– Of course she is! – ответила директор почти сердито. – You know as much as I do that it is not about her being an outstanding lecturer.
– Allow me to disagree, then: it may be precisely about that.
– My dear old boy who is so brave with me, can you please say it to her?
Я с некоторым удивлением слушала эту дружескую перепалку. Дверь открылась снова – вошла моя студентка, очень прямая, очень гордая, очень бледная (Аня в этот раз тактично осталась за дверью).
Какой бы запал в себе она ни несла, Патриша всё же немного стушевалась, увидев нас троих вместе. Сэр Гилберт, улыбнувшись широко, как чеширский кот, похлопал по кожаному сиденью рядом с собой: на диване оставалось как раз одно место, а больше в кабинете директора сесть было, собственно, и негде.
– Can you please bring forward your complaint, Miss McArthur? – ледяным тоном осведомилась начальница. Я заметила, что в её голосе пропали все нотки Midlands accent
, которые невольно звучали в разговоре со мной, прожившей в Ливерпуле три года; теперь её акцент звучал как чистое RP
: может быть, как неосознанная или даже осознанная попытка указать студентке, кто здесь есть кто. Едва ли та была способна оценить эти тонкости: для большинства американцев что одно, что другое – просто смешной говор этих британских чудиков.
– And can you please take a seat, Patricia, – миролюбиво прибавил мой покровитель, не пытаясь переключаться ни в какой другой произносительный регистр: он и без того звучал как аристократ.
Переведя взгляд с одного на другую и обратно, Патриша всё же села на диван (сэр Гилберт подвинулся, но совсем чуть-чуть, так и оставив одну ногу закинутой за другую), на самый его краешек, сохраняя очень прямую спину и глядя прямо перед собой. (Покровителя колледжа она даже не поблагодарила.) Набрала воздуху в грудь. Разродилась:
– I was—I was saying that she is assertive and rude, and—
– MsFlorensky you mean when you say ‘she,’ do you? – уточнила директор («Спасибо!» – мысленно сказала я ей. Действительно, упоминать присутствующего человека просто местоимением третьего лица – это немного в духе барыни, говорящей о служанке).
– Yes! …And very intimidating, to be sure!
– How exactly did Ms Florensky intimidate you?
– Not me—the class! First, she—
– Firstly, – вдруг подал голос баронет. Студентка обернулась к нему, раскрыв рот. Спросила не очень вежливо, да что там, крайне невежливо:
– What?!
– I wouldn’t say ‘first’ meaning ‘firstly,’ – с абсолютной невозмутимостью и как будто со скрытой иронией пояснил сэр Гилберт. – Better still, say ‘primarily.’
Патриша сделала два-три тяжёлых вдоха-выдоха, ноздри у неё задрожали. О, будь я на её месте, она бы мне всё сказала о том, как учить её говорить на её родном языке! Но здесь поостереглась – и, проигнорировав ремарку полностью, сглотнула, продолжила:
– Yes—she firstly said that we all are sure to die, and it has upset me—the whole class, that is—very much, and—
– Do you disagree with your teacher on this point, then? – это снова был баронет, и он – единственный из нас четырёх – улыбался, он будто даже наслаждался ситуацией. Студентка снова стремительно развернулась к нему всем телом. Захлопала глазами.
– I’m sorry? – произвела она наконец, в первый раз снисходя до диалога с ним.
– I said, ‘Are you going to live forever?’ – поинтересовался сэр Гилберт.
– No, but—but—please don’t make me a fool! – резко оборвала студентка. Я приметила, как дрогнули веки полуприкрытых глаз миссис Уолкинг: видимо, её и патрона, судя по этому my dear old boy, связывали давние приятельские отношения, и ей наверняка не понравилась последняя реплика. – She, too, tried to make me a fool! She said that we, unlike her, never came to think of our own death—as if she was showing off herself, and—
– As is she were, my dear, – с полнейшим и явно издевательским спокойствием заметил баронет. – Subjunctive mood.
Патриша приостановилась – но проглотила и эту языковую пилюлю. «Проглотила» дословно, я прямо чувствовала, как она сглатывает, будь она мужчиной, её кадык так бы и ходил вверх-вниз. Ну, успеет ещё сделать операцию по смене пола, какие её годы… Продолжила:
– …And then she started to intrude on our views and said that if we are not church-goers we shall go and kill ourselves, and—
– I didn’t say that! – негромко запротестовала я, втайне, однако, порадовавшись, что хоть что-то эта девица из моей лекции поняла. – I only said that—
– Hey, it’s me who is bringing forward her complaint now, okay? – злобно оборвала меня американка, и я даже поёжилась. – Can we please follow the standard procedure, Mrs Walking?
– We do not have such a thing as ‘the standard procedure’ here, Miss McArthur, – c достоинством отозвалась директор, отделяя каждое слово. – We do not receive many complaints.
