Это была фигура бл?дная, изнеможенная, страшное подобiе его самого, фигура дикая, съ полуясною мечтою, съ полусоннымъ бредомъ. То поднимаетъ она свою голову, разсматривая линiи и впадины на своемъ лиц?, то опускаетъ ее опять и снова бредитъ. Фигура поднимается, встаетъ, шагаетъ, проходитъ и возвращается опять, положивъ на грудь какую-то вещь съ уборнаго стола. Теперь она угрюмо смотритъ на полъ по направленiю къ дверямъ и думаетъ.
– Что, если?… Уфъ!
Если бы, думаетъ она, потекла по этой дорог? кровь, дальше и дальше, зд?сь и въ коридор?, – уфъ! – какъ долго она бы текла! Вотъ тутъ была бы лужа, тамъ струя, a тамъ опять маленькая лужа, и бл?дный раненый челов?къ умиралъ или былъ бы трупомъ, если бы отыскали его по этому сл?ду. Долго объ этомъ думала она и, вдругъ, поднявшись съ своего м?ста, начала шагать взадъ и впередъ, не отнимая отъ груди своей руки. М-ръ Домби взглянулъ на нее еще разъ и подм?тилъ, что рука ея тряслась.
Теперь она думала опять! О чемъ она думала?
Вотъ она опять ус?лась на прежнее м?сто и потонула въ бездонномъ омут? тусклой мысли. Въ комнат? сверкнулъ лучъ, солнечный лучъ. Фигура не зам?тила его. Вдругъ она вскочила опять съ ужаснымъ лицомъ. Въ это мгновенье раздался крикъ – дикiй, громкiй, пронзительный, любящiй, восторженный крикъ – рука остановилась, и мистеръ Домби увид?лъ y своихъ кол?нъ собственную дочь!
Да это не призракъ, не мечта, не вид?нiе, – это собственная дочь м-ра Домби, на кол?няхъ передъ нимъ, съ умоляющимъ взоромъ! Она зоветъ его, липнетъ къ его рукамъ, кол?нямъ, рыдаетъ, плачетъ!
– Папа! милый папа! прости меня, пощади, помилуй меня! Я пришла просить на кол?няхъ твоего прощенья! Я никогда не могу быть счастливой безъ него!
Ни въ чемъ не изм?нилась. Одна она въ ц?ломъ св?т? не изм?нилась. То же лицо, тотъ же умоляющiй взоръ, какъ въ давно минувшую, б?дственную ночь. И еще на кол?няхъ передъ нимъ! и еще вымаливаетъ его прощенiе!
– Папа, о милый папа! не смотри на меня такъ странно! Я никогда не хот?ла тебя оставить и не думала объ этомъ, ни прежде, ни посл?! Я слишкомъ была напугана тогда, и сама не знала, что д?лаю. Папенька, я теперь совс?мъ перем?нилась. Взгляни на меня, видишь, я раскаиваюсь! Я знаю свою вину! Я теперь лучше понимаю свои обязанности! О папенька, не отринь меня или я умру y твоихъ ногъ!
Онъ задрожалъ и зашатался въ своемъ кресл?. Онъ чувствовалъ, какъ ея руки обвились вокругъ его шеи, какъ ея лицо прильнуло къ его лицу, какъ ея мокрая щека прижималась къ его впалой щек?; онъ чувствовалъ, о, какъ глубоко онъ почувствовалъ…
И на сердц?, едва не сокрушенномъ, лежало теперь дикое лицо м-ра Домби. Флоренса рыдала.
– Папенька, милый папенька, я уже мать. Мой ребенокъ скоро будетъ звать Вальтера именемъ, которымъ я тебя зову. Когда онъ родился, когда въ моей груди забилось материнское чувство, я поняла, милый папа, что я сд?лала, оставляя тебя. О, прости меня ради всего, что есть святого на земл?! Скажи, милый папа, что ты благословляешь меня и моего младенца!
И онъ сказалъ бы это, если бы могъ; но уста его он?м?ли, языкъ не шевелился. Онъ самъ поднялъ руки съ умоляющимъ видомъ, и крупныя слезы на его глазахъ ясн?е солнца говорили, чего хочетъ старый отецъ-сирота!
– Мой ребенокъ родился на мор?, папа. Я и Вальтеръ молились Богу, чтобы онъ пощадилъ насъ, и чтобы я могла воротиться домой. Лишь только мы вышли на берегъ, я бросилась къ теб?. Теперь мы больше не разстанемся, милый папа, никогда не разстанемся, никогда!
