Домби и сын

– Не знаете ли вы, какой видъ им?ли первоначально эти малиновыя занав?си, когда ихъ только что купили? Вы в?дь зд?сь – старый п?тухъ.

И названiе стараго п?туха, неизв?стно ради какой причины, навсегда утвердилось за камердинеромъ м-ра Домби.

Эти визиты и свиданiя въ большой столовой день-ото-дня становятся все чаще и чаще, и каждый джентльменъ им?етъ, по-видимому, въ своемъ карман? перья и чернила. Наконецъ, разносится слухъ, что д?ло идетъ о продаж? съ аукцiона, и тогда вламывается въ домъ ц?лая группа серьезныхъ джентльменовъ, сопутствуемая отрядомъ странныхъ людей въ странныхъ шапкахъ, которые начинаютъ стаскивать ковры, стучать мебелью и д?лать своими туфлями тысячи разнородныхъ оттисковъ на л?стницахъ и въ корирод?.

Между т?мъ кухонный комитетъ постоянно зас?даетъ въ своемъ нижнемъ департамент? и отъ нечего д?лать кушаетъ и пьетъ отъ ранняго утра до поздняго вечера. Наконецъ, въ одно прекрасное утро, м-съ Пипчинъ потребовала къ себ? вс?хъ членовъ и адресовалась къ нимъ такимъ образомъ:

– Вашъ хозяйнъ находится въ затруднительномъ положенiи. Это, конечно, вы знаете?

М-ръ Таулисонъ, какъ предс?датель комитета, даетъ за вс?хъ утвердительный отв?тъ.

– Вс?мъ вамъ, каждому и каждой, не м?шаетъ позаботиться о себ?, – продолжаетъ перувiанская вдовица, окидывая собранiе своимъ с?рымъ глазомъ и качая головой.

– Такъ же, какъ и вамъ, м-съ Пипчинъ! – восклицаетъ пронзительный голосъ изъ аррiергарда.

– Это вы такъ думаете, безстыдница, вы? – кричитъ раздражительная Пипчинъ, приподнимаясь во весь ростъ, чтобы ясн?е равгляд?ть дерзкую грубiянку.

– Я, м-съ Пипчинъ, я, съ вашего позволенiя! – храбро отв?чаетъ кухарка, выступая впередъ.

– Ну, такъ вы можете убираться, и ч?мъ скор?е, т?мъ лучше. Над?юсь, я не увижу больше вашей гадкой фигуры.

Съ этими словами храбрая вдовица вынимаетъ изъ сундука полотняный м?шокъ, отсчитываетъ деньги и говоритъ, что она можетъ получить свое жалованье вплоть до этого дня и еще впередъ за ц?лый даровой м?сяцъ. Кухарка расписывается въ домовой книг?, и съ посл?днимъ почеркомъ пера ключница бросаетъ ей деньги. Эту хозяйственную формальность м-съ Пипчинъ повторяетъ со вс?ми членами кухонной компанiи до т?хъ поръ, пока вс? и каждый сполна получили свое жалованье, съ прибавкой даровой м?сячной награды.

– Можете теперь идти на вс? четыре стороны, – говоритъ м-съ Пипчинъ, – a y кого н?тъ м?ста, тотъ можетъ прожить зд?сь еще нед?лю, больше или меньше. A вы, негодница, сейчасъ же долой со двора, – заключаетъ раздражительная Пипчинъ, обращаясь къ кухарк?.

– Иду, матушка Пипчинъ, можете быть спокойны, – отв?чаетъ кухарка. – Счастливо оставаться и кушать на сонъ грядущiй сладкiе пирожки съ горячимъ глинтвейномъ.

– Пошла вонъ! – кричитъ м-съ Пипчинъ, топая ногой.

Кухарка удаляется съ видомъ высокаго достоинства, который приводитъ въ отчаянiе старуху Пипчинъ, и черезъ минуту присоединяется въ нижнемъ департамент? къ остальнымъ членамъ комитета.

