Флоренса посп?шно бросила работу, опустила голову на подушку и стала ласкать его.
– И я бы умерла, – сказала она, – если бы тебя разлучили есо мной. Но зач?мъ объ этомъ думать? Кажется, теперь теб? лучше?
– О, мн? теперь хорошо, очень хорошо! – отв?чалъ Павелъ. – Ho я не объ этомъ думаю. У меня все не выходитъ изъ головы, что я умеръ бы отъ тоски, если бы тебя со мной не было.
Въ другой разъ на томъ же м?ст? онъ заснулъ и спалъ спокойно долгое время; но вдругъ онъ пробудился, с?лъ на подушку и началъ вслушиваться съ величайшимъ вниманiемъ.
Флоренса спросила, что ему почудилось?
– Я хочу знать, – отв?чалъ онъ, иристально всматриваясь въ ея лицо, – что оно говоритъ? Скажи мн?, Флоренса, что говоритъ море?
Она отв?чала, что это только шумятъ волны, и больше ничего.
– Охъ да, да, – сказалъ онъ, – волны шумятъ; но я знаю, что он? всегда говорятъ что-нибудь. Всегда говорятъ одно и то же морскiя волны. A что такое тамъ надъ волнами?
Онъ всталъ и поднялъ глаза на горизонтъ.
Флоренса отв?чала, что тамъ былъ противоположиый берегъ; но онъ сказалъ, что не объ этомъ думаетъ. Онъ думалъ о томъ, что было дальше, дальше, дальше!
Такiе вопросы возобновлялись весьма часто. Случалось, среди живого разговора онъ вдругъ прерывалъ р?чь и вслушивался внимательно въ таинственный говоръ морской волны; потомъ поднимался на ноги, и долго смотр?лъ въ необозримую даль безпред?льнаго горизонта.
Глава IX
Б?да съ деревяннымъ мичманомъ
Молодой Вальтеръ Гэй, над?ленный отъ природы порядочнымъ запасомъ романическихъ наклонностей, которыя, къ великому благополучiю, не встр?тили ни мал?йшаго препятствiя въ своемъ развитiи подъ мирной кровлей старика Соломона, ни на минуту не выпускалъ изъ головы удивительнаго приключенiя Флоренсы съ доброй бабушкой, и, подстрекаемый страстью къ чудесному, безпрестанно думалъ о немъ до той поры, пока, наконецъ, съ теченiемъ времени, оно сд?лалось любимымъ, избалованнымъ чадомъ его живого й пылкаго воображенiя. Особенно мечталъ онъ, и сладко мечталъ, о той незабвенной минут?, когда судьба такъ неожиданно сд?лала его самого чуть не главнымъ д?йствующимъ лицомъ въ этомъ достопамятномъ событiи.
Дядя Соль и капитанъ Куттль своими тонкими намеками еще больше разгорячали кипучую фантазiю молодаго челов?ка. Эти достойные друзья каждое воскресенье считали непрем?нной обязанностью ненарокомъ потолковать о Ричард? Виттингтон?, объ этомъ знаменитомъ геро? въ англiйской исторiи, который, какъ изв?стно, по?халъ въ Индiю безъ копейки въ карман? съ одной только кошкой, a воротился оттуда миллiонеромъ, и о чудо изъ чудесъ! – три раза былъ лордомъ-меромъ, начальникомъ и главнымъ членомъ городской думы! Къ довершенiю очарованiя, капитанъ Куттль промыслиль на толкучемъ рынк? древн?йшее народное стихотворенiе очень зам?чательнаго содержанiя, въ которомъ – это весьма важно – разсказывается не сказка, a достов?рная быль о томъ, какъ одинъ молодой челов?къ, угольщикъ ремесломъ, не бол?е, влюбился въ н?кую красавицу, именемъ Пегги, a красавица почувствовала сердечное влеченiе къ угольщику, и какъ, наконецъ, молодые люди ув?нчали свою любовь законнымъ бракомъ, несмотря на многочисленныя препятствiя со стороны отца красавицы, знаменитаго капитана ньюкэстльскаго корабля. Эта зажигательная исторiя, им?вшая, какъ видите, чрезвычайно близкое отношенiе къ Вальтеру и Флоренс?, приводила капитана Куттля въ самый яростный восторгъ во вс? семейные праздники, и особенно въ день рожденiя Вальтера. Въ этотъ торжественный день капитанъ Куттль уходилъ въ заднюю комнату, затягивалъ свою любимую п?сенку, и одушевляясь постепенно, кричалъ, наконецъ, на вс? возможные голоса, заливаясь самой громкой трелью при имени Пегги, которымъ, къ чести героини стихотворенiя, оканчивался каждый куплетъ.
