Последняя седмица. Откровения позднего агностика

В этом плане русская речь, на мой взгляд, в гораздо меньшей степени подвержена влиянию «заднего фасада» на мировоззрение, привычки и запросы граждан. Она куда более изящна и разнообразна, чем немецкая или, скажем, французская, где тоже много сравнений с попой и отходами человеческой деятельности. Лично я кроме таких довольно распространенных в народе выражений, как «хитрожопый» или «черножопый», что в принципе, как я понимаю, одно и то же, ничего на эту тему добавить не мог. Ну, не люблю это гнусное слово с малых лет, не знаю почему, никогда не использую его в прямой речи. Ухо режет, язык не поворачивается.

А если и использую, то лишь мысленно и в отдельных ситуациях, когда, например, тебя на дороге обгоняет какой-нибудь придурок с тонированными задними стеклами и становится впереди, словно темная китайская штора, загораживая простор и видимость. Да еще сбросит ход, покажет стопы, издевается, наверное, за то, что не пропустил его раньше. И так долгие километры, что там впереди, ничего не видно, перед глазами один и тот же черный зад.

Вот тогда вполне естественно и непроизвольно, как-то само собой и приходит на ум знакомое словцо. Да, вспомнил, есть еще одно выражение из этого ряда – «жополиз». Тоже ненавижу и предпочитаю ему другой синоним – «популизм», который, чтобы было ясно, о чем идет речь, надо произносить в два приема. Желательно с придыханием и небольшой остановкой на середине для пущей экспрессивности.

На эти особенности богатого и могучего русского языка обратил внимание и мой висбаденский друг, когда я по его просьбе начал цитировать наших мастеров непечатного слова в других сферах общения. И чем больше приводил примеров устного народного творчества, тем в больший восторг он приходил от услышанного в немецком переводе и даже заносил некоторые ядрёные места в свой блокнот. Извинившись за столь нудное и долгое лирическое отступление, я спросил Бориса Петровича:

– Как вы думаете, такое бывает? А если да, то что делать с нецензурной лексикой? Выходит, она не только оскверняет наши уста, но и ранит тело.

– О твоем друге из Висбадена мы слышали, – перешел он вдруг на «ты». – И его метод лишь подтверждает мою теорию.

Я уж подумал, что он мне предлагает брудершафт. И судя по многозначительной паузе, хозяин кабинета, наверное, был готов сделать решительный шаг к желанному панибратству и ментальной близости, но вместо этого еще больше выпучил глаза и стал подгонять метод Пезешкиана под себя. Органическая речь, видите ли, состоящая из забористых словечек и крепких выражений, влияет на здоровья человека не менее пагубно, чем отравленная ядовитыми газами атмосфера и грязная окружающая среда. И в первую очередь она поражает органы дыхания, поскольку именно они оказываются ближе всего к зоне действия отрицательной энергии, исходящей от речевого аппарата.

– Такие обороты, как, например, «полное ничтожество», «охренеть можно», «штабная крыса», «суки рваные», «хрен моржовый», «овца паршивая», «пес шелудивый», «волки позорные», «едрёна вошь», «змея подколодная», – говорил он, – вызывают астму. Их относят к ряду «себе подобных».

Сам я уважаю экспрессивную лексику, часто ее использую в разговоре и дискуссиях. Как говорится, ради красного словца не пожалеешь и отца. Она, и в самом деле, порой украшает нашу жизнь, разнообразит серые будни, облагораживает или огрубляет манеры. Но в данном случае от этого оглушительного залпа нелицеприятной брани мне стало как-то не по себе. Про астму ничего определенного сказать я не мог, хотя профессор ждал от меня экспертного подтверждения своей новой теории. Я, конечно, кашлянул, в горле запершило, как это обычно бывает в минуты нечаянного волнения. Не более того. Но куда сильнее ощутил, что портится настроение, сжимаются кулаки и нарастает желание схватить кого-нибудь за горло. Слава богу, поблизости никого не оказалось, кроме источника этой брани. А он, между тем, только входил в лексический экстаз и вдохновенно продолжал:

– А такие, как «моча в голову ударила», «дерьмо собачье», «сыт по горло», «дохлый номер», «всю плешь переел», «с души воротит», «опротивело», «мне плевать», «чихать хотел», «бредовые идеи», «на шею сели», «морочить голову», «пудрить мозги», «серпом по яйцам», «попортить шерсть» и проч. – бронхит. Их называют «условно заразительными».