Тогда м-ръ Таулисонъ говоритъ, что теперь, прежде всего, не м?шаетъ что-нибудь перекусить и пропустить за галстукъ, a потомъ онъ будетъ им?ть удовольствiе предложить н?которые сов?ты, необходимые, по его мн?нiю, для вс?хъ сочленовъ благородной компанiи. Выпили, перекусили, еще выпили и еще закусили, и когда, наконецъ, эта предварительная статья была приведена къ желанному концу, м-ръ Таулисонъ излагаетъ свои мн?нiя такимъ образомъ:

– Служба наша оканчивается съ этимъ днемъ. Вс? мы, каждый и каждая, можемъ отъ чистаго сердца говорить, что во все время своего нахожденiя въ этомъ дом? мы служили в?рой и правдой, несмотря на безтолковыя и безсмысленнуя распоряженiя взбалмошной бабы, какова м-съ Пипчинъ…

Общее негодованiе. Н?которые изъ почтенныхъ сочленовъ перемигиваготся и см?ются. Горничная аплодируетъ.

– Много л?тъ мы жили дружелюбно и единодушно, не выставляясь впередъ и не выскакивая другъ передъ другомъ, и если бы хозяинъ этого несчастнаго дома соблаговолилъ когда-нибудь удостоить своимъ вниманiемъ наше общее согласiе, н?тъ никакого сомн?нiя, каждый и каждая изъ насъ удостоились бы не такой награды, какую, словно голоднымъ псамъ, бросила жадная старуха Пипчинъ.

Общiе вздохи. Судомойка обнаруживаетъ безсмысленное удивленiе. Горничная всхлипываетъ.

Кухарка приходитъ въ сильн?йшее волненiе и, озирая быстрымъ взоромъ почтенное собранiе, неоднократно повторяетъ: "Слушайте! слушайте!" м-съ Перчъ, упоенная и упитанная по горло, проливаетъ горькiя слезы. – Таулисонъ продолжаетъ:

– Итакъ, мое мн?нiе и мой душевный, искреннiй сов?тъ состоятъ собственно въ томъ, что, всл?дствiе обиды, нанесенной вс?мъ намъ въ лиц? почтенной изготовительницы хозяйскихъ блюдъ, мы вс?, безъ мал?йшаго изъятiя, должны удалиться из ь этого неблагодарнаго дома сейчасъ же и куда бы то ни было. Идемъ, б?жимъ отсюда безъ оглядки, отряхивая прахъ отъ ногъ нашихъ, и пусть узнаетъ св?тъ, что б?дные слуги, тамъ, гд? нужно, не мен?е господъ ум?ютъ поддерживать свое достоинство, если требуютъ этого честь и сов?сть!

– Вотъ что значитъ быть благороднымъ челов?комъ! – восклицаетъ горничная, отирая слезы. – О Таулисонъ, милашка Таулисонъ, какъ я люблю тебя, мой розанъ!

– Я, съ своей стороны, особенно должна благодарить васъ, м-ръ Таулисонъ, – говоритъ кухарка съ видомъ высокаго достоинства, – Над?юсь, впрочемь, кром? комплиментовъ мн?, y васъ были и другiя побужденiя говорить съ такимъ благороднымъ одушевленiемъ.

– Само собою разум?ется, – отв?чаетъ Таулисонъ, – были и другiя. Признаться, если сказать всю правду, такъ по моему, не совс?мъ-то благородное д?ло оставаться въ такомъ дом?, гд? идетъ продажа съ публичнаго торгу.

– Именно такъ, душечка Таулисонъ, – подхватываетъ горничная. – По моему, жить среди этой суматохи, значитъ, р?шительно не им?ть никакой амбицiи. Мало ли какого народу тутъ насмотришься? И все такiе грубiяны, такiе нахалы! Не дал?е какъ сегодня поутру одинъ сорванецъ вздумалъ было меня поц?ловать!

– Какъ?! – зарев?лъ во все горло м-ръ Таулисонъ. – Гд? этотъ нахалъ, гд? онъ? Да я расшибу его въ дребезги, да я…

И, не докончивъ фразы, м-ръ Таулисонъ стремительно вскочилъ съ своего м?ста и бросился вонъ съ очевиднымъ нам?ренiемъ казнить обидчика, но дамы, къ счастью, во время ухватили его за фалды, успокоили, уговорили, заключая весьма основательно, что гораздо приличн?е совс?мъ убраться изъ этого скандалезнаго дома, ч?мъ заводить въ немъ непрiятныя сцены. М-съ Перчъ, представляя это обстоятельство въ новомъ св?т?, осторожно намекаетъ, что даже, въ н?которомъ род?, деликатность къ самому м-ру Домби, постоянно запертому въ своемъ кабинет?, требуетъ, чтобы они немедленно удалились.

