Домби и сын

Молчанiе. М-съ Чиккъ, очевидно, удивляется этой могучей ц?пи умозаключенiй, которую она съ такимъ искусствомъ выковала.

– И притомъ, слыханое ли д?ло – оставаться y себя взаперти во время вс?хъ этихъ страшныхъ непрiятностей? Упрямство непостижимое! Какъ будто ужъ ему некуда было головы преклонить! Ахъ ты, Боже ты мой, Боже, да онъ могъ идти прямо въ нашъ домъ! Онъ знаетъ, я полагаю, что онъ y насъ, какъ y себя. М-ръ Чиккъ, признаться, даже надо?лъ мн?, да и сама я говорила собственными устами: "Павелъ, любезный братецъ, ты не думай, что мы ужъ какiе-нибудь этакъ… вотъ ты теперь въ крайности, ну, и приходи къ намъ, такъ-таки и приходи. Разв? ты полагаешь, что мы такъ себ?, какъ и вс? люди? Никакъ н?тъ. Мы всегда твои родственники, и домъ нашъ къ твоимъ услугамъ! " – Такъ н?тъ, прости Господи, сидитъ себ?, какъ байбакъ, и хоть бы словечкомъ заикнулся! Ну, a если предположить, что домъ вздумаютъ отдать внаймы, тогда что?… Что тогда, м-съ Пипчинъ? В?дь ему нельзя будетъ зд?сь оставаться. Никакъ н?тъ. Иначе его поневол? выживутъ, заставятъ уйти, и онъ долженъ будетъ уйти. Такъ зач?мъ ужъ лучше онъ не идетъ теперь, ч?мъ тогда? Не придумаю, право не придумаю. Какъ же вы думаете, м-съ Пипчинъ, ч?мъ все это кончится?

– Я знаю только то, – возражаетъ м-съ Пипчинъ, – ч?мъ все это кончится для меня. Этого и довольно. Я убираюсь отсюда на кондицiю.

– И прекрасно, м-съ Пипчинъ, ей Богу! Лучше вы ничего не могли выдумать. Я нисколько не осуждаю васъ за это. Никакъ н?тъ.

– Еще бы! – отв?чаетъ сардоническая Пипчинъ. – Мн?, впрочемъ, все равно, если бы вы и осуждали. Во всякомъ случа?, я ухожу. Оставаться мн? нельзя. Умрешь со скуки въ одну нед?лю. Вчерашнiй день я принуждена была сама жарить свои котлеты, a къ этому, съ вашего позволенiя, я не привыкла, не такъ воспитана, да и здоровье-то мое не на ту стать. Притомъ въ Брайтон? y меня отличное заведенiе. Одни маленькiе Панки доставляли мн? каждый годъ около восьмидесяти фунтовь чистаго барыша. Нельзя же мн? все это оставить. Я писала къ своей племянниц?, и она ждетъ меня съ часу на часъ.

– Говорили вы объ этомъ моему брату?

– Да, это очень легкое д?ло говорить съ вашимъ братцемъ, – возражаетъ м-съ Пипчинъ. – Доберешься до него, держи карманъ! Вчера, правда, я заходила къ нему и сказала, что не м?шало бы послать за м-съ Ричардсъ, такъ какъ мн? нечего зд?сь д?лать. Онъ прохрюкалъ что-то себ? подъ носъ и былъ таковъ. Я распорядилась и безъ него. Прохрюкалъ; a какъ см?етъ хрюкать, желала бы я знать? Онъ не м-ръ Пипчинъ, я над?юсь. Н?тъ ужъ, съ вашего позволенiя, тутъ лопнетъ и дьявольское терп?нье!

Съ этими словами, неустрашимая дама встаетъ съ своей мягкой собственности, чтобы проводить м-съ Чиккъ къ дверямъ. М-съ Чиккъ удаляется безъ всякаго шуму.