Профессор и дальше с удовольствием извлекал их из своей памяти крылатые слова и выражения, занося их в тот или иной реестр как возбудителей опасных болезней. К определенному моменту я почувствовал, что у меня где-то внутри скопилось уже взрывоопасное количество праведного гнева и агрессивной энергии, которая требует непременного выхода, словно грозовая туча перед ударом молнии. Но заземлиться и избавиться от неожиданно возникшего заряда лишнего электричества было негде.

– Вот вы, я вижу, человек не очень впечатлительный, – заметил Борис Петрович, – и то испытываете некий дискомфорт, не так ли.

Ничего не оставалось, как согласиться. Действительно, легкое чувство тошноты подкатывало к горлу, захотелось самому что-нибудь сказать из этого ряда, но кроме обычного «…твою мать» язык не поворачивался. Думаю, аналогичные эмоции испытывают люди, когда читают тексты в рецептурных справочниках, эпикризы врачей или заключения патологоанатомов о причинах смерти. Понять что-либо невозможно.

– Выходит, слова у нас не те. А разве не вы, медики, подаете дурной пример, употребляя иногда такие словечки, что упаси господь.

– Да бывает такое, иначе не скажешь, на то она и медицина. Вот, например, слово – гиппопотомомонстросесквиппедалиофобия. Что это такое? А-а, не знаете, так я вам расскажу

И стал рассказывать. Оказывается, этим мудреным термином в науке называют состояние, когда человек испытывает тревогу перед тем, как произнести вслух какое-нибудь длинное слово. В этот момент он начинает заикаться, говорить несвязно, а иногда доходит до того, что падает в обморок. Но это в крайнем случае. Чаще всего дело кончается тем, что повышается давление, расширяются зрачки, руки-ноги начинают трястись, на лбу высыпает испарина.

– Тяжелый случай, – подвел итог Борис Петрович. – Ни гипноз, ни аутотренинг не помогают. Но это не всё. Когда мы говорим о кашле как о средстве массовой информации, надо учитывать и тембр, мелодию звучания.

Так, лающий кашель указывает на отёк гортани, а значит, является сигналом тревоги. Кашель со стридором может быть связан с наличием инородного тела. Коклюшный реприз наводит на мысль о смене погоды. Стаккатный или дробный кашель может быть следствием инфекции хламидии трахоматис. Психогенический, типа гудящего звука, похожий на звук канадской казарки, усиливается при работе в офисе и на уроках в школе. Хронический указывает на иммунодефицит и врожденные пороки. Бывает еще надрывный, острый, затяжной, подостный, осторожный, сиплый, звонкий, приглушенный, сухой, влажный и беззвучный кашель. По времени суток различают утренний, вечерний, ночной, а также кашель при умывании.

Это немногое из того, что я успел запомнить. На большее меня не хватило. Я поблагодарил профессора за науку и внимание к моей скромной персоне, откланялся и пошел лечь на койку, чтобы спокойно переварить то, что осталось в голове. Действительно, думал я, по Бееху вроде поучается, что источником нервного кашля может стать всё, что угодно – шум, духота в зале, назойливость партнера, малоподвижный образ жизни, низкие физические нагрузки, дурные помыслы, слабость мышц и т. д. Но с другой стороны криминалисты отмечают, что в то же самое время этот источник дает человеку с недобрыми мыслями широкие возможности для обмана доверчивых граждан и партнеров по карточной игре.

Случаи надувательства широко известны и описаны во многих авантюрных романах, когда с помощью легкого покашливания мошенники очищали карманы наивных игроков. Не зря в некоторых казино и игорных домах Монте-Карло или Лас Вегаса не пускают на порог тех, кто невзначай крякает или покашливает. История хранит случай майора британской армии Чарльза Ингрэма, который в сентябре 2001 г. получил условный тюремный срок вместе со своей женой Дианой за то, что обманным путем выиграл 1 миллион фунтов стерлингов, участвуя в игре «Who Wants to Be a Millionaire?».

