Голоса

«Царица-матушка сегодня прекрасно выглядит, – заметил Борис Герш, когда мы с Настей вошли в аудиторию. – Правда, несколько легкомысленно».

«Государыня, видимо, приветствовала сэра Джорджа Бьюкенена, английского посла, вот и надела что-то, приятное его глазу, – это Кошт иронически прокомментировал узор её юбки. – Были бы рады, если бы её величество изредка думали и о своих несчастных соотечественниках».

«Это – Гучков? – шепнула мне Настя, и в ответ на мой кивок холодно обронила «Гучкову»: – А с вами, господин октябрист, я даже разговаривать не хочу!»

«Ну, конечно! – протянул Марк. – Вы, мадам, меня, помнится, вообще хотели повесить, а в повешенном состоянии разговаривать неудобно».

Группа была уже в сборе – мы пришли позже всех – и, как выяснилось, обсуждала предстоящий сценический эксперимент. «Царскiй тронъ» успели убрать, точней, убрали записку со спинки стула и присоединили к нему ещё один, что, видимо, должно было изображать диванчик в одной из комнат Александровского дворца в Царском селе.

«Мы хотим выяснить несколько вещей, Андрей Михайлович, – пояснил Борис. – Что случилось бы, если бы старшая сестра сумела убедить младшую? Смогла бы она её убедить? Свелось ли всё к женским эмоциям, или на кону стояли какие-то сложные соображения?»

«Вы забыли мой вопрос: была ли здорова государыня императрица? – подал голос Штейнбреннер. – Я имею в виду, психически».

«Да, и действительно ли Аликс выгнала Эллу “как собаку”, о чём в воспоминаниях пишет мой персонаж? – прибавил Тэд. – Ну, или “пишу я”, как у нас становится модным говорить… В конце концов, это просто сценично. Государыня-матушка, не угодно ли пройти вот сюда? – обратился он к Насте с елейностью опытного царедворца. – Ваше величество, изволите видеть, будут стоять спиной к двери, а их высочество войдут оттуда…»

Настя кивнула, уже бледная, собранная, и заняла нужную позицию. Лиза стала у другого края «сцены», накинув на голову косынку, которая, видимо, изображала апостольник игуменьи. С некоторым даже удивлением и безусловным восхищением перед их близостью образу я наблюдал, как обе девушки, обычно такие живые, отбросили всякую весёлость, весь молодой задор. Настя нахмурилась, и эта складка на её лбу выглядела не как мимическая складка, а как морщина, оставленная годами жизни, скорбями и болезнями. Лиза смотрела прямо перед собой серьёзно и горестно.

Тэд, приглядевшись к ним обеим, по какому-то одному ему известному признаку решил, что обе участницы диалога готовы, картинно взмахнул хлопушкой-нумератором и щёлкнул ей.

– Позвольте, а я ведь не нашёл в вашем сборнике стенограммы именно этой сцены! – перебил на этом месте автор рассказчика. – Или я что-то пропустил?

Могилёв помотал головой.

– Нет, вы ничего не пропустили, – ответил он. – Сцены не было. Ничего не случилось!

Елисавета Фёдоровна сделала единственный шаг вперёд. Верных тридцать секунд они глядели друг на друга, и глядели с таким напряжением, что, кажется, я почувствовал струйку пота, побежавшую у меня по спине. Полная тишина позволяла расслышать даже их дыхание.

Аликс отвела глаза первой.

«Я не могу, – шепнула она. – Я не хочу этого повторять».

Пройдя к оставленной на лекторском столе сумочке, она вынула из той бумажный носовой платок и промокн?ла им испарину со лба.

«Ура, Лизка победила Алиску!» – крикнула Лина. Да, вообще-то это так и выглядело. Или нет: не могу ручаться.

Тэд запоздало хлопнул своим инструментом и с досадой сообщил:

«Провал! Дамы и господа, мы сели в лужу!»

«Я не думаю, что это провал, – возразил я. – В известной мере это всё было красноречивей слов».

«Верно!» – прибавил Борис. Иван тоже промычал что-то, означающее согласие: он наблюдал за сценой очень внимательно, скрестив руки, стоя от всех несколько в стороне.

«Ну да: отрицательный результат тоже результат, – с деловым видом кивнул Альфред. – Но вопрос о психическом здоровье императрицы и о её диагнозе остаётся открытым, имейте в виду!»

«Я готова попробовать ещё раз, – проговорила Лиза тихо и без всякой улыбки. – Но стоит ли, если это так тяжело?»

«Нет, не стоит! – хрипловато произнёс Алёша и, подойдя к Насте, повторил ей полушёпотом: – Ваше величество, не стоит, не нужно. Вы и без того много страдали! Поберегите себя».