Вечеромъ того же дня м-ръ Тудль, по окончанiи своихъ занятiй, привозитъ сюда Полли и сундукъ, оставляетъ ее, даетъ ей звонкiй поц?луй въ коридор? пустого дома и наполняется назидательными чувствами при взгляд? на окружающiй мракъ и пустоту.

– Вотъ что, Полли, душа моя, – говоритъ м-ръ Тудль, – такъ какъ я попалъ теперь въ машинисты и зажилъ хорошо на св?т?, то, пожалуй, мн? бы и не сл?довало пускать тебя на такую скуку, если бы не прошлая хл?бъ-соль. Прошедшихъ благод?янiй, мой другъ, забывать не должно. Притомъ, y тебя такое радушное лицо, и авось ты развеселишь немного добрыхъ людей. Поц?луй меня еще разокъ, душа ты моя; вотъ такъ! Ты сд?лаешь доброе д?ло, я знаю, a ужъ я какъ-нибудь промаячу безъ тебя. Прощай, Полли!

Между т?мъ м-съ Пипчинъ увеличиваетъ вечернiй мракъ своимъ бомбазиновымъ чернымъ капотомъ, черной шляпой и шалью. Ея личная собственность упакована, и спокойныя креслица – посл?днiя любимыя кресла м-ра Домби, проданныя съ аукцiона – стоятъ подл? уличной двери. М-съ Пипчинъ ждетъ съ минуты на минуту покойнаго экипажа, который нанятъ довезти до Брайтона ея особу вм?ст? со всею собственностью.

Прi?зжаетъ покойный экипажъ. Гардеробъ м-съ Пипчинъ отправляется первый и занимаетъ теплое м?стечко; зат?мъ шествуютъ спокойныя кресла и располагаются въ спокойномъ углу между охапками с?на; любезная дама им?етъ нам?ренiе сид?ть на креслахъ въ продолженiе своего путешествiя. Зат?мъ ществуетъ сама м-съ Пипчинъ и угрюмо занимаетъ свое с?далищ?. Зм?иный блескъ въ ея одинокомъ с?ромъ ок? и крокодлова улыбка на устахъ, – содержательница воспитательно-учебно-образовательнаго заведенiя, очевидно, мечтаетъ о поджаренныхъ хл?бцахъ съ масломъ и сметаной, о горячихъ котлетахъ въ связи съ молодыми ребятами, которымъ она будетъ задавать горячiя бани, о б?дной миссъ Беринтiи, хранительниц? в?чнаго д?вства, которую она будетъ тузить отъ ранняго утра до поздняго вечера, и о другихъ не мен?е вождел?нныхъ ут?хахъ своей одинокой и безпомощной старости. Обложенная подушками на своемъ сиокойномъ кресл? и закрытая чернымъ бомбазиномъ, м-съ Пипчинъ чуть не хохочетъ отъ полноты душевнаго восторга, когда ретивые кони двинулись съ м?ста.

И домъ м-ра Домби превратился въ такую развалину, что вс? крысы изъ него разб?жались и теперь не осталось ни одной.

Одинока и печальна м-съ Ричардсъ въ опуст?ломъ дом?, и не съ к?мъ отвести ей душу, такъ какъ м-ръ Домби не говоритъ ни съ к?мъ и в?чно сидитъ съ поникшей головой въ своихъ запертыхъ покояхъ. Не долго однако она остается одна.

Ночь. М-съ Ричардсъ сидитъ за работой въ комнат? ключницы, стараясь забыть унылую пустоту и печальную исторiю огромнаго дома. Вдрутъ раздается громкiй звонъ по всему пространству пустого коридора. Полли отворяетъ дверь, и черезъ минуту возвращается съ какой-то женской фигурой въ черной шляпк?. Это – вы угадали, миссъ Токсъ, и глаза y миссъ Токсъ красны и пухлы.

