопея с булыжниками тем, что расплющенную кувалду Константин Григорьевич не пожелал менять на новую. Он долго ржал, а потом сказал, что оставит её себе в качестве сувенира, чтобы иллюстрировать человеческую дурость. А я подумал, что силу, ловкость и боковое зрение.

На Зубе Дракона я вспомнил эту историю, отложил лопату за бесполезностью, взялся за кирку. Вдарил десяток раз из-за уха, выдохся, плюхнулся тощим задом на горячий булыжник, выпустил из рук инструмент. После несчастных десяти ударов я, атлет-кувалдометрист, сидел с открытым ртом, задыхался и никак не мог понять, что со мной произошло. Пульс у меня зашкаливал, дыхалка свистела, а видимых результатов моего труда не было и в помине. Даже пол лопаты грунта я не набил, не говоря о том, что кирку не расплющил.

В тот день я воочию убедился, что высота 2921 метр над уровнем моря, это не два пальца об асфальт. Это совсем другая разница, по сравнению с плотным воздухом внизу. А рядом со мной на таком же горячем камне сидел Бендер таким же тощим задом, с таким же вывалившимся на бороду языком. Видимо, эта закономерность действовала по всей стране.

По прошествии десятка минут мы немного отдышались разреженным воздухом, языки у нас втянулись обратно в черепно-мозговую ёмкость, и мы принялись изобретать, как можно решить поставленную задачу при помощи мозгов. Не зря же мне батя читал лекцию про солдата из Армении.

После обмена мнениями я единогласно решил, что можно взять бумажные мешки, насыпать в них песок, а потом выложить из мешков всё, что захочется. Хоть бруствер вдоль траншеи, хоть стенку СПСа. Мы подскочили, радостные, побежали, принесли мешок, схватили лопату. Один чудик держал мешок, второй замахнулся лопатой. И, надо же! До нас дошло, что на горе Зуб Дракона в большом количестве песка взять негде. Если бы он там был, то его давно сдуло бы ветром вниз. Ну, собственно, оно так и происходило последние сколько-то миллионов лет, поэтому песка на нашу долю было не достаточно. И что нам оставалось делать? Думали мы, думали, наконец придумали. Киркой добывали из горы пару лопат песка, затем усердно дышали до состояния, когда язык втянется обратно в голову. Потом, со втянутым языком, засыпали песок в мешок, иначе пыль от песка липла на язык.

Так мы провозились весь световой день: то киркой махали, то лопатой манипулировали, то сидели, тяжело вздыхали семьсот раз подряд. В перерывах между этими тремя действиями осматривали в бинокль окрестности на предмет наличия нехороших душманов противника.

Во время осмотра окрестностей неожиданно для себя я разглядел лопнувшую от природных явлений скалу. Так-сяк соотнёс с ней несколько упаковок аммонала, который нам скинули с вертолёта, и принял нестандартное решение. В перерывах между дыхательными упражнениями метнулся на вертолётку, набрал аммонала, принёс и запихал его в трещину. Затем начал обдумывать, чем аммонал подорвать. Достаточно быстро в поле моего зрения попалась миномётная мина. Чего она делала на нашей горе, я не понял, ибо миномёта мы с собой не брали. Наверное, просто погулять пришла, подумал я и выдернул у неё из хвостовика вышибной патрон.

Решил, что пристрою патрон в аммонал, выстрелю в капсюль и подорву таким образом скалу, с целью добыть из неё пару центнеров строительных материалов. Ибо такать камни снизу-вверх по крутому склону на хребет было занятием чрезвычайно утомительным и неблагодарным.

После нескольких несложных манипуляций я установил заряд по задуманному плану, затем взял свой пулемёт, отошёл метров на сколько-то. Хрен там знает, на сколько отошёл, там же горы, всё в скалах. Устроился за ближайшим булыганом, снял с предохранителя пулемёт и начал наводить его в капсюль.