– You just wait! And then she kept quoting from the classics, saying, “You must know this” and “You must know that”—imagine, Ms Florensky, we don’t know this stuff! From Dante Ali-Gueri and from Shakespeare, and she didn’t even say it was Shakespeare, as if somebody who didn’t get it must be underdeveloped, and I only guessed it was Shakespeare because she mentioned Hamlet, so I am not that retarded as she thinks, and from Winston High Auden—who the hell is this Winston High Auden? Why does she know things I don’t know? Is it… legal?! (Я подавилась смешком.) I mean, it is intimidating, – тут же исправилась студентка, поняв, что сказала совсем уж глупость. – What if I go to Russia and recite a poem by their Tolstoyevsky, and say, ‘Hey, you don’t know your Tolstoyevsky, I do’? I mean, are those guys in our syllabus, are they Russian singers or what? Why isn’t she doing her job and sticking to what she must talk about? Do we pay our money for her intimidating us, or what? Give her the sack! I mean, she is just a hired part-time worker from a third-world country, why don’t you sack her?!
Патриша замолчала, тяжело дыша. Секунд десять мы все молчали. Сейчас меня, похоже, погонят отсюда поганой метлой, соображала я. Ну, и не больно то и хотелось! Эх, какую бы сказать красивую финальную фразу? Увы, стучало сердечко, и не находилось красивой финальной фразы.
– So this was the essence of your complaint, Miss McArthur? – произнесла директор тоном, не предвещавшим для студентки ничего хорошего, и я немного воспряла. – Allow me to say, then, that…
– No, Mercy darling, please allow me, – неожиданно перебил её баронет. Он, между тем, откинулся ещё глубже на спинку дивана, прикрыл глаза, будто собираясь с мыслями, сплёл пальцы на своём колене. Сделал глубокий выдох. Открыл глаза. И начал:
– My dear young lady, it seems to me that you completely misinterpret the situation. To begin with, Ms Florensky is not a hired worker from a third-world country begging for her wages. She is a celebrated painter and an extremely successful creative professional, an exceptional talent whose last painting was sold for five thousand pounds. («Вот это полёт фантазии! – поразилась я. – Вот кто тут a creative professional, куда мне!») We are proud to see her as our visiting professor. Unlike you, whom we only see as a—
– I am sorry, but who are you? – вдруг выдала студентка. Я снова еле удержала смешок.
– I am Sir Gilbert Bloom, and I am the chancellor of the college, – спокойно ответил ректор. – Which officially means that I am its head. I don’t interfere with the process, though; I only pay the bills when hard times come.
Патриша собиралась, видимо, что-то сказать – может быть, что она как американка и представительница самого демократического народа на Земле презирает дворянские звания – и даже открыла рот, но благоразумно промолчала.
– Now back to your complaint, – продолжал сэр Гилберт. – You accuse Ms Florensky of knowing more about English poetry than you do, and you ask us whether it is ‘legal,’ to use your clumsy expression. You see, a teacher is supposed to know more than his students, this being the natural order of things. It is also absolutely legal for anyone to know anything. A half-naked kid from Ethiopia or Burkina-Faso is permitted to read Shakespeare and to know more about him than you do. It was not Ms Florensky but only yourself who has intimidated you, and that by your own ignorance.
Патриша, встав, гневливо бросила:
– Good day to you, Mr Bloom!
– Please be so kind as to properly address a member of British nobility, Miss McArthur, – процедила директор, почти не разжимая губ. Сэр Гилберт только махнул рукой, как бы говоря: «Да что взять с этих янки!» – и, снова повернув голову к моей студентке, продолжил:
– Wait, I haven’t finished. You may try to sue me or, indeed, the College, for whatever reason. Just you try, and I will countersue you. I will employ the best lawyers in Britain whom money can buy, to use an Americanism. I will leave you in your panties—figuratively so, of course, as I am not sexually attracted to women of any age, being a homosexual. Do not try to mess up with us homosexuals, my dear young lady, not at our time. And yes, good day to you, too.
Патриша, развернувшись, стремительно вышла. Я поняла, что мне нужно что-то сказать, но все слова как приклеились к нёбу. Директор меня опередила:
– I am really, really sorry, Alice darling – such a shame! I really thought, you know, that you were rude to her this way or another, but since it comes to just that… I’ll call a cab to get you home, it is on me.
– No, Mercy, – добродушно прервал её сэр Гилберт. – I will call a cab, and we will have a lunch together – if Ms Florensky doesn’t object to the idea, that is.
– You, my brave man, how can I object to that? – пробормотала я. Директор издала небольшой смешок.
…Лондонский кэб – прекрасная вещь. (Раньше я им никогда не пользовалась: не было случая, да и дорого.) Выглядит он, как всем известно, словно легковой «универсал», но не все знают, что диван для пассажиров размещается у самой задней стенки салона, так что внутри по-настоящему просторно. И да, в московских такси частенько играет русский шансон или какие-нибудь «Самыи прекрасныи чо-орные глаза, чо-орные глаза…» (по крайней мере, так было три года назад – понятия не имею, что модно сейчас, мир ведь так быстро меняется…). Внутри этого кэба тоже негромко звучало радио: Classic FM. Я не стала уточнять, было ли это личной просьбой сэра Гилберта или нам просто повезло с водителем.
[Сноска дальше.]
– Can you guess the composer? – шутливо спросил баронет, увидев, что я прислушиваюсь.