Команда доктора Уолтера

Алекс не замечал, что разговаривает с собой вслух и даже немного двигает пальцами. Он сидел, уставившись в экран компьютера, где высвечивался схематичный рисунок-слайд операционного доступа. Губы его шевелились, хотя сами слова никто бы, кроме самых узких специалистов, не разобрал. Вот Наталья бы его прекрасно понимала…

… рассекаем круглую серповидную, левую коронарную и треугольную связку… перевязываю элементы малого сальника… там посмотрим… будем нижнюю полую вену сохранять или нет… если сохраню, то важно удачно аккуратненько обнажить ее позадипеченочный отдел… Алекс говорил то "я", то "мы", мысленно представляя около стола свою бригаду… сразу выделю его со всех сторон до устьев почечных вен… а то, хрен потом трансплант посадишь… и там надо очень аккуратненько легировать… не сделать лимфорею. Потом будем возиться с печеночно-двенадцатиперстной связкой. С артериями еще труднее… вдруг у него обнаружится, хотя на скане я этого не видел… ну, а вдруг… найдем артериальную ветвь от верхней брыжеечной артерии… пузырный проток пересеку, оба его конца свяжу… вот почти и все… начнется подпеченочный период… орган их хваленый уже конечно принесут. Тут волноваться не надо. Он уже там у них готовенький. Тут можно было бы Наталью пригласить, пусть поработает, я же знаю, ей хочется. Нет, никаких Наталий, только мои люди. Это не игрушки. Наталья хирург, но я никогда ее в работе не видел. Может и смогла бы, но рисковать я не собираюсь.

… Кровотока по нижней полой вене не будет… проведем шунтирование… ребята мои на насосе… вольем кровь в верхнюю полую вену через левую аксиллярная…

Алекс щелкнул мышкой и принялся рассматривать слайд порто-бедренно-аксиллярного шунтирования в беспеченочном периоде.

Господи, я уже к тому времени устану, а там еще начать и кончить… конь не валялся. Алекс не отказался бы сейчас от чашки крепкого кофе, но выходить в кафетерий ему не хотелось, хотелось мысленно довести операцию ко конца, не отвлекаясь. Он прокручивал в своем сознании завтрашнюю пересадку и чувствовал, как все больше и больше утомляется. К концу операции, а это 10-12 часов, не меньше, он будет, как выжатый лимон. Вся бригада дико устанет, а он больше всех. Наталья будет смотреть все на мониторе, вся бригада за ним станет наблюдать, он просто не может им в этом отказать. Но одно дело на мониторе, а другое дело у стола. Что тут сравнивать! Если все пройдет хорошо, можно что-нибудь придумать вечером.

Впрочем будут ли у него силы на это "что-нибудь"? Сегодня надо как следует выспаться. Сейчас он поедет домой и начнет отдыхать. Хоть бы соседский газон уже был подстрижен! Почему так устроена жизнь: у него завтра 10-12 часов непрерывного тяжелейшего труда на ногах, а не повезет, так и все 15-ть, а у соседа… газон его тупой. Каждому свое! Алекс устало улыбнулся и поехал домой, прекрасно понимая, что усталость после операции, проведенной мысленно, не идет ни в какое сравнение с тем, как он будет себя чувствовать завтра вечером, когда больному закроют брюшную полость, поставят дренажи и отвезут в послеоперационный зал.

Наталья позвонила ему, когда он был за рулем. Долгожданный звонок, на который он давно уже не смел надеяться. Она хочет его видеть. Почему? Так… соскучилась, устала, имеют же они право перед завтрашним днем расслабится. Сколько раз Алекс мечтал об этом, но сейчас у него было смешанное чувство: радость, почти эйфория, и вместе с тем тревога, смешанная с раздражением… встреча с Натальей не даст ему как следует отдохнуть, он будет не в форме, слишком устанет и начнет делать ошибки… почему именно сегодня вечером, когда он через пару часов пообещал себе пойти спать… почему не потом, когда все было бы сзади. Неужели Наталья не понимает, чего ему завтрашняя операция будет стоить? Понимает, да только ей, как обычно, все равно. Она хочет его, Люка наверное еще больше хочет, но Люку сейчас не до нее, а он… всегда готов и она это знает. Ей-то хорошо говорить, не она завтра простоит за столом в лучшем случае 12 часов… Что ей сказать? Отказаться? Объяснить, что он был бы счастлив, но только не сегодня… ? Эти мысли пронеслись в голове Алекса за долю секунды. "Да, Наталья, конечно. Где? У тебя? Сейчас?" – другого ответа она и не ждала. "Позвонить что ли Мегги, сказать, чтобы не ждала к ужину?… Да ну ее… обойдется" – Алекс на первом же перекрестке развернулся и направился к Натальиному дому.