Служба безопасности доказала, что Ингрэм жульничал, используя подсказки из зала, где сидел его друг Уитток и кашлял, когда звучал правильный вариант ответа. Говорят, в игорных домах Европы и Америки, а также на британском канале ITV, где по традиции идет популярное шоу и собираются желающие стать миллионером, теперь установлены детекторы, способные определить, кто кашляет по-настоящему, а кто притворяется.

Из всего, что я прочитал и услышал за эти неполных два дня, крепко усвоил лишь то, что пути избавления от хронического кашля также, как и пути господни, неисповедимы. Никто мне не сказал, когда он кончится, и кончится ли вообще. Даже уважаемый профессор. Но не надо отчаиваться. Современная наука, говорил он, имеет в своем распоряжении эффективное и безотказное оружие против этой напасти – антибиотики. Они гарантированно уничтожат любой микроб, очистят бронхи, дыхательные пути от мокроты и других инородных тел, включая крылатую Эболу, коронавирус и палочку Коха.

– Правда, заодно убьют и такие полезные бактерии, как энтерококки, кишечная палочка, а также бифидобактерии и лактобактерии, что способствуют хорошему пищеварению и укрепляют иммунитет. Но это уже – побочное явление, неизбежные потери. Как говорится, лес рубят – щепки летят.

– Про щепки это вы точно заметили, одна из них перед вами, – не удержался я и тут же отругал себя за проявленную слабость и малодушие.

– Да ладно вам. Перестаньте ныть! Иначе так и останетесь один на один со своим кашлем, – строго предупредил Борис Петрович.

– Да я ничего. Только люди говорят, будто из-за антибиотиков число заболевших раком и спидом на планете за эти годы выросло в сотни раз. Будто это и есть новое бактериологическое оружие.

– Не слушайте глупости. Кто это говорит? Небось сами все выдумали.

– Ей богу, слышал своими ушами по радио. Один врач то ли Мяснов, то ли Мясницкий по фамилии говорил намедни. Вот те крест!

– Трудно с вами, однако, – устало произнес доктор, завершая ликбез.

подтверждая тот факт, что все мои общения с медициной заканчиваются неудачно.

***

Я лишний раз убедился, что все мои общения с медициной бывают неудачны. В чем дело, не пойму. Тем не менее, кое-что из этого общения я вынес. В частности, то, что мы должны вечно благодарить шотландца Александра Флеминга, открывшего в 1928 году первый в мире антибиотик – пенициллин. За что и получил в 1945 году Нобелевскую премию в области физиологии и медицины. Газеты писали, что для освобождения Европы от фашизма он сделал больше целых дивизий. В 1999 году журнал «Тайм» назвал Флеминга «человеком года» и одним из ста самых влиятельных людей ХХ века.

Если бы не он, население земли было бы не 7 миллиардов, как сейчас, а раза в два меньше. Его открытие помогло спасти миллионы жизней, стало главным лекарством, которое пользуется и по сей день наивысшим спросом у землян. Помните, в сериале «Остаться в живых» главный герой, доктор по имени Джек велел своим друзьям искать среди обломков самолета и уцелевшего багажа все, что кончается на «ин» – эритромицин, цефалексин, эуфилин, левофлоксацин, стрептомицин… Одним словом – антибиотики.

Историю о том, как Флеминг случайно увидел, что в одной из чашек исчезли стафилококки – микробы, вызывающие нагноение, – потому что там осталось немного плесени, знают многие. Я не мог удержаться, чтобы еще раз не вспомнить об этом историческом событии при обмене мнениями с моим друзьями по больнице. Но справедливости ради, отметил, что упоминания об использовании плесени в лечебных целях встречаются у того же Авиценны, трудах швейцарского лекаря Парацельса и других целителей средневековья.

Индейцы в Боливии вам расскажут, как их древние предки – инки лечили плесенью раны, полученные в боях и на охоте. Но первое научное описание чудесного действия так называемой «зеленой плесени» сделали в 70-х годах 19 века русские ученые – Вячеслав Манассеин и Алексей Полотебнов. Первый был основателем журнала «Врач», второго называли «дедушкой русской дерматологии», любимым учеником профессора С. П. Боткина.

