– Каких работяг? – В свою очередь возмутились рабочие, – да там следов то человек сорок тащило сварку. У нас столько и рабочих на стройке нет…. Мы за копейку и не потащили бы через пустырь. Машину бы наняли… А это точно твои солдаты…, – продолжали шуметь рабочие на торчавшего над забором военного, а видя что того не проняло, теперь вперёд выдвинулось гражданское начальство и пустили в ход «тяжёлую артиллерию».
– Товарищ майор, всё понимаем, но о факте кражи уже доложено секретарю обкома и он обещал приехать. Так что лучше до приезда Ельцина верните сварку обратно и тогда последствия будут гораздо меньше. А то видите и милиция тут уже. А когда приедет Ельцин, да ещё в херово-трезвом настроении, да как примет, не разбираясь, решение и не только погоны, а и бошки полетят.
Но гражданское начальство видать в армии не служило и не знало такого понятия, как командирское самолюбие и командирский авторитет, которые нарабатываются годами, а просрать всё можно в один момент. Поэтому Сердитов остановиться уже просто не мог.
– А мне по хер. И не хер меня секретарём пугать – у меня своё начальство есть. А так повторяю – солдаты сварку не крали, я её купил рано утром у рабочих… А откуда они её приволокли – не знаю и знать не хочу. И сварку не отдам. Сами разбирайтесь, на то она и милиция…
Когда у забора остановилась чёрная «Волга» и оттуда вылез секретарь обкома с командиром дивизии, перепалка между двумя лагерями достигла своего апогея, но мигом почтительно заглохла. Командир дивизии махнул рукой и майор Сердитов «орлом» перескочил через забор и молодцевато предстал перед «хозяином области», хотя в душе всё дрожало от предчувствия беды. Обнадёживало только то, что Ельцин был слегка пьян и глядел на происходящее весёлыми глазами, в отличие от хмурого командира дивизии полковника Петрова.
Когда утром доложили о наглой краже военными со стройки новенькой сварки, партию которых с огромным трудом выбили у производителей вне графика, то Ельцин был сильно раздосадован. Стройка пивзавода была союзного значения, с участием чехословацких специалистов и сильно отставала по графику производства работ. Своих дел и проблем в области хватало, но и эту стройку пришлось брать под свой личный контроль и чуть ли не каждый день уделять часть рабочего времени для решения возникающих проблем, использовать свой авторитет в пробивании или выдавливания скудных лимитов. Да ещё перед Москвой оправдываться. А тут ещё сварку украли….
Но…, но… сама возможность проехать в 32 военный городок, разгладила суровые складки на лице секретаря обкома. Командиром дивизии до недавнего времени был генерал-майор Фурсин, с которым Ельцина связывали приятельские отношения и Борис Николаевич, как минимум, раз в неделю с удовольствием приезжал в городок. Конечно, неплохо при этом усугубляли, но и между делом решали разные вопросы в пользу дивизии. А вот с новым командиром дивизии полковником Петровым отношения не сложились сразу. Был он сам себе на уме, замкнутый, неохотно шёл на контакт и как Ельцин знал, и в дивизии он не пользовался уж каким-то большим авторитетом в офицерском коллективе. «Шатун-84» – так его за глаза звали офицеры и прапорщики за неприятную привычку шататься по ночам по дивизии с проверкой или так просто.
Давно там не был Борис Николаевич, поэтому воспользовавшись случаем, решил проехать и немного развеяться. Неожиданное появление секретаря обкома в своём кабинете, неприятно удивило командира дивизии и особенно причина посещения, озвученная сходу. Но полковник Петров, зная привычки Первого, мигом выставил на стол выпивку и закуску, что ещё больше улучшило настроение Ельцина. Пообщавшись и разговевшись, военное и гражданское начальство на чёрной обкомовской «Волге» прибыло на место разборок.
Майор Сердитов сразу понравился своим независимым видом и достоинством, с которым представился начальству. Выслушав краткий и толковый доклад офицера, Ельцин обернулся к главному инженеру стройки, который был на данный момент старшим среди строителей. Менты заняли нейтральную и выжидательную позицию, даже слегка отодвинувшись, как бы говоря – А нам что? Нам ничего…! Что прикажут – то и выполним….
– Ну.., а ты что, главный инженер, доложишь, – внешне весело спросил Ельцин, в глубине души раздражаясь, что не может вспомнить ни имени, ни отчества работника. Вот крутиться всё это где-то в глубине, а вспомнить никак не получается.