– Сiю минуту, Полли, – говоритъ миссъ Токсъ, – я покончила уроки съ д?тьми и привела въ порядокъ хозяйство, которое вы оставили на мои руки. Теперь я свободна и пришла васъ нав?стить. Ну, что, зд?сь никого н?тъ кром? васъ?

– Ни души!

– Вы вид?ли его?

– Благослови васъ Богъ, – отв?чаетъ Полли, – какъ это можно? Его не видалъ никто уже н?сколько дней. Мн? сказали, что онъ никогда не оставляетъ своей комнаты.

– Разв? онъ боленъ?

– Н?тъ. Боленъ разв? душевно. Б?дный джентльменъ, должно быть, онъ очень печаленъ!

Миссъ Токсъ собол?знуетъ до того, что не можетъ говорить. Годы и безбрачная жизнь не очерствили ея и не ослабили ея силъ. Ея сердце очень и?жно, состраданiе очень наивно, уваженiе истинно и глубоко. Несмотря на свой медальончикъ съ рыбьимъ глазомъ, который всегда y нея на груди, миссъ Токсъ очень достойная д?вушка, и ея мягкая душа одарена такими качествами, которыя способны устоять противъ всякихъ треволненiй мiра сего.

Долго сидятъ миссъ Токсъ и м-съ Ричардсъ, разговаривая о разныхъ разностяхъ, касающихся челов?ческой суеты. Наконецъ, Полли беретъ св?чу, озаряетъ темныя л?стницы, спускается внизъ, провожаетъ свою гостью, запираетъ дверь тяжелымъ засовомъ, возвращается въ свою комнату и ложится спать. На другой день посл? полудня она идетъ робкимъ шагомъ въ зав?шанныя комнаты, разставляетъ на стол? припасы собственнаго изд?лiя, приготовленные по сов?ту изв?стной особы, удаляется опять въ свое м?сто и сидитъ, и работаетъ, и не см?етъ вплоть до завтрашняго утра вступить въ пред?лы зав?шанныхъ комнатъ. A тамъ есть и колокольчики, и сонетки, но никто не звонитъ въ нихъ, и только изр?дка слышна тяжелая поступь страннаго затворника, отчужденнаго отъ св?та.

Миссъ Токсъ регулярно приходитъ каждый день. Съ этой поры главныя занятiя миссъ Токсъ на Княгининомъ лугу состоятъ почти исключительно въ приготовленiи кое-какихъ лакомствъ для перенесенiя ихъ въ изв?стныя комнаты. Къ этимъ занятiямъ она возвращается каждое утро и всегда съ новымъ наслажденiемъ. Къ полудню ея корзинка наполняется вафлями, бисквитами, сухарями и пирожками самаго утонченнаго свойства; сверхъ того, въ особомъ узелк?, на оберточной бумаг?, бережно и симметрически укладываются: жареная курица, бычачiй языкъ, порцiя холоднаго поросенка, порцiя телятины и такъ дал?е. И все это миссъ Токсъ, нахлобучивъ черную шляпу, своевременно относитъ въ тотъ развалившiйся домъ, откуда разб?жались крысы. Зд?сь она сидитъ до поздняго вечера и бес?дуетъ съ розоцв?тною Полли, разд?ляя съ нею вс? свои блага. Она вздрагиваетъ при каждомъ звук? и прячется въ темный уголъ, какъ уличенная преступница. Ея единственное желанiе – сохранить до гроба в?рность падшему предмету своего удивленiя. И не знаетъ этого м-ръ Домби, никто не знаетъ, кром? одной б?дной и простой женщины.

Майоръ, однако, знаетъ, но отъ этого не легче никому, хотя ему, собственно, гораздо весел?е. Майоръ, въ припадк? любопытства, поручилъ туземцу заглядывать въ опуст?лый домъ и пров?дывать, что станется съ этимъ Домби. Когда туземецъ представилъ донесенiе насчетъ в?рности миссъ Токсъ, старичина Джой чуть не задохся отъ пронзительнаго хохота. Съ этого часа онъ син?етъ больше и больше, вытаращиваетъ свои раковые глаза все шире и шире и постоянно свищетъ самому себ?:

– Сударь мой, да эта женщина просто идiотка отъ природы!