На ту беду, как говорится в басне, Лиса близёхонько бежала. А точнее прапорщик Хайретдинов совершал плановый обход позиций поста Зуб Дракона. Он заметил меня в интересной позе с пулемётом наперевес и сразу догадался, что его боец решил применить боевое оружие по территории вверенного Хайретдинову поста. Вдобавок ко всему аммонал, зараза, был окрашен в оранжевый, хорошо заметный цвет. От взора прапорщика он тоже не ускользнул. Сложил Хайретдинов в уме аммонал и меня с пулемётом, вспомнил название моей гражданской специальности, и разразился монументальной тирадой чисто армейской лексики. Если говорить коротко, то он запретил продолжать задуманный мной эксперимент. А если сказать, как было на самом деле, то он наорал на меня громким командирским голосом за всех татарских шайтанов. Причем выражение «странный химик» было в его словах достаточно безобидным. Из соображений культурности я вставил в главный эпитет дополнительную букву «т», а комендант поста такой ерундой не занимался.

Голос у Хайретдинова был низкий, громкий и очень страшный. В капсюль стрелять я забоялся, поставил пулемёт на предохранитель, сделал виноватую рожу и зажмурил глаза. Подумал: – «А вдруг прапорщик исчезнет».

Он в самом деле исчез. Вместе с моим аммоналом. Выковырял его из трещины, сложил себе под мышку и растворился среди скал. Затем воплотился на Третьей точке перед сержантом Манчинским, скинул ему под ноги всю пиротехнику и сказал:

– Без моего личного, ЛИЧ-ЧНОГО приказа, этому диверсанту ничего не выдавать!

После чего ушёл уже надолго.

Под воздействием харизмы, экспрессии и авторитета Коменданта поста я неожиданно вспомнил, как на инженерной подготовке «сапёрские» офицеры доходчиво объясняли, что аммонал не взрывается от прострела пулей. Стало быть, от прострела пороховым зарядом он тоже не должен был взорваться. Что теперь Хайретдинов подумает о моей квалификации? Термин «странный химик» недвусмысленно намекал на ход его мысли.

Конечно же, они все были неправы по сути своей, ибо с точки зрения глобального естествоиспытания являлись дилетантами и пижонами. А я являлся самым офигенным Д’Артаньяном в нашем подъезде, с моей точки зрения, разумеется. Из-за этой досадной несогласованности мои дорогие товарищи отказывались понимать, что не все эксперименты бывают удачными, а отрицательный результат – это тоже результат. Из-за категорического неприятия знаний о возвышенной науке бойцы гарнизона Зуб Дракона начали с того солнечного Панджшерского дня регулярно обращаться ко мне со словами:

– Пойдём захимичим что-нибудь, ведь ты же у нас химик… хм… главный.

Словосочетание, придуманное Хайретдиновым «приклеилось» к моей лучезарной личности, причём вовсе не по честности и не по справедливости. Если день удавался солнечный и погожий, кругом жужжали медоносные пчёлы и мычали тучные стада рогатых молокососов, то сослуживцы величали меня «Главным Химиком». А ежели какая-то причина вынуждала гарнизон поста нервозно разбегаться в разные стороны от эпицентра очередного эксперимента, то все резко вспоминали слова Коменданта Хайретдинова – «странный химик», но без буквы «т».

12. Глава двенадцатая. Орёл

Хайретдинов ничего не стал думать о моей квалификации. Он скакал по территории поста среди скал, крыл матом, источал приступ бешенства. Как говорится в простонародье – Комендант «рвал и метал». Физически это выразилось в том, что он принялся пинать ногами зелёный ящик тротила.

– Я же просил прислать мне АГС! – И с ноги по ящику – БАХ, БАХ!

Завязка данной драматургической ситуации сформировалась на Пятнадцатом посту.

Старший лейтенант Рязанов И.Г. на Пятнадцатом посту.

Там произошел подрыв. Боец вышел за территорию поста и подорвался на нажимной мине. Да не просто вышел, а с подвыподвертом. Комендант Пятнадцатого поста Рязанов поставил задачу гарнизону отрыть траншею.

Гарнизон Пятнадцатого поста.

Все пацаны, как нормальные солдаты, взяли в руки инструмент и принялись вгрызаться в гору. А один «офигенный дембель» заявил, что он стал гражданским человеком с того момента, как Министр Обороны подписал Приказ об увольнении в запас весеннего призыва 1982 года. Стало быть, вся военная тягомотина ему теперь по барабану. Рязанов приказал офигевшему бойцу, чтобы он прекратил шляться по брустверу потому что там территория прикрыта минными заграждениями.