Эта его совершенно серьёзная просьба выглядела почти комично, и Настя действительно невольно улыбнулась в ответ, и всё же быстро смахнула слезинку из угла глаза носовым платком, который до сих пор держала в руке.

«“Красноречивей слов” – это любезное утешение со стороны Андрей-Михалыча, – заговорила староста, тоже слегка раздосадованная. – А правда в том, что задача нашего коллектива – вырабатывать текст. Из красивой картинки текста не сделать. А всё происходит потому, что некоторые нерегулярные участники группы…»

«Хорошо, Ада, хорошо, – торопливо вмешался я, боясь готового слететь с её языка упрёка в избыточной эмоциональности, отвечая на который, Настя наверняка бы тоже не полезла за словом в карман. – Давайте вообразим себе альтернативную историю! Александра Фёдоровна, как известно, в тот день сообщила своей сестре, что Государь ту принять не может. Ну, а если бы невралгия, жар, мигрень, любая другая болезнь уложили её в постель, и тот смог бы принять “тётю Эллу”? Чем бы это могло закончиться?»

– Тётю? – потерялся автор. – Вы ведь раньше говорили, что великая княгиня была ему свояченицей. Простите, но я снова заблудился в трёх соснах…

– Верно, – кивнул Андрей Михайлович, – по одной линии свойства она действительно ему была свояченицей, старшей сестрой жены. А по другой линии – вдовой его дяди, великого князя Сергея Александровича, брата Александра III. «Тётя» в их общении являлось, скорее, шуточным словом. В письмах к Государю Елисавета Фёдоровна называет себя то «тётей Эллой», то «сестрой Эллой», с английского sister-in-law

, а иногда просто подписывается одним именем.

– Мне никогда не удержать в памяти всего этого… Неудивительно, что их многочисленные близкородственные браки приводили к больному потомству, вам не кажется?

– Кажется, – снова согласился мой собеседник. – Но кто мы, чтобы судить? В любом случае, за все свои ошибки они уже сполна заплатили.

«Браво! – воскликнул Тэд. – Ах, как жаль, ваше величество, что вы не в мундире! Пиджак портит всё впечатле… ваша самоотверженность, однако, не знает границ», – прибавил он сразу, видя, что я снимаю пиджак и вешаю его на спинку стула.

Девушки весело переговаривались, Борис сосредоточенно кивал, Альфред пожимал плечами, но большинство группы, судя по общим улыбкам, приветствовало идею. Тэд вежливо сопроводил меня к окну, поясняя: он хочет, чтобы между собеседниками в начале сцены было значительное расстояние.

«Хорошо, – согласился я. – Только, если можно, снабдите меня кто-нибудь простейшим реквизитом. Зажигалка, свернутая бумажка. Придётся обойтись без своего знаменитого янтарного мундштука, увы, увы…»

«Мундштука и правда нет, но зачем бумажку, вашбродь? Есть настоящие сигареты», – радушно предложил Марк, пока Тэд сворачивал и вот уже протягивал мне несколько искусственных «папирос». К полковнику, строго говоря, следовало бы обращаться «ваше высокоблагородие», а не просто «вашбродь», но такими деталями можно было пренебречь.

«Нет-нет, – отклонил я предложение. – Как-то дурно по-настоящему курить в библиотеке, и запах останется… Разрешите мне ещё секунд тридцать постоять у окна, настроиться. Никто ведь не против?»

[13]

СТЕНОГРАММА

сценического эксперимента № 4

«Беседа Е. И. В. Николая II и вел. кн. Елисаветы Фёдоровны»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Е. И. В. Николай II (исп. А. М. Могилёв)

Вел. кн. Елисавета Фёдоровна (исп. Елизавета Арефьева)

НИКОЛАЙ (оборачиваясь). Ella! For God’s sake… I am so glad to see you.

(Быстро проходит к ней; взяв её руку в обе свои и склоняясь, будто хочет приветствовать её церковным целованием руки, каким иногда встречают игумений, но удерживает себя от этого, а вместо этого ведёт её к небольшому дивану и сажает.)

ЕЛИСАВЕТА (слабо улыбается). Wenn du nur w??test, wie schwer mir fiel, hierher zu kommen.

НИКОЛАЙ. Тётя Элла, могу ли я попросить тебя говорить по-русски? Ни одного немецкого слова не приходит на ум…

ЕЛИСАВЕТА (с лёгким акцентом). А мне в голову не входит вообще никаких слов. Если бы не обещание, которое я уже дала… Ники, прости меня за то, что касаюсь больного места. Видит Бог, мне это тяжело. Я пришла просить тебя – ты догадываешься, о чём? Я пришла просить тебя удалить от себя этого ужасного человека. Ты знаешь, о ком я говорю.