Что же д?лаетъ самъ разоренный капиталистъ? Какъ проводитъ онъ свои одинокiе часы?

"Да припомнитъ это м-ръ Домби въ грядущiе годы!" Онь припомнилъ, и тяжело отъ этого стало на его душ?, гораздо тяжел?е, ч?мъ отъ вс?хъ другихъ ударовъ рока.

"Да припомнитъ это м-ръ Домби въ грядущiе годы!" Проливной дождь крупными каплями падалъ на кровлю, в?теръ дико завывалъ вокругъ пустыннаго дома, – дурные признаки! "Да припомнитъ это м-ръ Домби въ грядущiе годы!"

Онъ припомнилъ это. Одинокiй въ своей комнат?, добыча страшныхъ призраковъ разстроеннаго воображенiя, на разсв?т? тревожнаго утра, въ б?дственный полдень, въ темный вечеръ, въ тоскливыя сумерки и въ проклятую глухую полиочь, чреватую думами ада, вид?нiями тартара, онъ думалъ объ этомъ всегда и везд?; онъ припомнилъ это съ угрызенiемъ, печалью, отчаянiемъ, съ томительнымъ страданiемъ гордаго ума, изнуреннаго вс?ми ужасами предсмертной пытки!

"Папа! папа! поговори со мною, милый папа!" Онъ опять услышалъ эти слова и опять увид?лъ это страдальческое лицо. Вотъ, вотъ она, эта отверженная дочь, на кол?няхъ передъ нимъ, съ растрепанными волосами, съ трепещущими руками, съ замирающимъ сердцемъ; онъ видитъ ее и ясно слышитъ, какъ вырывается изъ ея груди бол?зненный, протяжный, постепенно замирающiй крикъ страшнаго отчаянiя!

Онъ палъ, разъ навсегда, и никакая сила не поставитъ его на ноги. Для бурной ночи его рокового паденiя въ мiр? не было и не могло быть отраднаго солнечнаго утра; для позорнаго пятна его семейнаго стыда не было впереди никакого очищенiя, и ничто, благодаренiю неба, не вызоветъ къ жизни его умершаго сына. Отчаянiе впереди и на пройденныхъ сл?дахъ прошедшей жизни! A между т?мъ въ свое время такъ легко было изм?нить это прошедшее, такъ легко и отрадно было водворить благословенiе въ себ? и вокругъ себя, и не было бы теперь этой горькой отравы, можетъ быть, посл?днихъ часовъ злоупотребленной… да, слишкомъ злоупотребленной жизни! Вотъ о чемъ думаетъ м-ръ Домби! Вотъ что теперь и грызетъ, и рветъ, и терзаетъ его сердце!

О да, о да! Онъ припомнилъ это! Часъ пробилъ, и знаетъ м-ръ Домби, что онъ самъ накликалъ его на свою голову. Часъ пробилъ, и знаетъ онъ, что значитъ быть покинутымъ и отверженнымъ. Было время, онъ самъ, по собственной злой вол?, изсушилъ одинъ за другимъ вс? любящiе цв?ты въ невинномъ сердц? отринутаго д?тища, и вотъ они падаютъ теперь горячимъ пепломъ на его голову, поникшую и опущенную, голову, притиснутую къ самой земл? не столько роковымъ ударомъ судьбы, сколько собственнымъ сумасбродствомъ.