Наталья открыла ему и было видно, что она сама только что откуда-то вернулась. Оживленная, веселая, шумная:

– Ну что, ты готов?

– Да, что мне готовиться? Сама знаешь, сколько я таких операций провел.

Вот зачем он хвастается, пытается скрыть свое напряжение? Он ведь на самом деле готовился, просматривал слайды, мысленно проходился по всем этапам операции, мучился, стараясь увидеть все возможные риски, терзался вполне обоснованными страхами. Наталья бы его, как никто поняла, ей ли не знать, где могут быть проколы… вдруг это случится… вдруг то… Но, нет, хорохорится, показывает, что ему все нипочем, что он… "одной левой"… Многолетняя привычка скрывать перед операцией свои страхи, опасения, что что-то пойдет не так, и он не сможет все выправить, совершит ошибку, которая станет началом конца. Нельзя никому этого показывать. Никому? Перед Натальей-то зачем выпендриваться, она же "своя". Пристрастился играть "героя". Это неистребимо.

– Я рада, что ты в порядке. Давай сегодня не будет больше о работе говорить.

Что значит "больше"? Они и не говорили о работе, хотя что могло бы быть естественней. Наталья почему-то на взводе. Боже, неужели из-за него? Ну, да, из-за кого же еще. Алекс рывком стянул с себя одежду и теперь стоял совершенно раздетый в Натальиной гостиной и знал, что она на него смотрит и видит во всем блеске: ни грамма лишнего жира, разгоряченное сильное тело, широк в плечах, развитые мышцы груди и шеи, значительное правильное лицо, русые прямые волосы. Алекс знает, что в его внешности ничего нет от мальчишки, лицо которого лучилось бы беззаботностью. Он давно не мальчишка, а один из ведущих хирургов мира, и ему 71 год. Может он сейчас и хотел бы выглядеть беспечным, но это все равно не выйдет, его молодое лицо с гладкой загорелой кожей, все равно выдает возраст и груз каждодневной ответственности, а в глазах читается всю предыдущая жизнь. Ну, и ладно… Алекс не верит, что Наталья повелась бы на подростка.

Они вместе встали под душ и все произошло настолько торопливо, что Алексу стало понятно, что это не более, чем затравка, начало игры, в которой Наталья всегда была лидером. "Сейчас еще пару раз и я поеду домой… а завтра вернусь" – э, нет, нечего себя обманывать, никуда он завтра не вернется, Алекс прекрасно понимал, что сегодня вечером он просто подвернулся ей под руку. То ли Наталья отмечала событие, о котором не хотела ему рассказывать, то ли вознаграждала себя за что-то… Это не было связано с работой. Она хотела от него секса, а не ласки. Ну, что ж… Алекс собирался быть неторопливым и нежным, но раздумал… он сейчас не любил ее, он ее просто имел, в этом не было ничего изысканного и утонченного: ни эстетики, ни стиля, ни даже просто умения и опыта. Грубая сила, натиск, напор, нетерпенье. И ладно, ей того и надо. Наталья тяжело дышала, он ее все-таки утомил.

– Может сходим куда-нибудь поесть. У меня ничего нет, а я голодная.

– Нет, мне пора домой. Завтра рано вставать.

Алексу немного хотелось, чтобы Наталья начала уговаривать его остаться, но она промолчала. "Какая же она все-таки стерва" – горько подумал Алекс, сам себе удивляясь, что так привязан к этой эгоистичной одинокой волчице, опасной холодной суке, равнодушной и бесстрастной дряни… как же в ней мало человеческого. Как и всегда после встречи с Натальей, у Алекса было ощущение, что его обманули.

