Домби и сын

– Н?тъ, моя милая миссъ, не совс?мъ!

– Нечего говорить о моемъ покойномъ брат?. Если бы покойникъ зналъ, что мы нам?рены сд?лать… но вы понимаете меня. О живомъ брат? считаю нужнымъ сказать только то, что онъ, по собственной вол? и по глубокому сознанiю своего долга, р?шился выполнить нам?ренiе, которое требуетъ вашего неизб?жнаго сод?йствiя.

Миссъ Гэррiетъ опять подняла глаза, и м-ръ Морфинъ сд?лалъ новое наблюденiе, что она была прекрасна въ своемъ лучезарномъ восторг?.

– Сэръ, это д?ло требуетъ глубокой тайны. Ваша опытность и познанiя укажутъ на необходимыя средства. Можно, наприм?ръ, навести м-ра Домби на догадку, что неожиданно спасены какiе-нибудь непредвид?нные источники его доходовъ, или, что ему, какъ честному челов?ку, оказываютъ этимъ невольную дань уваженiя торговые дома, съ которыми онъ велъ продолжительныя связи, или какой-нибудь заимодавецъ вздумалъ уплатить ему старый долгъ. Средствъ много, и я ув?рена, вы изберете самыя лучшiя. Въ этомъ-то и состоитъ одолженiе, о которомъ я пришла васъ просить. Вы будете такъ добры, что не станете говорить объ этомъ Джону, который хочетъ, чтобы вс? эти распоряженiя были сд?ланы тайно и безъ мал?йшихъ одобренiй, которыя бы относились собственно къ нему. Мы сбережемъ для себя весьма незначительную часть этого насл?дства, предоставляя его м-ру Домби, который въ такомъ случа? будетъ счастливъ и спокоенъ на всю свою жизнь. Позвольте быть ув?ренной, что вы не станете объ этомъ часто говорить даже со мною, и что наща общая тайна будетъ погребена въ вашемъ сердц?.

Слезы радости достойнымъ образомъ заключили эту р?чь, внушенную благородн?йшимъ сердцемъ, какое когда-либо существовало на земл?. Ея брать смываетъ навсегда позорное пятно, которымъ заклеймилъ свою жизиь, какъ же не порадоваться его сестр?? Вотъ почему лучезарный восторгъ озаряетъ прекрасное чело д?вицы Каркеръ.

– Милая Гэррiетъ, – сказалъ Морфинъ посл? продолжительнаго молчанiя, – я вовсе не былъ приготовленъ къ этимъ р?чамъ. Вы желаете, если не ошибаюсь, уд?лить и собственную часть отъ насл?дства, которое досталось на вашу долю, такъ ли я васъ понялъ?

– О да, какъ же иначе? Мы такъ долго жили вм?ст?, разд?ляя радость и горе, труды и заботы. Наши мысли, надежды и желанiя всегда были общiя, и мы все д?лили пополамъ. Какъ же мн? отказаться отъ удовольствiя быть его соучастницей въ этомъ великодушномъ поступк??

– Избави меня Богъ оспаривать ваше нам?ренiе!

– Стало быть, мы можемъ положиться на вашу дружескую помощь? конечно, конечно, я не сомн?валась.

– Миссъ Гэррiетъ, я былъ бы дурнымъ челов?комъ… то есть, я дурной и теперь, но былъ бы еще хуже, если бы не посп?шилъ отъ всего сердца предложить полную готовность къ вашимъ услугамъ. Да, я принимаю вс? ваши условiя и клянусь честью, ничто въ св?т? не вырветъ y меня вашей тайны. Итакъ, если м-ръ Домби д?йствительно будетъ доведенъ до крайности, неизб?жной въ его положенiи, то я съ полною охотой принимаю на себя привести въ исполненiе великодушный планъ, на который вы и братъ вашъ Джонъ р?шились съ общаго согласiя.

Она подала ему свою руку и поблагодарила.

– Миссъ Гэррiетъ, – сказалъ онъ, удерживая ее, – говорить вамъ о достоинств? великой жертвы, или, правильн?е, самоотверженности, на которую вы р?шились, было бы д?ломъ празднымъ и большою дерзостью съ моей стороны. Сов?товать вамъ внимательн?е обсудить и обдумать свой планъ – было бы опять безразсудно и дерзко. Я не им?ю никакого права останавливать или ограничивать великiй конецъ великой исторiи неум?стнымъ представленiемъ своихъ собственныхъ соображенiй и разсчетовъ. Смиренно склоняю голову передъ вашей дов?рчивостью, счастливый и довольный сознанiемъ, что она происходитъ отъ высшаго и чист?йшаго источника вдохновенiя. Скажу только одно: я – вашъ в?рный управитель, и если бы мн? предоставили выбирать свое положенiе въ св?т?, я бы хот?лъ только остаться избраннымъ вашимъ другомъ и нич?мъ бол?е.

Она поблагодарила опять отъ чистаго сердца и пожелала ему покойной ночи.