Федя, Евгений и Митрич с большим интересом слушали мой короткий доклад по этому вопросу, отметили заслуги отечественных ученых и пожелали узнать, что было дальше. Особенно напрягся Федя, которого мы, учитывая его заслуги перед наукой, уже записали в музейные экспонаты. А далее история гласит, что в 1896 г. итальянский врач Бартоломео Гозио, изучая причины загнивания риса, вывел формулу антибиотика, схожего с пенициллином. Год спустя, француз Эрнест Дюшен заметил, что арабы в Северной Африке соскребают плесень с мокрых сёдел и мажут ею раны лошадей. В 1913 г. американские ученые Карл Альсберг и Отис Фишер Блек впервые добыли из плесневых грибов некий фермент, обладающий антибактериальными свойствами.

И все-таки пальма первенства осталась за Флемингом. В сквере перед ареной для корриды Плаза де Торос де Лас-Вентас в Мадриде ему установлен оригинальный памятник. Перед мраморным бюстом «крестного отца антибиотиков», стоит благодарный тореадор, выживший в схватке со свирепым животным. Сняв шляпу и наклонив голову, он отдает дань уважения великому маэстро. В Праге есть площадь с названием Флемингово Наместье, в Голландии вывели сорт пионов, его изображение красуется на новой купюре 5 фунтов стерлингов. В госпитале Святой Марии в Лондоне, где он работал, открыт музей. В его честь назван Имперский колледж в Саут-Кенсингтоне, один из корпусов Вестминстерского университета, его имя навеки занесено в книгу великих членов масонской ложи «Св. Мария», за ним навечно осталось звание первого диакона Объединенной великой ложи Англии.

В России тоже есть памятник, но не самому Флемингу, а его любимому детищу. Наум Моисеевич, живущий на улице Миклухо-Маклая, что юго-западе Москвы, сказал, что знает, о чем речь. Рядом с его домом, у главного входа в Институт биоорганической химии им. академиков М. М. Шемякина и Ю. А. Овчинникова, стоит монумент валиномицину. Чем этот антибиотик отличается от других, мало кто знает, но память о нем увековечили в виде непонятной скульптуры – то ли эмблемы НАТО с ее компасной розой ветров, то ли масонского креста в круге первом. Но это не всё. В городе Задонск Липецкой области имеется скульптура в честь пенициллина. Во дворе ветеринарной лечебницы на крестообразном постаменте установлен высокий красно-синий столб, по которому лезет головой вниз то ли коричневая змея, то ли червяк. Венчает это высокохудожественное творение белая капсула с антибиотиком.

Что касается нас, невольных ценителей этого зелья, воздающих подобно испанскому тореадору с утра до ночи благодарственные молитвы, то мы потребляли его в большом количестве и с удовольствием алкоголика, которому сердобольные друзья на лавочке налили стакан опохмелиться. Нас вполне можно было бы зачислить в ряды наркоманов, поскольку все мы зависели от укола. Горе тому, кто его не получит, жизнь может оборваться в любой момент, а в графе «причина смерти» будет указано скорее всего – ХОБЛ, отек легких или удушье. Эта фатальная зависимость, словно одна, но пламенная страсть, объединяла и сплачивала людей нашего круга, как сплачивает народ общая беда. Медсестры так и называли нас – «беда-лактамники» (от научного бета-лактамы).

Люди общей судьбы и взаимного сострадания, мы интуитивно тянулись друг к другу, стараясь быть как можно более внимательными и ласковыми по отношению к ближнему и безусловно оставались бы таковыми до часа рокового. Кто-то из классиков сказал, что жалость унижает человека. Максим Горький или кто-то другой, не важно. По-моему, все наоборот – именно жалось является одной из главных человеческих добродетелей. Я бы занес её в разряд самых высоких достоинств, объявил бы знаком морального совершенства, духовной щедрости и нравственной полноценности.

– Но почему-то она, эта жалось, чаще всего является у нас признаком слабости и безволия, объект насмешек, хулы и общего презрения, – сетовал, помню, в разговоре со мной Вячеслав Васильевич, сосед по лестничной клетке. – Зато в чести грубая сила и нахрап, чванство и жестокость.