А главный инженер стушевался, что вот так сразу и без подготовки нужно докладывать и путано стал рассказывать о краже, свалив в одну большую кучу всё – и кражу сварки, срывающийся из-за этого график работ, следы солдатских сапог, ночной пустырь… – и в ужасе замолчал, понимая, что своим бестолковым докладом банально и публично опозорился на глазах у своих подчинённых работяг и на фоне бравого майора выглядел довольно бледно. А от этого, неожиданно для себя, брякнул: – И майор, врёт как сивый мерин. Врёт…, говорит, что сварку сам купил…., – и ещё больше ужаснулся.
А Ельцин обрадовался, внезапно вспомнив имя и отчество инженера, и назидательно произнёс: – Сергей Александрович, советский офицер, майор не может врать, как сивый мерин…. Хорошо. Я тебя услышал, а теперь ты мне расскажи, – обратился он к рабочему солидного вида.
Тот приосанился. Не часто самого секретаря обкома приходится видеть, даже издалека, а тут с самим разговаривать. Будет о чём сегодня вечером небрежно рассказать дома и приятелям. И стал толково излагать суть дела, одновременно как бы жалуясь, что его – рабочего, так сказать, Пролетариат с большой буквы – оскорбили, самой вероятностью, что он сам и продал эту сварку майору, как тот утверждает…. Рабочий увлёкся, видя поощрительную улыбку Ельцина, и чтобы более убедительными были его слова, стал вообще говорить, чего бы не стоило.
– …Да мы бы её и не утащили, в ней-то килограмм сто пятьдесят будет. А там, следов солдатских сапог, ну точно человек сорок тащили. Если бы мы это дело организовывали, то максимум человека три было нас… Чтоб побольше денег на каждого было. Машину организовали. Заранее пришли сюда и договорились, чтоб зря тут не шарахаться. И спокойно продали и никто бы не узнал. А они на руках попёрли, в темноте, через пустырь. Там целая дорога образовалась и прямо сюда нас привела. И если бы вот не эти следы от колёс, ничего бы не сумели доказать. А так вот они, у самого забора, и вон она сварочка. И майор, пусть не как сивый мерин…, но всё равно врёт. Его солдаты украли….
– Как зовут? – Спросил Ельцин рабочего, как только образовалась пауза.
– Николай…., – рабочий помялся и добавил, – Петрович…
– Ха… А как к тебе обращаются? Петрович …., наверно…
– Да…, – рабочий смутился.
– Зря, Петрович, обвиняешь майора. Ты так рассказывал, как бы спланировал, что у меня создалось впечатление, некой зависти и обиды, что тебя просто опередили…
– Да нет…, нет…, – испуганно засуетился Петрович, обращаясь то к товарищам, то к главному инженеру. Кинулся и к ментам, но тут же шарахнулся от них, – да не…, Сергей Александрович…, ребята…, товарищ секретарь…. Да я так… Я ведь ничего и не говорил… и не думал…
– Ладно, ладно… Успокойся, но уж очень ты был убедительным. Покажи лучше следы. Точно…, от сварки…., – Ельцин выпрямился, а к этому времени тревожные ворота, около которых проходили разборки открылись и все гурьбой зашли в парк и сгрудились вокруг сварки.
– Вот, товарищ секретарь обкома, и номерочек наш инвентарный стоит. Врут они…, – торжествующе ткнул пальцем в корявый синий номер один из сопровождающих главного инженера.
– Ну, а что на это скажете вы, товарищ майор? – Ельцин одобрительно смотрел на невозмутимого офицера и Сердитов вдруг понял – Гроза пронеслась, Всё будет нормально и врать тут уже не стоило.
– Так точно, Борис Николаевич, только не украли, а заняли. У меня на боксах восьмой батареи четверо ворот оборвались одновременно и сварка в полку вышла из строя. Непорядок… Вот и пришлось… Занять. Да.., сказал.., что купил… А то сразу – Украли…, украли…
– Товарищ секретарь обкома, командир артиллерийского полка полковник Кривулькин. – Доложился запыхавшийся командир полка, вывернув из-за угла боксов и, хватанув воздух продолжил, – это я отдал приказ к девяти часам заварить ворота боксов, а майор Сердитов исполнительный офицер, чтобы выполнить приказ слегка превысил пределы разумной инициативы, но приказ выполнил. Хоть и таким образом. Сейчас мы сварку вернём, отвезём на машине. Извинимся. С руководством стройки решим все вопросы к обоюдному удовольствию. И считаю – что вопрос – УЖЕ РЕШЁН. – Командир смело рубил фразы, делая нажим на слова «Уже решён».