– Ну, скажите, на что это будетъ похоже, говоритъ м-съ Перчь, – если онъ какъ-нибудь пров?даетъ, что и б?дные слуги перестали его уважать?

Вс? согласились, что это точно будетъ ни на что не похоже, и кухарка была такъ растрогана этой сентенцiей, что въ порыв? душевнаго умиленiя н?сколько разъ обняла и поц?ловала дорогую м-съ Перчъ. Итакъ р?шено – единодушно и единогласно – выбираться сейчасъ же, ч?мъ скор?е, т?мъ лучше. Чемоданы увязаны, сундуки уложены, тел?ги наняты, навьючены, и къ вечеру этого достопамятнаго дня въ знаменитой кухн? не остался ни одинъ изъ членовъ дружелюбнаго сейма.

Огроменъ домъ м-ра Домби, кр?покъ и надеженъ, но т?мъ не мен?е онъ – развалина, и крысы б?гутъ изъ него.

Странные люди въ странныхъ шапкахъ гремятъ и шумятъ по вс?мъ комнатамъ, перебирая и опрокидывая мебель; джентльмены съ перьями и чернилами важно бес?дуютъ другъ съ другомъ и д?лаютъ подробную опись. Они распоряжаются вс?мъ и хозяйничаютъ такъ, какъ никогда бы не хозяйничали y себя дома. Они сидятъ на такихъ м?стахъ, которыя ник?мъ и никогда не предназначались для сид?нья; пьютъ и ?дятъ трактирныя порцiи на такихъ предметахъ мебели, которые никогда не предназначались для об?денныхъ столовъ, и это присвоенiе страннаго употребленiя дорогихъ вещей, по-видимому, доставляетъ имъ душевное наслажденiе. Изъ перестановокъ мебели сооружаются самыя хаотическiя комбинацiи. Наконецъ, въ довершенiе эффекта, выв?шено съ балкона огромное печатное объявленiе, и такими же добавочными прелестями украшены вс? половинки наружныхъ дверей.

Потомъ, во весь день, стоятъ передъ домомъ длинные ряды каретъ, шарабановъ, колясокъ, кабрiолетовъ, и ц?лыя стада жадныхъ вампировъ снуютъ и б?гаютъ по вс?мъ комнатамъ, стучатъ по зеркаламъ щиколками своихъ пальцевъ, выбиваютъ нестройныя октавы на фортепьяно, вырисовываютъ мокрыми пальцами на картинахъ, дышатъ на черенки лучшихъ столовыхъ ножей, взбиваютъ грязными кулаками бархатныя подушки на креслахъ и диванахъ, тормошатъ пуховыя постели, отпираютъ и запираютъ шкафы и комоды, взв?шиваютъ серебряные ножи и вилки, вглядываются въ самыя нити драпри и полотенъ, – и все бракуютъ, все отбрасываютъ прочь. Н?тъ въ ц?ломъ дом? ни одного неприкосновеннаго и неприступнаго м?ста. Слюнявые незнакомцы, пропитанные табакомъ и пылью, заглядываютъ подъ кухонныя р?шетки съ такимъ же любопытствомь, какъ и подъ атласныя од?яла. Дюжiе джентльмены въ истертыхъ шляпахъ самодовольно выглядываютъ изъ оконъ спаленъ и перебрасываются презабавными шуточками съ своими прiятелями на улиц?. Спокойныя, разсчетливыя головы, съ каталогами въ рукахъ, удаляются въ уборныя комнаты, чтобы д?лать на ст?нахъ математическiя зам?тки кончиками своихъ карандашей. Два оц?нщика пробираются даже черезъ трубу на самую кровлю дома и любуются окрестными видами. Возня и стукотня, сумятица и гвалтъ продолжаются н?сколько дней сряду. "Превосходная, нов?йшая хозяйственная мебель" – и прочее подвергается осмотру.