Дома он торопливо поел и лег спать. Заснул сразу. Бурный, неистовый, сумасшедший, грубый секс его тоже измучил: изнурил тело и вымотал душу.

Пятница

Без пятнадцати минут шесть, за широкими стеклами неоткрывающихся больничных окон уже светло, но солнце пока нежаркое и на улице прохладно. Легкий ветерок колышет верхушки деревьев, чирикают воробьи, высокие перистые облака постепенно рассеиваются. Пахнет свежеполитой зеленью, скучный шум города сюда почти не доносится. В тамбуре операционного блока уже полно народу. Команда в сборе, Алекс мельком скользит взглядом по лицам и приветствует всех кивком. Он видит Наталью уже в операционной робе, но поговорить с ней не останавливается. Люди хлопают дверцами шкафчиков, переодеваются. Таков порядок, в операционном блоке иначе нельзя, тут стерильная зона, хотя все понимают, что все эти переодевания не более, чем формальность, за "красную" черту, где операционная бригада будет "мыться" никто из посторонней публики не пройдет, а команда все-таки "посторонняя публика"… извините, ребята. Только их в зале не хватало. Достаточно и того, что любой его жест будет фиксироваться камерами и команда все увидит.

Поначалу никто не отойдет, а потом устанут и начнут ходить: в туалет, в столовую, позвонить… Только он и члены его бригады никуда не выйдут. Долгие годы Алекс вырабатывал для операционных дней свое утреннее меню: что бы выпить и съесть на завтрак, чтобы от голода не кружилась голова, но и не хотелось в туалет. Каша с орехами, яичница с беконом и небольшая чашка чаю. Маленькая кружечка с видом Эйфелевой башни, "специальная",… больше пить он не имеет права. Кружечка из Парижа – это еще и талисман удачи, хотя Алекс никогда бы не признался, что верит в талисманы.

Больной уже в наркозной. Алекс издали, через поминутно открывающуюся дверь, видит прикрытое простыней тело больного на каталке. Геронты… надо поздороваться с ними за руку, а то… нехорошо… и с Майклом заодно. Наталья выходит от больного, подходила к нему, понятное дело, Алекс ей улыбается. А где Люк? Что-то его не видно. Опаздывает… Сейчас Алексу Люк совершенно безразличен. Хоть бы и вовсе не пришел…

Многие врачи уже прошли в моечную, анестезиолог давно с больным. Надо бы к ним подойти, но пока рано. И "мыться" рано, еще успеет… Алекс идет в душ и медленно одевается в робу. Все! В этой одежде ему уже наружу не выйти. Ладно, что тянуть, пора идти к своим: два сосудистых хирурга, основной хирург второй бригады, которая займется собственно пересадкой трансплантата, шестеро хирургов-ассистентов, реаниматор… 22 человека. Каждому из них Алекс доверяет как себе. Он начнет операцию, уберет печень больного, это по крайней мере часов пять. Пока ассистенты будут работать насосом, он чуть отдохнет. Отойдет от стола, сядет на табуретку, прикроет глаза и постарается отключится на 2-3 минуты. Если получится, не стоит загадывать.

Потом начнется вторая часть операции, все под его руководством, но с другой бригадой. Там самое главное сшить все сосуды, чтобы полностью восстановить кровоток, это дело сосудистых хирургов. Опять крохотная возможность отдохнуть, так сшить сосуды как они, он все равно не сумеет. Потом на заключительном этапе он сам сформирует анастомоз желчного пузыря, дренирует его и выведет наружу. Вот и все… дожить бы до вечера, до этого самого "все". Недавно кто-то из врачей показывал ему фото в интернете: после долгой операции китайские врачи в изнеможении лежат на полу операционной и спят. Ну, на пол он еще никогда не валился, но как же он тех китайцев понимал: ноги подгибаются, спина отваливается, голова тяжелая, а самое главное закрываются глаза. Мощное желание спать, немедленно лечь и отключиться…

Алекс моется, нажимая локтем на кран и машинально считая свою бригаду по головам. Все здесь. Молчат, атмосфера деловая, люди сосредотачиваются на том, что им предстоит. Алекс по опыту знает, что, даже, если у врачей есть собственные неурядицы, здесь они о них забывают. Работа вытеснит побочные помыслы. Алекс чувствует, что на него смотрят, как наверное рядовые оркестранты смотрят на дирижера перед концертом.