У командира дивизии аж глаза закатились в ужасе от этой спокойной наглости. Им бы сейчас извиниться, «удариться лбом об асфальт» и обещать…, обещать, обещать – Что больше такого «никогда и никому», а они ещё давят. И на кого давят? На секретаря обкома…. Ёлки-палки… Но глаза от удивления вкатились обратно, когда полковник Петров услышал довольный смех Ельцина и ещё больше его слова.
– Хорошо…, уговорили. Сергей Александрович, отдайте им эту сварку. Как поощрение…
– Как отдать? Не согласен! Она у нас числится… И так график срывается, а тут ещё сварку отдать…. Да ещё как поощрение. Они её, Борис Николаевич, украли. Просто украли, а сейчас все тут словоблудием занимаются. А кто за неё тогда платить будет? Я или рабочие? Нет, не согласен, – от такого неожиданного решения главный инженер даже забыл с кем он спорит. Сразу появился апломб и решимость в своей правоте. Весь встопорщился, как перед дракой…
– Во…, сразу видно – главный инженер стройки, а то мычал тут…., – Ельцин веселился, но потом по серьёзничал и уже спокойно стал растолковывать.
– Отдай. Ты тут кроме воровства ничего и не видишь, а ты глубже посмотри на всё это. Коммунист? – Неожиданно задал он вопрос главному инженеру, – нет… Ну, тогда понятно. А я вот вижу, что тут майор и командир полка не словоблудием занимаются, а прикрывают своих подчинённых. Не сдают, а именно прикрывают, даже понимая, что они могут получить по шапке. Ты-то вон сразу про деньги вспомнил – Кто будет платить? Ты или рабочие? А они не за свои должности дерутся, а за своих подчинённых. Молодцы. А теперь с другой стороны зайду. Солдаты ночью, через пустырь, по ямам тащили эту тяжеленую и неудобную к переноске сварку и нигде её не поставили, чтобы следов не было. Вот это тебе, Сергей Александрович, о чём говорит?
Главный инженер внимательно посмотрел на Ельцина, пытаясь в его глазах прочитать ответ, оглянулся на майора Сердитова и стоявшего рядом командира полка и неуверенно пожал плечами.
– Во…, сразу видно, что с военными ты никогда дел не имел. Солдаты только здесь поставили сварку на землю, – Ельцин через плечо ткнул пальцем в сторону забора, – чтобы передохнуть и перекинуть эту тяжеленую железяку через двухметровый забор. Это могут сделать солдаты только из-за уважения к своему командиру. Был бы он, командир, хреновый и солдаты так бы не старались: или волоком приволокли сварку сюда, или вообще не потащили, сказав, что не нашли. А они принесли. Принесли на руках. А это дорогого стоит….
Так что отдай им сварку. А завтра, когда я приеду к вам на стройку, дай мне АКТик на подпись на списание сварки. Подпишу и ты подпишешь. Причину списания сам придумаешь.
Главный инженер неохотно кивнул головой, с сожалением посмотрел на сварку и, махнув рукой рабочим, повернулся и пошёл на выход из парка. За ними потянулись милиционеры, а секретарь обкома, дождавшись, когда те скроются за забором, с чувством пожал руку майору Сердитову, командиру полка и остальным присутствующим офицерам: – Спасибо, товарищи офицеры за службу.
– Так, а кто-то говорил тут про извинения? – Хитро глядя на командира полка, задал вопрос Ельцин и полковник Кривулькин шагнул в сторону и сделал приглашающий жест в сторону выхода из парка.
Ельцин уехал с полка часа через два, весьма довольный посещением 32 военного городка. Сварку даже перекрашивать не стали и периодически ремрота обращалась с просьбами выделить сварку в их распоряжение, отчего третий дивизион имел неплохие дивиденды от технической части полка в плане ремонта и обслуживания техники вне очереди.
Через два месяца майор Сердитов пошёл на повышение и стал заместителем командира полка.