Зат?мъ учреждается въ парадной гостиной родъ палисадника изъ столовъ и кушетокъ, и на испанскихъ об?денныхъ столахъ изъ краснаго дерева, перевернутыхъ вверхъ ногами, воздвигается кафедра аукцiонера. Его обступаютъ толпища жадныхъ вампировъ, слюнявые незнакомцы, пропитанные табакомъ и пылью, дюжiе джентльмены въ истертыхъ шляпахъ и широкихъ шароварахъ. Все это садится гд? ни попало, – на косякахъ, тюфякахъ, комодахъ, письменныхъ столахъ и даже на каминныхъ полкахъ. Начинается торгъ. Комнаты душны, шумны, пыльны весь день, к при этой духот?, т?снот?, быстрот? говора и движенiй, весь день неутомимо работаютъ голова и плечи, голосъ и молотокъ аукцiонера. Странные люди въ странныхъ шапкахъ, подъ хм?лькомъ и съ красными носами, бросаютъ жребiй, кричатъ, толкаютъ одинъ другого и опять бросаютъ по мановенiю неугомоннаго молотка. Иногда по всей комнат? раздается см?шанный гвалтъ и хохотъ. Такъ продолжается во весь день и въ сл?дующiе три дня. Превосходная, нов?йшая, хозяйственная мебель и прочее – продается съ аукцiона.

Зат?мъ появляются опять шарабаны, коляски, кабрiолеты и за ними длинный рядъ фуръ и тел?гъ съ ц?лымъ полчищемъ носильщиковъ, навьюченныхъ узлами. Весь день странные люди въ странныхъ шапкахъ развязываютъ и привязываютъ, винтятъ и развинчиваютъ, отдыхаютъ ц?лыми дюжинами на ступеняхъ л?стницы, согбенные подъ тяжелымъ грузомъ, или сваливаютъ съ своихъ плечъ на фуры и тел?ги ц?лыя громады изъ краснаго и чернаго дерева всякаго рода и вида. Зд?сь ц?лый рынокъ всевозможныхъ ломовыхъ колесницъ отъ огромныхъ фуръ до мелкихъ двухколесныхъ таратаекъ и тачекъ. Постельку маленькаго Павла увезли на осл?, впряженномъ въ одноколку. Около нед?ли, превосходная, нов?йшая, хозяйственная мебель и прочее – развозится по м?стамъ.

Наконецъ, все разъ?халось, и все увезено. Остались около дома разорванныя бумаги каталоговъ и счетовъ, грязные клочки с?на и соломы и ц?лая батарея оловянныхъ кружекъ на двор? и въ коридорахъ. Нашествiе окончилось, и огромный домъ м-ра Домби превратился въ развалину, и крысы б?гутъ изъ него.

Апартаменты м-съ Пипчинъ, вм?ст? съ запертыми комнатами въ нижнемъ этаж?, гд? всегда опущены сторы, пощажены отъ общаго опустошенiя. Въ продолженiе этой суматохи м-съ Пипчинъ пребывала въ своей комнат?, спокойная и важная, или по временамъ заходила на аукцiонъ посмотр?ть распродажу и похлопотать для себя насчетъ какого-нибудь спокойнаго креслица. М-съ Пипчинъ – большая охотница до спокойныхъ креселъ, и теперь, когда къ ней приходитъ м-съ Чиккъ, она зас?даетъ на своей собственности.

– Каковъ мой братъ, м-съ Пипчинъ?

– A я-то почему знаю? Онъ никогда не изволитъ разговаривать со мной. Ему приносятъ ?сть и пить въ ту комнату, что подл? кабинета, и онъ кушаетъ, когда тамъ никого н?тъ. Иной разъ онъ и выходитъ, да никому не говоритъ. Нечего меня объ этомъ спрашивать. Я знаю о немъ не больше того южнаго чучела, которое ожгло свой ротъ холоднымъ габеръ-супомъ съ изюмомъ и коринкой.

Такъ отв?тствовала язвительная м-съ Пипчинъ, проникнутая, очевидно, сильн?йшимъ негодованiемъ противъ домовладыки.