Уже помытый в перчатках и маске, Алекс выходит в операционный зал. Больной на столе: желтушного оттенка кожа, синюшные губы, глаза полузакрыты, во рту трубка, по которой в легкие поступает дыхательная смесь. Он уже под наркозом. Обещал парню подойти к нему до операции и не подошел. Непростительная невнимательность. Хотя какая разница. Анестезиолог непрерывно вливает больному через вену руки плазму. Алекс оглядывается… привычная атмосфера: аппараты, трубопроводы, провода, блеск инструментов, дисплеи. Наверное похоже на космический корабль. Надо же о чем он сейчас подумал. Ладно… поехали. Алекс посмотрел на яркие светящиеся стрелки часов на стене: 7:02. Пора… над столом включилась бестеневая лампа. Алекс знал, что одновременно с ней начали работать видеокамеры, ведущие запись всех этапов операции. Команда в тамбуре начала смотреть "кино" с ним в главной роли. В операционной слышался постоянный шум, нагнетаемого в зал стерильного воздуха с ламинарным потоком, идущий через бактериальный фильтр. Очищаемый воздух смешивался с жужжанием анестезиологической аппаратуры, с легким гудением линий подачи кислорода и закиси азота. Работал вакуум-насос. "Черт, да тут у нас шумно" – это было последней посторонней мыслью Алекса до того, как он сделал первый разрез.

Стив, Роберт и Риоджи приехали в операционный блок с разрывом в 5-10 минут. Они были оживлены, тихонько переговаривались и оглядывались в непривычной для всех обстановке. Орган для пересадки был пока в лаборатории в био-контейнере и вынимать его оттуда на первом этапе операции казалось нецелесообразным. Привезут часа через четыре. Стив уже побывал в лаборатории, успел протестировать трансплант в последний раз и сообщил коллегам, что все показатели в норме. Ход операции каждый из них прекрасно представлял и команда была настроена оптимистически. Конечно что-то могло пойти не так, но Алекс такой опытный специалист, что даже, если в ходе операции и возникнет нештатная ситуация, он сможет все исправить.

Геронты приехали раньше всех и видели, как операционный блок начал наполняться людьми из бригады Алекса. Сам он появился одним из последних, поздоровался, но никто из бригады не стал с ним разговаривать, прекрасно понимая, что Алексу сейчас не до них. Пришлось переодеваться в робы, хорошо хоть масок не требовалось надевать. Наталья ходила к больному, о чем-то беседовала с анестезиологом. Все начали устраиваться у мониторов, которые еще не включились. В помещение заходили резиденты, тоже желающие наблюдать операцию. Конечно, они бы хотели пройти в операционный зал, но Алекс категорически отказался их пускать… "там и так орава, как на салюте 4 июля"… к тому же, это даже не было его решением. На операциях в рамках программы присутствие студентов и резидентов не разрешалось. Резиденты тоже занимали места перед экранами. Набралась небольшая толпа, где выделялись геронты: слишком дряхлые, и потому казавшиеся здесь неуместными. Оперирующих хирургов среди старых геронтов не было.

Наталья скорее всего могла бы добиться разрешения присутствовать на операции, тем более, что Алекс ей вряд ли бы в этом отказал, но стоять у стола в сторонке, ни к чему не прикасаясь, нет, это было бы просто унизительно. В который раз она сама себя спрашивала: а могла бы я ассистировать? Конечно могла бы. Наталья в своих навыках не сомневалась, но здесь был все-таки другой случай. С Алексом она никогда не работала, а он формировал свою команду только из "своих". Что ж, тут Наталья его понимала. Она бы тоже так поступала. Откуда он знает, чего она стоит как хирург.