Онъ думалъ о ней, какою она была въ тотъ вечеръ, когда онъ и его новобрачная воротились домой. Онъ думалъ о ней, какою она была при вс?хъ событiяхъ и перем?нахъ въ покинутомъ дом?. И онъ вид?лъ – теперь только вид?лъ – что изъ вс?хъ окружающихъ лицъ только она одна не изм?нялась. Его сынъ исчахъ и сталъ прахомъ, его гордая жена погрязла въ безстыдств?, его льстецъ и другъ превратился въ пресмыкающагося червя, какимъ, впрочемъ, онъ былъ всегда; его богатство взлет?ло на воздухъ, самыя ст?ны, которыя еще даютъ ему прiютъ, приняли новыя и странныя формы: она одна, теперь какъ и всегда, обращала на него свой кроткiй и н?жный взоръ. Да, одна она до посл?дней минуты, и посл?дняя изъ вс?хъ. Она никогда не перем?нялась къ нему, точно такъ же какъ и онъ – увы! – никогда не перем?нялся къ ней. И н?тъ ея теперь!

И когда вс? эти образы прошедшей жизни – умершiй младенецъ, погибшая жена, подлый другъ, исчезнувшее богатство – постепенно одинъ за другимъ проносились передъ его напряженнымъ воображенiемъ, какъ ясн?лъ и постепенно прочищался густой слой тумана, тягот?вшаго надъ его душою! Въ какомъ чистомъ и яркомъ св?т? вид?лъ онъ теперь это невинное созданье, полное безпред?льной любви и готовое ради него на всякiя жертвы! О, почему бы ему не любить ее такъ, какъ онъ любилъ своего сына! И почему бы – о Боже мой! – почему бы ему не потерять ихъ сразу и не положить вм?ст? въ одной и той же ранней могил?!

Св?тъ б?жалъ отъ него, и гордый старикъ – онъ все еще былъ гордъ – махнулъ на него рукой безъ ненависти и презр?нiя! Онъ не им?лъ нужды ни въ сожал?нiяхъ людей, ни, т?мъ бол?е, въ равнодушiи ихъ; въ томъ и другомъ случа? онъ самъ б?жалъ отъ св?та, гд? не было приличной для него роли. Никто бы не могъ сочувствовать ему или быть товарищемъ его несчастья, никто, кром? единственной особы, которую онъ самъ же удалилъ отъ себя. Какъ и о чемъ бы онъ сталъ съ нею разсуждать въ эту тяжкую годину нищеты, или какъ бы она стала его ут?шать, онъ не зналъ, онъ не старался знать; но онъ былъ уб?жденъ въ томъ, что ея в?рность и любовь не могли утратить живительной силы. М-ръ Домби, былъ уб?жденъ, что теперь-то именно, больше ч?мъ когда либо, она любила бы его вс?ми силами своей души, это было въ ея натур?, и вид?лъ м-ръ Домби натуру своей дочери такъ же ясно, какъ вид?лъ небо надъ своей головой.

Этотъ переворотъ, сначала тихiй, медленный и едва зам?тный, началъ возникать въ немъ еще съ той поры, какъ онъ получилъ письмо отъ ея молодого супруга, и ув?рился, что ея н?тъ больше въ доступныхъ для него пред?лахъ. И между т?мъ онъ былъ еще такъ гордъ на развалинахъ своей финансовой славы, что, если бы онъ заслышалъ ея голосъ въ смежной комнат?, онъ не вышелъ бы къ ней на встр?чу. Если бы онъ увид?лъ ее на улиц? и подм?тилъ ея взоръ, только одинъ взоръ, исполненный однако безпред?льной любви, онъ прошелъ бы мимо нея съ своимъ холоднымъ, неприступнымъ лицомъ, и ни за что, по крайней м?р?, первый не р?шился бы заговорить, хотя бы посл? его сердце надорвалось отъ печали. Но какъ ни были сначала бурны его мысли, какъ ни страшенъ былъ его гн?въ по поводу ея замужества, – теперь все кончилось, все прошло, и онъ даже пересталъ негодовать на ея супруга.