Мы встречались чуть не каждый день у подъезда нашего дома или в магазине «Вишенка», где он покупал банку энергетика и выпивал на ходу, делясь информацией о погоде и здоровье. Он никогда не жаловался на судьбу, но мне казалось, что в его голосе постоянно звучит какая-то неизбывная тоска по доброте и сердечности. Иногда мы ходили гулять в сторону храма Илии Пророка, и там, на лавочке у Архиерейских прудов это свойство его голоса наводило на мысли о духовном. Я невольно заводил речь о том, что этих качеств нам не хватает, и сегодня мы имеем ситуацию, когда жалостливое, нежное отношение человека к человеку большая редкость:

– Его можно наблюдать воочию далеко не каждый день и не на каждом углу. Разве что в компании привокзальных бомжей, убогих и нищих на Ваганьковском кладбище или в стае бездомных собак.

Смерть Вячеслава Васильевича была для нас неожиданностью и большим потрясением. Меня несколько дней не было в Москве, и когда я приехал, сын Павел мне все рассказал. Врачи установили, что он умер от сердечного приступа у себя в квартире на четвертый день после того, как его избили бандиты в нашем дворе за то, что отказался дать им сто рублей на водку. Ему проломили голову, выбили зубы и бросили под забором у детского сада. Там он пролежал около часа, пока его не нашли соседи и не вызвали полицию. Приехавшие менты сказали: сам виноват – напился и полез в драку. Искать бандитов не стали, уголовного дела не завели.

…Это верно, ничто так не сближает, как общая беда, близость катастрофы или пир во время чумы. Но больше всего нас – недужных обитателей шестой палаты сближала вера в неведомую силу, дающую избавление от ниспосланных страданий. Это, как у наркоманов или в той песне – я прошу, хоть ненадолго, боль моя, ты покинь меня… И вот, оно свершилось, пришел желанный миг, чудесной неги переливы. Малая доза какого-то снадобья принесла облегчение, дала шанс забыться, поймать кайф, я снова счастлив, молод, к привычкам бытия я чувствую любовь. В общем, хвала тебе, приют лентяев.

***

Когда Светлана Витальевна вздрогнула, столкнувшись со мной у входа в процедурную, и, видимо, с испугу спросила, как дела, восторгу моему не было предела. Не потому, что хотел поделиться с ней радостью и рассказать, как хорошо идет курс лечения, а потому, что она впервые заговорила со мной не шершавым языком больничного плаката, а тоном заинтересованной женщины. Тут я употребил все свое красноречие, благодарил персонал за доброту и ласку, её лично за явленную заботу, профессионализм и умение. Хотел еще сказать много чего из дежурного репертуара, из того, что накипело, но она уже отвернула свою очаровательную головку с прической Джулии Робертс в сторону и говорила с другим. Остался лишь едва уловимый дурманящий запах Head & Shoulders да тусклый свет ее печальных глаз.

Однако моего восторга от нештатной встречи со Светланой Витальевной и курса лечения не разделяли многие, и в первую очередь старожил этих мест Федя Цыбулькин, который все скулил и жаловаться насчет того, что плохо кормят, одно лечат, другое калечат. Хотелось ему возразить, чтоб не нарушал идиллию, не портил обедню, мол, и так тошно, но в глубине души все мы знали, что он прав. Федя, умудренный долгой жизнью в пульмонологии и многолетним опытом общения с Медстрахом, был наглядным примером нашего светлого будущего.

Светлого в прямом смысле. Чем больше человека накачивают антибиотиками, тем больше он похож на египетскую мумию. Кожа на лице стягивается, словно пергамент, вот-вот сползет и оголятся глазницы, руки синеют, фаланги пальцев проступают сквозь кожный покров, как на рентгеновском снимке, а сам ты начинаешь светиться не хуже привидения с острова Кокос. Я уж не говорю о том, что творится у человека в животе, и какая там бушует вьюга. Кто из нас не бегал по коридору в сторону туалета, зажав руками ягодицы.

– Все вы, дети мои, теперь приписаны к нашему столу навеки вечные. Никуда не денетесь, – задумчиво произнес он с угрюмым видом Нострадамуса.