– Очень вамъ благодарна, м-ръ Морфинъ. Я не прямо домой. Мн? надобно еще сд?лать визитъ. Не угодно ли вамъ пожаловать завтра?

– Съ большимъ удовольствiемъ; завтра я приду. A между т?мъ я подумаю, какъ лучше взяться за ваши д?ла. Вы, конечно, сами будете думать о нихъ, милая Гэррiетъ, и… и… могу ли над?яться, что въ связи съ ними подумаете немножко и обо мн??

Онъ проводилъ ее до кареты, стоявшей y вороть. Не будь его хозяйка глуха, какъ тетеревъ, она бы пременно услыхала бы, какъ м-ръ Морфинъ, взбираясь къ себ? наверхъ, бормоталъ про себя, что вс? мы исчадiя привычки, и что самая скверная привычка – оставаться до старости холостякомъ.

Онъ взялъ вiолончель, лежавшую на соф? между двумя стульями, и ус?лся на свое прежнее с?далище, не спуская глазъ съ порожняго стула, который стоялъ передъ нимъ. Инструментъ не замедлилъ издать звуки н?жные, патетическiе и сладостные до чудовищной степени совершенства; но эта музыкальная экспрессiя ровно ничего не значила передъ выраженiемъ, которое м-ръ Морфинъ сообщилъ своему лицу, умиленному и разн?женному до того, что онъ не разъ принужденъ былъ приб?гать къ обычному врачеванiю капитана Куттля и растирать свой носъ рукавомъ изношеннаго сюртука. Но мало-по-малу лицо его прояснилось, глаза осмыслились, и вiолончель начала издавать гармоническiе звуки одной изъ нацiональныхъ п?сенъ, гд? важн?йшую роль играетъ, такъ называемый, "гармоническiй кузнецъ", который н?сколько сродни камаринскому мужику. Эта п?сенка повторилась н?сколько разъ сряду, и вiолончель, въ связи съ порожнимъ стуломъ, оставалась до глубокой полночи единственнымъ товарищемъ стараго холостяка.

Когда Гэррiетъ оставила жилище м-ра Морфина, кучеръ ея наемной кареты принялся разъ?зжать по грязнымъ переулкамъ и закоулкамъ одного изъ лондонскихъ предм?стiй, пока, наконецъ, не вы?халъ на какую-то площадку, гд? торчало н?сколько старыхъ домовъ, расположенныхъ между садами. Зд?сь онъ остановился y одной садовой калитки, и Гэррiетъ, очевидно, привыкшая къ этимъ путешествiямъ, вышла изъ кареты.

Вскор? на звонъ колокольчика явилась женщина пожилыхъ л?тъ, съ унылымъ и бол?зненным ь лицомъ, съ глазами, поднятыми кверху, и съ головою, опущенною внизъ. При вид? Гэррiетъ, она сд?лала бол?зненный книксенъ и черезъ садъ провела ее въ домъ.

– Здравствуйте, м-съ Виккемъ. Какъ ваша больная? – спросила Гэррiетъ.

– Плохо, матушка, плохо. Я ужасно боюсь. Она, видите ли, сударыня, съ н?которыхъ поръ напоминаетъ мн? Бетси Джанну моего дяди, – заключила м-съ Виккемъ, испуская бол?зненный вздохъ.

– Въ какомъ отношенiи? – спросила Гэррiетъ.

– Да во вс?хъ, матушка. Разница лишь та, что Бетси Джанна умирала ребенкомъ, a эта ужъ большая.

– Но вы сказали мн? прошлый разъ, что ей гораздо лучше. Стало быть, еще можно над?яться, м-съ Виккемъ.

– Не говорите, матушка. Надежда хороша для т?хъ, кто не видалъ кручины въ своей жизни, a я на своемъ в?ку довольно натерп?лась и нагляд?лась всякой всячины, сударыня моя. О, вы еще не знаете, что такое всякая всячина: это, съ позволенiя сказать, такая подлая вещь, что Боже упаси!

– Вамъ надобно стараться быть весел?е.

– Благодарю васъ, матушка. Если бы еще и оставалась какая веселость въ моей голов?, – вы извините, что я откровенничаю, – такъ я потеряла бы ее въ одни сутки въ этомъ скаредномъ м?ст?. Скука такая, хоть б?ги изъ дому! Впрочемъ, я никогда не видала красныхъ дней. Одно житье въ Брайтон? за н?сколько л?тъ передъ этимъ укоротило, я думаю, мою жизнь на ц?лый десятокъ годовъ.

Въ самомъ д?л?, это была та самая м-съ Виккемъ, которая въ старые годы зам?нила б?дную Полли въ званiи няньки маленькаго Павла, и которая подъ благодатной кровлей м-съ Пипчинъ д?йствительно натерп?лась всякой всячины. Превосходная старая система, утвержденная на древн?йшемъ похвальномъ обыча? удалять отъ общества скучн?йшихъ и безполезныхъ членовъ, назначая имъ весьма комфортныя должности филантропическаго свойства, доставила м-съ Виккемъ возможность утвердиться и усовершенствоваться въ званiи сид?лки и вм?ст? няньки, въ званiи, которое, какъ нарочно, изобр?тено для ея особы.