Операция еще не началась, и члены команды тихонько переговаривались. Операция от них не зависела, а вот что будет потом, как себя их орган поведет? Тут уж Алекс будет ни при чем, а они как раз очень даже "при чем"… Наступят самые тревожные дни. Слишком много рисков. Самый страшный кошмар – бездействие трансплантата, то-есть их орган просто не заведется. И тогда нужна будет повторная операция, в успех которой никто из команды не верил. Начнутся ли иммунологические проблемы? Нет, это вряд ли, новая печень все-таки "своя". Не дай бог, откроется кровотечение… даже у таких хирургов как Алекс это, хоть и маловероятно, но бывает. А вот стеноз печеночной артерии, тромбоз, синдром обкладывания… еще как могут быть. Это уже точно будет по вине хирургов, но команде было бы не легче от того, что их орган погибает по чужой вине. Лишь бы все было нормально с воротной веной, чтобы не было никакого тромбоза. Что можно реально ожидать, так это проблемы с желчеистечением. Надо к этому готовиться. Инфицирование мало все-таки вероятно.

Майкл обо всех этих неприятностях не думал, плохо себе все послеоперационные процессы представлял, но кое-что почитал. Пять небольших карцином, без видимых метастаз. Операция должна дать хорошие результаты. Майклу очень хотелось позвонить Анне, девушке, с которой он познакомился вчера, и он совсем уж было собрался это сделать, но вовремя опомнился: еще только 6:50 утра. Девчонка спит. Он ей позже позвонит, часов в десять. Это уже приличное время. Сейчас Майклу было немного жаль, что он не хирург, если бы он сам оперировал, было бы о чем рассказать Анне. А так собственное участие в проекте… как его описать? Какие-то матрицы будущих органов в 3Д, Анне трудно будет себе такое представить, она не впечатлится его достижениями. Как сделать, чтобы впечатлилась? Пусть он не красавец, пусть не спортсмен, но зато он ученый и кое-что в своей области стоит. Надо, чтобы Анна это понимала. Операция началась, и Майкл не отрывался от экрана. Операционное поле: желудок, брыжеечная часть тонкой кишки и часть поперечной ободочной отодвинуты… печень поднята пока кверху, желчный пузырь, правая доля с карциномами… Майкл смотрел на открытый живот без ужаса и отвращения. Так вот какие они, гепатокарциномы: маленькие пенистые, более светлые язвочки, немного похожие на жирную салями или печенье с чипсами.

Наталья мысленно отметила отсутствие Люка и удивилась, что Стив ничего по-этому поводу не сказал. Если бы она была директором программы, она бы обязательно высказалась. Да, у сотрудника родился ребенок, и… что? Ребекки тоже не было в тамбуре, но Ребекка – другое дело. Зачем ей следить за операцией, что она в этом понимает. Смотрела бы, как картинки. Вечером, когда операция закончится, Ребекка появится, или по крайней мере позвонит. Да, и Люк конечно позвонит, в этом сомневаться не приходилось. Операция уже шла своим чередом и пока… тьфу-тьфу, не сглазить, все шло нормально. Впрочем, рано еще делать выводы, все неприятное и опасное впереди. Геронты рядом с ней тоже, не отрываясь, смотрели на экраны. Этот первый этап прямого касательства к ним не имел, вот второй и третий этап – вот что их по-настоящему интересовало. Как себя поведет их трансплант, как заведется, как начнет работать сегодня вечером, завтра утром… Если хоть сутки пройдут без осложнений, можно будет немного успокоиться. Как они все внимательно смотрят! Но понимают ли по-настоящему, что происходит в данный конкретный момент? Понимают, но не так, как она. Она и в операционной была бы на месте, но ее не позвали. "Координатор программы, – звучит весомо, но тускло. "Член команды либо хирург, либо ученый, а я…" – Наталья опять почувствовала себя загнанной в странную ситуацию посредничества, которая не приносила удовлетворения. Старые горькие мысли: не она сделала трансплантат из "ничего", как остальные, не она его пересадила на место больного органа, как Алекс… а что она? А она "мастер на все руки", а это значит ни то, ни се. Если бы она занимала в команде место Люка, она бы конечно наблюдала вместе со всеми остальными за процессом. Не потому даже, что сам процесс долгой операции такой уж интересный, а потому что только с командой можно разделить радость своего свершения, общей творческой победы. Странный он, оказывается, малый, этот Люк! Вместо тревожного и радостного единения со своими, он торчит в больнице, суетится насчет выписки своей так называемой семьи… или что он там еще делает? Такого от Люка она не ожидала.