Его голова, теперь с?дая, опиралась на ея руку.
– Ты пойдешь къ намъ, милый папа, и взглянешь на моего ребенка. Мальчикъ, папа. Зовутъ Павломъ. Я думаю… я над?юсь… онъ похожъ…
Рыданiя заглушили ея голосъ.
– Милый папа, ради моего младенца, ради имени, которое мы ему дали, ради меня самой, прости Вальтера! Онъ такъ добръ, такъ н?женъ ко мн?. Я такъ счастлива съ нимъ. Это не онъ, a я виновата, что мы обв?нчались. Я такъ любила его!
Она прижалась къ нему плотн?е, и ея голосъ былъ теперь проникнутъ торжественною важностью.
– Онъ – возлюбленный моего сердца, милый папа. Я готова умереть за него. Онъ будетъ любить и почитать тебя такъ же, какъ и я. Мы оба станемъ учить нашего малютку любить и уважать тебя, и какъ скоро онъ будетъ понимать, мы скажемъ ему, что y тебя былъ сынъ, котораго также звали Павломъ, что онъ умеръ, и ты слишкомъ горевалъ о его смерти. Мы объяснимъ, что онъ теперь на неб?, гд? вс? мы над?емся его увид?ть, когда наступитъ нашъ общiй чередъ. Поц?луй, меня, папенька, въ доказательство, что ты помиришься съ Вальтеромъ, съ моимъ обожаемымъ супругомъ, съ отцомъ моего малютки. В?дь это онъ присов?товалъ мн? воротиться къ теб?, онъ, милый папа!
И когда она еще плотн?е прижалась къ отцу, онъ поц?ловалъ ее въ губы и, поднявъ свои глаза, сказалъ:
– Прости меня, великiй Боже! О, я слишкомъ, слишкомъ нуждаюсь въ твоей благодати!
Съ этими словами онъ опять опустилъ свою голову и рыдалъ, и стоналъ, и ласкалъ свою обр?тенную дочь, и не слышно было во всемъ дом? ни мал?йшаго звука долгое, долгое время. Они были заключены въ объятiяхъ друтъ друга, и солнечный лучъ озарялъ ихъ своимъ благодатнымъ св?томъ.
Онъ од?лся на скорую руку и машинально поплелся впередъ за своею путеводительницею, оглядываясь съ невольнымъ трепетомъ на комнату, въ которой онъ такъ долго былъ запергь, и гд? въ посл?днее время онъ наблюдалъ въ зеркальномъ стекл? страшную фигуру. Они вышли въ коридоръ. Не останавливаясь и не оглядываясь, изъ опасенiя пробудить непрiятныя воспоминанiя, Флоренса прильнула къ своему отцу, впилась глазами въ его лицо, обхватила рукою его шею и посп?шно вышла съ нимъ на улицу, гд? y подъ?зда ихъ дожидалась наемная карета.
Тогда миссъ Токсъ и Полли вышли изъ своей засады и предались необузданному восторгу. Зат?мъ он? принялись съ большимъ старанiемъ укладывать его книги, платья, бумаги и такъ дал?е, и все это въ тотъ же вечеръ по принадлежности отправили къ Флоренс?, которая прислала нарочнаго за вещами своего отца. Зат?мъ об? дамы въ посл?днiй разъ ус?лись за чайный столъ въ опуст?вшемъ дом?.
– Вотъ оно и вышло по моему. Неиспов?димы судьбы твои, Господи! – воскликнула миссъ Токсъ, – кго бы могъ подумать, что отъ Домби и Сына останется только дочь!
– И прекрасная дочь! – воскликнула Полли.
– Справедливо, совершенно справедливо. Вы подружились съ ней еще тогда, какъ она была ребенкомъ, и это д?лаетъ вамъ честь, любезная Полли. Иначе, впрочемъ, и не могло быть, потому что вы предобр?йшая женщина. Робинъ!
Воззванiе относилось къ огромноголовому молодому челов?ку, который сид?лъ, забившись въ отдаленныйуголъ, принимая, по-видимому, довольно серьезное участiе въ судьбахъ д?йствующихъ лицъ. Было ясно, что онъ не въ дух? и о чемъ-то горевалъ. Когда онъ выступилъ впередъ, передъ дамами во всей красот? явился благотворительный Точильщикъ.