– Да что же это такое? – говоритъ м-съ Чиккъ. – До которыхъ поръ это продолжится, желала бы я знать? Если братъ не сд?лаетъ усилiя, что изъ него выйдетъ? Ну, какъ вы думаете, м-съ Пипчинъ, что-таки изъ него выйдетъ?

– Что выйдетъ, то и выйдетъ; намъ какое д?ло?

– И добро бы еще онъ не вид?лъ прим?ровъ на своемъ в?ку, – продолжаетъ м-съ Чиккъ, припрыгивая на своемъ стул?. – A то, в?дь, если сказать правду, почти вс? б?ды въ его семейств? произошли именно оттого, что не ум?ли въ свое время д?лать усилiй. Пора бы образумиться. Б?да, право, совс?мъ б?да!

– Ахти вы, Господь съ вами, м-съ Чиккъ! – восклицаетъ м-съ Пипчинъ, дергая себя за носъ. – На всякое чиханье не наздравствуешься, говоритъ пословица, и вотъ ужъ тутъ-то, по-моему, б?ды н?тъ никакой. Потерялъ свою мебель: – экая важность! Бывали добрые люди и до него, которые разставались съ своимъ им?нiемъ, да не тужили, не запирались въ свою берлогу.

– Мой братъ, скажу, я вамъ, престранный челов?къ! – продолжаетъ м-съ Чиккъ съ глубокимъ вздохомъ, – то есть, онъ такой въ своемъ род? оригиналъ, какiе едва ли еще найдутся на б?ломъ св?т?. Вообразите, м-съ Пипчинъ, кто бы могъ пов?рить!.. да это, право, такая исторiя, что даже страшно и разсказывать.

– Ну, и не разсказывайте, если страшно.

– Да н?тъ, мн? все-таки хочется съ вами под?литься. Вотъ видите ли, когда онъ получилъ изв?стiе о замужеств? и б?гств? этой своей чудовищной дочери… ну, еще, слава Богу, я могу ут?шать себя, по крайней м?р?, т?мъ, что никогда не ошибалась въ этой д?вченк?. Не выйдетъ изъ нея пути, говорила я, не выйдетъ и не выйдетъ. Что д?лать? не хот?ли меня слушать… Такъ вотъ, говорю я, кто бы могъ пов?рить, что мой-то любезн?йшiй братецъ вздумалъ посл? этой штуки отнестись ко мн?, да еще съ угрозами! Я, говоритъ, думалъ, что она живетъ въ твоемъ дом?, что ты, говоритъ, за нею смотришь, что это, говоритъ, было твое д?ло! Каково? Признаться, я вся задрожала и едва собралась съ духомъ. "Павелъ, говорю я, любезный братецъ, или я просто съ ума сошла, или я вовсе не понимаю, какимъ это способомъ д?ла твои пришли въ такое состоянiе". Вотъ только я и сказала. A онъ-то? Кто бы могъ пов?рить, что онъ подскочилъ ко мн?, какъ сумасшедшiй, и сказалъ напрямикъ, чтобы я не см?ла показывать ему глазъ, покам?стъ онъ самъ не позоветъ! Каково?

– Жаль, – возражаетъ м-съ Пипчинъ, – что ему не привелось им?ть д?ла съ перувiанскими рудниками, они бы повытрясли эту спесь изъ его головы!

– Вотъ такъ-то! – продолжаетъ м-съ Чиккъ, не обращая ни мал?йшаго вниманiя на зам?чанiя м-съ Пипчинъ. – Ч?мъ же все это кончится, желаю я знать? Что станетъ д?лать мой братъ? Разум?ется, онъ долженъ же что-нибудь д?лать. Н?тъ никакой надобности запиратьея въ своихъ комнатахъ и жить медв?демъ. Д?ла не придутъ къ нему сами. Никакъ н?тъ. Ну, такъ онъ самъ долженъ къ нимъ идти. Хорошо. Такъ зач?мъ онъ не идетъ? Онъ знаетъ куда идти, я полагаю, такъ какъ онъ всю жизнь былъ д?ловымъ челов?комъ. Очень хорошо. Такъ почему же онъ не идетъ? Вотъ что я желаю знать.