Из сборника рассказов «Бойцы»
Отпуск Салаги
Последний день полковых учений обещал быть нудным и тоскливым, как и предыдущие несколько дней. Не повезло нам и с погодой, когда всё произошло как по закону подлости. Если перед учениями была целая неделя солнечной и тёплой погоды, то именно в день начала учений затеялся противный мелкий дождик, который не прекращался все эти дни и температура опустилась до +2 – +3 градуса. Конечно, кто служит в Союзе, только бы посмеялся – В январе…., да плюс 2 – 3 градуса тепла, да они там, в Германии, оборзели совсем. Но все кто прослужил в ГСВГ несколько лет, знали – Лучше -10, -15 сухого мороза, чем +2 градуса, да под дождичком в Германии. Это мерзкая погода, когда не можешь толком согреться…. Вечно сырой и влажный, когда холод тихой сапой предательски заползает под одежду, как только ты остановился или прекратил двигаться.
Правда, сегодня ночью дождь прекратился, но низкое, угрюмое, пасмурное небо, взвесь мельчайшей воды в воздухе и непременный ветер, как бы ты не повернулся – обязательно в харю, превращал последние часы учений в хорошую нервотрёпку.
Да и учения сами, в отличие от других полковых, были не интересными. Раньше нас подымали и в течение трёх суток активно прокручивали через три-четыре полигона, где мы в высокой динамике отрабатывали все учебно-боевые вопросы. И на последнем полигоне, заключительным этапом, проводили управление огнём артиллерии полка с боевой стрельбой. Сворачивались и уходили в Пункт Постоянной Дислокации. А тут подняли и сразу кинули на полигон Либеррозен. Всё бы ничего, но во время марша в моём взводе, в самый пик сильного ливня, взорвалось колесо пятого орудия. Приняли на обочину. Пока меняли, правда, это заняло пятнадцать минут, я стоял с флажками на дороге и поворачивал немецкие машины на встречку и очень по дебильному гордился. Вот типа, Гансы, сидите в тёплых машинах, а я, советский военнослужащий, под ливнем охраняю вас. Я промок до нитки и более-менее просох только сейчас. Приехали на Либеррозу, встали на песчаном поле, закопались и двое суток так и простояли. Конечно, шло управление огнём, но это всё учебными снарядами или холостыми обозначали выстрелы и залпы.
Короче, намучились с этими учениями. Но нашей батарее всё-таки немного повезло. Все остальные батареи встали на самом песчаном поле, а наша, девятая батарея, самая крайняя, удачно расположилась как раз на опушке леса, который хоть чуть-чуть, но прикрывал нас от ветра и там можно было развести костры для обогрева. У остальных такой возможности не было. Не было на поле дров, да и как только разведут костёр, так сразу рёв с КП полка – Почему нарушаете маскировку? А какая к чёрту маскировка, когда на жёлтом, песчаном поле выкопано 48 орудийных окопов, накрытых зелёными массетями. Через поле проходило шоссе на Котбус и проезжающие немцы наверно здорово удивлялись – как ровно, в одну ниточку тянется линия невысоких, заросших травой бугров….
Ну, а мы прямо на опушке выкопали ямы и в них постоянно горели жаркие костры, дым от которых ветром уносился в лес.
Вот мы и сейчас сидели с Лёвой Геворгян у костра и балдели. До ячейки СОБа было метров двадцать, там на связи сидел дежурный радиотелефонист и, жалостно шморгая носом, с завистью смотрел на наш костёр, где сидели мы и вычислитель со вторым связистом. Такие же костры горели за каждым орудием и там грелись расчёты, за исключением дежурных наблюдателей.
Только что закончился завтрак, до начала управления огнём было ещё около часа и мы немного расслабились. Но как всегда в такой момент, когда ты размазываешься по бревну, блаженно жмуришься от такого уютного жара, ёрзаешь на бревне, чтобы подставить под животворящее тепло другой бок, прозвучала тревожная трель телефонного аппарата.
– Да…, здесь… Да, сейчас, – в ячейке во весь рост поднялся замёрзший радиотелефонист и призывно помотал в воздухе телефонной трубкой, – товарищ старший лейтенант, вас комбат к телефону зовёт.
Лёва недовольно поморщился: – Ну, чего комбату там неймётся….? Счас… подойду.
Старший офицер на батарее поднялся со стульчика, с удовольствием потянулся крупным и плотным телом и направился в ячейку. Долго слушал указания, потом недовольно буркнул в трубку: – Хорошо, сделаю.
Вернулся обратно и, сев на стульчик, послал связиста по окопам с приказом – Строиться перед ячейкой СОБа.