– Робинъ, – сказала миссъ Токсъ, – я вотъ говорю, что мать-то твоя предобр?йшая женщина. Слышалъ ты это?
– Слышалъ, сударыня, покорно васъ благодарю. Вы говорите истинную правду.
– Очень хорошо, Робинъ, – продолжала миссъ Токсъ, – я рада отъ тебя слышать эти вещи. Вотъ ты теперь, мой милый, будешь въ моемъ дом?, и я съ охотой принимаю твои услуги для того единственно, чтобы прiучить тебя къ почтительности и разсудительности. Над?юсь, Робинъ, ты будешь помнить, что y тебя есть и была всегда предобр?йшая мать, и поэтому ты станешь вести себя такъ, чтобы служить ут?шенiемъ и отрадой, такъ ли?
– Такъ, сударыня, ей Богу, вы угадали мои собственныя мысли. Я, что называется, прошелъ сквозь огонь и воду, и если какой-нибудь парнюга…
– Стой, Робинъ! Никогда не произноси этого слова, зам?ни его ч?мъ-нибудь другимъ.
– Покорно благодарю, сударыня. Я говорю, если какой-нибудь мальчуганъ…
– Погоди, Робинъ, и это нехорошо. Говори: индивидуумъ.
– Индивидуй, сударыня?
– Ну да, это гораздо лучше. Читаешь ты книги, Робинъ?
– Никакъ н?тъ, сударыня.
– Напрасно, мой другъ. Теб? надо прiучаться къ хорошему и благородному разговору, такъ какъ ты, я вижу, малый смышленный; a въ благородныхъ книгахъ, при порядочномъ разговор?, всегда употребляется слово: индивидуумъ. Зам?ть это хорошенько.
– Слушаю, сударыня. Такъ я говорю: если какой инди…
– … видуумъ, – подсказала миссъ Токсъ.
– … видуй натерп?лся разныхъ непрiятностей и б?дъ, такъ ужъ это конечно я, Робинъ Тудль. Я состоялъ въ услуженiи y челов?ка, который употреблялъ меня для всякой всячины, и теперь я вижу, что эта всякая всячина основывалась на самомъ низкомъ пронырств?. Притомъ меня и прежде еще испортили разные индивидуи, съ которыми я гонялъ голубей. Однимъ словомъ, сударыня, общество y меня всегда было дурное.
– Т?мъ боль?е ты долженъ благодарить Бога, что теперь попадешь въ хорошее общество, – зам?тила миссъ Токсъ.
– Я и благодарю, сударыня. Исправиться никогда не поздно, и я, съ своей стороны, употреблю вс? силы, чтобы, при вашемъ сод?йствiи, сд?латься порядочнымъ челов?комъ. Над?юсь, въ скоромъ времени, и матушка, и батюшка, и братцы, и сестрицы увидятъ, какъ я ихъ люблю и душевно почитаю.
– Хорошо, мой другъ, хорошо. Очень рада отъ тебя слышать это. Теперь покушай немного хл?бца съ масломъ и выпей съ нами чашечку чайку.
– Покорно благодарю, сударыня, – отв?чалъ Точильщикъ, – и тотчасъ же принялся убирать съ?стные и питейные припасы съ завиднымъ аппетитомъ индивидуума, который н?сколько дней состоялъ на самой строгой дiэт?.
Когда миссъ Токсъ нахлобучила черную шляпку и окуталась шалью, Робинъ обнялъ свою добр?йшую мать и отправился за своей новой госпожей, къ неизъяснимому удовольствiю Полли, y которой въ эту минуту заверт?лось и запрыгало въ глазахъ вдругъ н?сколько индивидуевъ, представлявшихъ ея заблудшаго и обр?теннаго сына. Зат?мъ Полли загасила св?чу, заперла наружную дверь, передала дворнику ключъ и скорыми шагами отправилась домой, восхищаясь заран?е при мысли, какой чудный эффектъ произведетъ ея неожиданный приходъ въ обители жел?знодорожнаго машиниста.
И опуст?лый чертогъ м-ра Домби, н?мой и глухой ко вс?мъ страданiямъ и перем?намъ, которыя въ немъ происходили, стоялъ теперь на скучной улиц?, подобно нахмуренному гиганту, и на чел? его выставлялась грозная надпись: "Сей домъ продается и отдается внаймы".
Глава LX