И онъ чувствовалъ теперь, что въ этомъ дом? родились два его младенца, и что между нимъ и этими голыми ст?нами была связь, печальная, но слишкомъ трудная для разрыва, такъ какъ она скр?плялась двойнымъ д?тствомъ и двойною потерей. Онъ зналъ, что ему нужно отсюда уйти, хотя и неизв?стно куда. Онъ думалъ оставить этотъ домъ съ того дня, когда это чувство впервые прот?снилось въ его грудь, но онъ р?шился еще провести зд?сь ночь, и въ посл?днiй разъ, во мрак? глухой полночи, обойти вс? эти опуст?лые покои.

Ударилъ часъ полночный, и м-ръ Домби, со св?чою въ рукахъ, выступаетъ изъ своей кельи. Л?стницы затоптаны, грязны, и миллiоны челов?ческихъ сл?довъ переплетаются одинъ съ другимъ, какъ на обыкновенной улиц?. Пусто и тихо. Н?тъ въ разоренномъ дом? этихъ рыночныхъ гостей, этихъ опустошителей чужихъ сокровищъ, но м-ръ Домби еще видитъ ихъ и слышитъ чуткимъ ухомъ, какъ они толкутся, жмутся, кричатъ и давятъ одинъ другого, словно на грязномъ толкучемъ рынк?, доступномъ для жадной и голодной черни, – слышитъ все это м-ръ Домби и не можетъ понять, какъ онъ перенесъ эту злую насм?шку судьбы, онъ, который еще такъ недавно былъ недоступенъ ни для кого въ своемъ раззолоченномъ чертог?! Удивительно, непостижимо! A гд? же, въ какомъ углу мiра, носится теперь легкая поступь невиннаго созданiя, которое тоже въ былое время ходило взадъ и впередъ по парадной л?стниц?? – М-ръ Домби идетъ впередъ, идетъ и плачетъ.

Но вотъ онъ почти видитъ эту легкую поступь д?тской ноги. Онъ останавливается, обращаетъ взоръ на потолочное окно, – и вотъ она, вотъ эта д?тская фигура съ его младенцемъ на рукахъ, котораго она несетъ наверхъ, услаждая свой и его путь колыбельною п?снью. Еще мгновенье, – и опять та же фигура, но уже одна, съ бол?зненнымъ лицомъ, съ растрепанными волосами, съ отчаянiемъ въ заплаканныхъ глазахъ; тихо и нер?шительно взбирается она на крутую л?стницу, оглядываясь назадъ въ тщетной надежд? уловить сострадательный взоръ отца! Впередъ, м-ръ Домби!

И долго блуждалъ онъ по этимъ комнатамъ, которыя еще недавно были такъ роскошны, a теперь и наги, и печальны, и пусты. Все перем?нилось, думаетъ онъ, даже объемъ и фигура его чертога. Зд?сь, какъ и тамъ, везд? и везд?, сл?ды челов?ческихъ ногъ, везд? и везд? сумятица и давка, которую еще слишкомъ ясно слышитъ м-ръ Домби своимъ чуткимъ ухомъ. Впередъ, м-ръ Домби!

Но теперь онъ началъ серьезно бояться за свой мозгъ, и кажется ему, что между его мыслями потеряна всякая связь, какъ и между этими безчисленными сл?дами, что онъ путается больше и больше въ лабиринт? фантастическихъ вид?нiй, что онъ, однимъ словомъ, сходитъ съума. Ничего, м-ръ Домби, впередъ и впередъ!

Онъ не зналъ – даже этого не зналъ – въ какихъ комнатахъ она жила, когда проводила зд?сь свое одинокое д?тство. Онъ поднялся выше однимъ этажомъ. Въ одно мгновенiе тысячи разнородныхъ воспоминанiй зароились въ его отуманенной голов?, но онъ оторвалъ свой умственный взоръ и отъ изм?нницы-жены, и отъ фальшивыхъ друзей, – оть всего оторвалъ, чтобы вид?ть и слышать только своихъ двухъ д?тей. Впередъ, м-ръ Домби!