Алекс не особенно заморачивался, кто из команды на месте, а кто еще нет, а вот Стив прекрасно видел, что Люк все не появлялся, хотя было уже почти семь часов. Неужели он мог так опаздывать. Понятно, ребенок, все такое, но чтобы не прийти на операцию? Это не лезло ни в какие ворота. Тем более, что он говорил, что обязательно придет. Может Люк вчера поздно вечером Алексу звонил, предупредил, что задержится? Спросить бы у него, но Алекс показался ему совершенно уже отрешенным от повседневных дел. Напряженный, сжавшийся как пружина, сосредоточенный на операции. Стив встретил этот его пристальный, отчужденный, устремленный вглубь себя взгляд. Алекс был с ними, но вместе с тем, его уже с ними не было… Стив просто не решился к нему лезть, тем более, что опоздание Люка не операцию можно было объяснить его обычным разгильдяйством, пофигизмом, укоренившейся недисциплинированностью, которую Дорсье себе умышленно позволял, показывая остальным, чего он стоит, утверждая свой статус в команде. Никто так себе не потворствовал, а ему было можно. Люк нарочно так себя поставил. Да, что толку злиться и негодовать? Не было у Стива такого права. К Люку формально было не за что придраться. Захотел – пришел на операцию, не захотел – не пришел. В данном случае не захотел, у него были другие проблемы, другие заботы… что, разве нельзя просто вечером позвонить и узнать результат? Можно. Стив наклонился к Роберту:

– Тебе Люк не звонил? Странно, что его нет.

– Да ладно, ты же его знаешь. Может всю ночь в больнице провел, не спал, решил отоспаться. Придет, куда денется. Ты, что, волнуешься?

– Не знаю. Не волнуюсь, но согласись, что это странно. Он наверное Алексу звонил, они же приятели.

– Ну, сейчас же у Алекса не спросишь. А, что ты раньше не спросил?

– Не хотел к нему лезть. К тому же я надеялся, что Дорсье придет.

– Он и придет. Надо бы ему позвонить. Иди позвони. Отсюда нельзя.

Стив вышел и буквально через несколько минут вернулся.

– Никто не отвечает.

– Ну, и что. Он где угодно может быть: в больнице, в банке, в спортклубе.

– А что, в больнице нельзя трубку взять?

– В некоторых больницах не так уж хорошо с рецепцией. Мы же не знаем, где он.

– Он мне вчера обещал быть здесь.

– Обещал – значит придет. Он же не обещал тебе не опаздывать. Операция многочасовая, успеет он еще насмотреться. А может в больницу его девушке позвонить?

– Как позвонить? Мы даже имени ее не знаем. Когда, он говорил, их выписывают? Может сейчас?

– Не помню. То ли сейчас, то ли завтра утром. Алекс знает.

Стив почувствовал, что им овладевает беспокойство, тревога, которую, как бы он себя не успокаивал, какие бы логичные доводы сам себе не приводил, не проходила. Мандраж, лихорадочное возбуждение, которое с каждой минутой только усиливалось, становилось бесконтрольным. Стив просто не мог взять себя в руки. Смятение не желало его отпускать: что-то случилось! Что-то плохое. Десять часов, Майкл выходил в коридор и отсутствовал довольно долго. Все, больше Стив ждать не мог, ему просто необходимо было узнать, что там с Люком происходит. Если он в бассейне… хорошо, черт с ним. Лишь бы все было в порядке. Майкл не успел усесться на свой стул перед большим, висящем на стене монитором, как Стив тронул его за плечо и сделал знак, что им вдвоем надо выйти. "Боже, что он от меня хочет? Ну, выходил я на какое-то время, это мое дело! Все-то Уолтеру надо контролировать. Лучше бы за Дорсье следил. Я-то здесь уже с пол-седьмого утра. Но Дорсье он конечно и слова не скажет… Дорсье у нас неприкасаемый…" – Майкл знал, что ничего этого он Стиву не выскажет и молча вышел вслед за ним в коридор:

– Майкл, ты сегодня сюда на машине или на скутере приехал?