Склонивъ голову на одну сторону и поднявъ свои глаза къ потолку, м-съ Виккемъ провела ночную пос?тительницу наверхъ въ чистую, опрятную комнату, смежную съ другою, гд? стояла постель, осв?щенная тусклою лампадой. Въ первой комнат? безсмысленно сид?ла грязная, безобразная старушенка, глаз?вшая на улицу черезъ открытое окно. Во второй лежала въ постели фигура, или точн?е, т?нь той фигуры, которая н?когда въ зимнюю ночь презр?ла дождь и бурю, чтобы, посл? продолжительнаго путешествiя, б?жать въ отдаленное предм?стье для изъявленiя своего б?шенаго негодованiя. Невозможно было бы угадать въ ней ту самую женщину, если бы не черные длинные волосы, разбросанные по безцв?тнымъ и мертвеннымъ щекамъ.

– Не поздно ли я пришла, Алиса? – сказалъ кроткiй голосъ пос?тительницы.

– Поздно, какъ всегда, но слишкомъ рано для меня.

Гэррiетъ с?ла подл? постели и взяла ея руку.

– Вамъ теперь лучше?

М-съ Виккемъ, стоявшая насупротивъ, какъ безотрадное привид?нiе, р?шительно и самымъ отрицательнымъ способомъ покачала головой.

– Какая до этого нужда! – отв?чала Алиса, стараясь улыбнуться. – Лучше или хуже, – все равно. Можетъ быть одинъ день разницы, не бол?е.

М-съ Виккемъ, какъ серьезный характеръ, посп?шила выразить свое полное одобренiе бол?зненнымъ стономъ. Зат?мъ, ощупавъ ноги своей пацiентки, в?роятно, въ надежд? найти ихъ окамен?лыми, она поковыляла къ столу и зазвонила ц?лебными пузырьками и бутылками, какъ будто желая сказать: такъ и быть, дадимъ еще микстуры для проформы.

– Н?тъ, – шептала Алиса своей пос?тительниц?, – нужда, труды, порокъ, угрызенiя сов?сти, буря внутри и буря снаружи истощили мои силы, и жел?зное здоровье разстроилось въ конецъ. Мн? не долго жить. Я зд?сь лгу иной разъ, думая, что мн? хот?лось бы еще немного пожить для того только, чтобы показать, какъ я ум?ю быть благодарной. Это, конечно, слабость, и она скоро проходитъ. Пусть будетъ такъ, какъ есть. Лучше и для васъ, и для меня.

Это ли та женщина, которая н?когда въ ненастный и бурный вечеръ сид?ла подл? камина, вызывая на бой судьбу со вс?ми ея ужасами? Злоба, мщенiе, отвага, буйство – прощайтесь съ своей жертвой: наступилъ ея конецъ!

М-съ Виккемъ, назвонившись вдоволь около медицинскаго стола, достала, наконецъ, какую-то микстуру. Зат?мъ, подавая пить, она завинтила свой ротъ, прищурила глаза и покачала головой, выражаясь, такимъ образомъ, опред?ленно и ясно, что никакiя пытки не заставятъ ее проболтаться насчетъ безнадежнаго положенiя пацiентки.

– Сколько прошло съ той поры, – сказала Алиса, – какъ я приходила къ вамъ посл?днiй разъ изв?стить о погон?, которую я устроила?

– Слишкомъ годъ, – отв?чала Гэррiетъ.

– Слишкомъ годъ! – повторила Алиса задумчивымъ тономъ. – И прошли ц?лые м?сяцы, какъ вы перенесли меня въ это м?сто?

– Да.

– Перенесли силою своей доброты и великодушiя. Перенесли меня! – говорила Алиса, закрывая рукою свое лицо. – Ваши женствениыя слова и взоры, ваши ангельскiе поступки сд?лали меня челов?комъ!

Гэррiетъ наклонилась надъ нею и старалась ее успокоить. Немного погодя, Алиса, продолжая закрывать рукою свое лицо, изъявила желанiе, чтобы позвали къ ней ея мать.

– Мать, скажи ей, что ты знаешь.

– Сегодня, моя лебедушка?

– Да, мать, – отв?чала Алиса слабымъ, но вм?ст? торжественнымъ голосомъ, – сегодня!

Старуха, взволнованная, по-видимому, угрызенiемъ, безпокойствомъ или печалью, приковыляла къ постели по другую сторону отъ Гэррiетъ, стала на кол?ни, чтобы привести свое чахлое лицо въ уровень съ од?яломъ, и, протянувъ свою руку къ дочерниному плечу, начала:

– Дочка моя, красотка…