Онъ поднялся на верхнiй этажъ. Зд?сь, какъ и тамъ, везд? и везд? безчисленные сл?ды челов?ческихъ ногъ. Варвары не пощадили даже старой комнаты, гд? стояла маленькая постель, и онъ едва отыскалъ чистое м?сто, чтобы броситься на полъ подл? ст?ны. И онъ бросился, б?дный, несчастный м-ръ Домби, и слезы р?кою полились изъ его глазъ. Немудрено. Бывало и прежде время, когда онъ, пожимая плечами и склонивъ на грудь опущенный подбородокъ, приходилъ въ эту же комнатку въ глухой полночный часъ и проливалъ горькiя слезы. Тогда, какъ и теперь, онъ бросался на голыя доски, удрученный лютою тоскою. Тогда гордый челов?къ стыдился за свою слабость, и, помилуй Богъ, если бы кто-либо изъ смертныхъ пров?далъ, что ему доступны челов?ческiя чувства! A теперь? Плачь теперь, гордый челов?къ, вдоволь плачь, ибо никто не видитъ и не слышитъ твоихъ рыданiй! И онъ плакалъ, и стеналъ, и ужасны были эти слезы и стенанiя гордаго челов?ка, злоупотребившаго своею жизнью! Назадъ, м-ръ Домби!

Съ наступленiемъ дня онъ удалился на свою половину. Онъ думалъ сегодня оставить этотъ домъ, но, разъ забравшись въ свои комнаты, не им?лъ силъ оторваться отъ могучей ц?пи, которою былъ прикованъ къ этимъ ст?намъ. Онъ откладывалъ нам?ренiе до завтра. Наступало завтра, и онъ опять откладывалъ свое нам?ренiе до другого дня. Каждую ночь, нев?домо ни для одной челов?ческой души, онъ выбирался изъ своей засады и блуждалъ, какъ привид?нiе, по опуст?лому дому. На разсв?т? каждаго дня онъ останавливался съ своимъ бл?днымъ лицомъ подл? зав?шаннаго окошка и думалъ о своихъ д?тяхъ. Уже теперь не одно только дитя занимало его. Онъ соединялъ ихъ въ своихъ мысляхъ, и они никогда не являлись порознь передъ его умственнымъ взоромъ.

Сильное умственное раздраженiе было для него не новостью даже передъ этими посл?дними страданiями. Кр?пкiя упрямыя натуры могутъ слишкомъ долго бороться противъ всякихъ искушенiй; но какъ скоро подорванъ фундаментъ, зданiе можетъ рухнуть въ одну минуту. Организмъ м-ра Домби былъ такой же развалиной, какъ и его домъ.

Наконецъ, онъ началъ думать, что ему н?тъ никакой надобности идти. Онъ можетъ оставить за собой, что пощажено его кредиторами, – они пощадили бы больше, если бы онъ самъ этого хот?лъ. Н?тъ, разорвать связь между нимъ и этимъ опустошеннымъ домомъ – то же, что разорвать и другое посл?днее звено…

Онъ принимался ходить взадъ и впередъ, и тяжелая походка слишкомъ ясно была слышна въ посл?дней комнат? ключницы, но слышна, какъ страшная поступь выходца съ того св?та. Такъ, по крайней м?р?, казалось м-съ Ричардсъ.

Св?тъ былъ очень занятъ и слишкомъ безпокоился о немъ. На бирж? перешептываются, см?ются, клевещутъ, сплетничаютъ. Вс? и каждый болтаютъ о немъ всевозможныя небылицы. Все это приходитъ въ голову м-ра Домби, и онъ измученъ до крайности. Предметы начинаютъ темн?ть въ его глазахъ. Все тускло и с?ро. Н?тъ бол?е Домби и Сына, н?тъ д?тей. Объ этомъ должно подумать хорошенько завтра.

И онъ думалъ объ этомъ завтра. Неподвижный въ своемъ кресл?, онъ, время отъ времени, заглядывалъ въ зеркало, и страшная картина высовывалась на него изъ этого стекла.