– Я дэмбэл, мне всё похрен! – Выкрикнул боец и нарочито попёрся в противоположном от Рязанова направлении. Тут же наступил на мину, подорвался, упал на бруствер и, не снижая тембра голоса продолжил орать: – Что вы, гады, со мной сделали!

Такие приключения считались небоевыми потерями, начальство из политотдела дивизии устроило нагоняй нашему КЭПу. КЭП «вспылил», «выхватил шашку» и приказал проложить проходы в минных полях накладными зарядами. «Шашку, дык шашку», – сказали снабженцы, взяли под козырёк и доставили на каждый пост ящики с тротилом. По итогу всей кипучей деятельности тротиловые шашки на посты развезли, а на АГС для Хайретдинова забили, ну, то есть, забыли про АГС.

Однако «пылить» и «кипеть» КЭП не прекратил, издал ещё один приказ – чтобы за территорию постов никто не выходил: ни один солдат, ни по какой причине, ни за водой, ни за едой, ни за пленными душманами, ни покакать, ни пописать!

В Рухе КЭПу хорошо было отдавать приказы, чтобы с территории постов никто не ходил за водой. Ему в любой момент дневальный мог поставить на стол стакан чая. Или компота. А нам в горах что надо было делать? Ждать дневального? Дык он не придёт, потому что он не наш, а КЭПа. Получается, что гарнизону поста оставалось лишь сосать лапу, как мишка в берлоге.

Хайретдинов очень расстроился, но приказ, таки, до нас довёл в своей неподражаемой манере. Очень авторитетно и доходчиво объявил, что каждого, кого увидит за границами поста, расстреляет за попытку дезертирства. А потом отправит письмо на родину, чтобы другим было неповадно. Ни у кого не возникло сомнений, что так и сделает, ибо после истории с Мампелем все научились верить Коменданту с полуслова.

Летом солнце на Зубе пекло словно топка мартеновской печи. Серые скалы через прозрачный воздух нагревались до состояния утюга. Среди этих раскаленных скал мы должны были таскать камни, махать киркой, ломом или лопатой. В разреженном воздухе вода с тела испарялась моментально, а пополнить её было неоткуда. Три солдатских кружки в сутки – это не три ведра и даже не три литра. Любой нормальный человек в таких условиях сдохнет насмерть, если не попьёт. Так что вариантов действий у нас было немного: либо помереть от обезвоживания, либо нарушить приказ КЭПа и втихаря уйти с территории поста за водой. В силу ряда понятных причин мы с Бендером задумались о том, как наиболее рационально совершить данное несанкционированное действие.

Думали мы думали, наконец придумали. Решили создать оперативную группу отважных разведчиков, которые должны отыскать в скалах источник воды, расположенный не так далеко, как тот, что показал сапёр Сеня. В самый низ идти было не вариант потому что такой поход занимал очень много времени. Комендант поста однозначно заметил бы отсутствие бойцов и расстрелял бы за дезертирство в пользу противника. Ну, расстрелять не расстрелял бы, это понятно. Но взыскание выписал бы такое, что мало не покажется. Именно поэтому разведчики должны быть отважными.

С целью вербовки отважного разведчика мы с Олегом попёрлись на Третью точку к Серёге Губину. А к кому ещё? Миша Мампель остался на посту так же как Миша Бурилов потому что была их смена дежурства. Из нашего призыва доступны были лишь Орлов да Губин. К раздолбаю Орлову обращаться с такими вопросами хотелось меньше всего. Он на гору залез без жратвы и почти без боеприпасов, он «дедов» боялся, за себя постоять не мог, какой из него разведчик, откуда у него возьмётся отвага? В общем, мы с Бендером оставили дежурить на Второй точке Мишу Мампеля, а сами полезли через скалы к дружбану Серёге.

Серёгу мы застали на Третьей точке в бодрствующем виде. Он сидел в нагромождении булыжников со снайперской винтовкой и просматривал через оптический прицел скалы во вверенном для охраны и обороны секторе.

– Серёга, «сдароф», не пальни в нас ненароком! – Окликнул Губина Олег.

– Привет, пацаны! – Серёга повернул к нам лицо, густо закамуфлированное горной пылью. Оно светилось бодростью духа прямо через эту серую пыль.

– Чё сияешь, как утренний закат? Ведро воды нашел что ли?

– Да не, с водой облом.