Между т?мъ самъ Вальтеръ, веселый, беззаботный, простодушный Вальтеръ, никакъ не думалъ отдавать себ? отчета въ собственныхъ чувствахъ, да и не былъ способенъ къ такому анализу. Онъ очень полюбилъ набережную, гд? впервые встр?тилъ Флоренсу, и улицы, гд? проходилъ съ нею, хотя, собственно говоря, зам?чательнаго въ нихъ ничего не было. Гадкiе башмаки, съ которыми столько было хлопотъ, онъ берегъ y себя въ комнат? и, сидя по вечерамъ на своей постели, рисовалъ отъ безд?лья фантастическiе портреты доброй бабушки Должно также сказать, что посл? этого достопамятнаго приключенiя онъ сд?лался повнимательн?е къ своему костюму и въ досужее время не пропускалъ случая пройтись по улиц?, гд? находился домъ м-ра Домби, въ надежд? встр?титься съ маленькой Флоренсой. Но вс? эти чувствованiя были совершенно невинны и не выходили за пред?лы д?тской натуры. Флоренса очень миленькая д?вочка, и разум?ется, прiятно было полюбоваться на хорошенькое личико. Флоренса беззащитна и слаба: мысль, что можно оказать ей покровительство и помощь – весьма завлекательная мысль для юноши, сознающаго свою силу. Флоренса самое благородное маленькое созданiе въ св?т?, и было истиннымъ наслажденiемъ вид?ть, какъ озаряется ея личико искреннимъ и глубокимъ чувствомъ признательности. Флоренса была оставлена, забыта гордымъ отцомъ, и сердце Вальтера наполнялось жив?йшимъ участiемъ къ отверженному дитяти.
Шесть или семь разъ въ годъ молодые люди встр?чались на улиц? и раскланивались. М-съ Виккемъ, знавшая подробности приключенiя, не обращала вниманiя на это знакомство, a миссъ Нипперъ, съ своей стороны, была очень рада такимъ встр?чамъ: она читала въ глазахъ юноши необыкновенное выраженiе добродушiя, и была ув?рена, что y него превосходное сердце.
Такимъ образомъ, Вальтеръ вм?сто того, чтобы забывать, или терять изъ виду свое знакомство съ Флоренсой, время отъ времени еще бол?е сближался съ нею. Удивительное начало этого знакомства и другiя маленькiя подробности, придавшiя ему отличительный романическiй характеръ, были въ глазахъ его прекраснымъ матерiаломъ для фантастическихъ картинъ, на которыхъ, разум?ется, Флоренса всегда стояла на первомъ план?. "Но что изъ всего этого выйдетъ, – думалъ онъ? Ничего, р?шительно ничего. Однако-жъ было бы не худо, если бы, тотчасъ же посл? первой встр?чи съ Флоренсой, я отправился куда-нибудь подальше, въ Индiю, наприм?ръ, и вступилъ бы въ службу на военномъ корабл?. Вотъ я д?лаю чудеса храбрости, беру въ пл?нъ тысячи непрiятелей, открываю неизв?стные острова, обо мн? говорятъ въ парламент?, пишутъ въ журналахъ и газетахъ, и л?тъ черезъ пять, много черезъ десять, Вальтеръ Гэй прi?зжаетъ въ Лондонъ адмираломъ вс?хъ морскихъ флаговъ, или по крайней м?р? капитаномъ перваго ранга, не мен?е. Флоренса будетъ тогда еще д?вушкой – и Боже мой! какою чудною д?вушкой будетъ Флоренса! – она увидитъ меня въ полномъ цв?т? л?тъ, въ блестящихъ эполетахъ, знаменитымъ и славнымъ, и – будь y м-ра Домби галстухъ еще выше, ц?почка еще длинн?е, я оттягаю y него дочку, женюсь и торжественно повезу ее… куда я ее повезу? ну, да на какой-нибудь изъ открытыхъ мною острововъ". Вальтеръ шелъ, по обыкновенiю, очень скоро, когда строилъ эти воздушные замки. Но вс? эти мечты разбивались въ дребезги о м?дную доску конторы Домби и Сына, и когда капитанъ Куттль съ дядей Соломономъ затягивали свою в?чную п?сню о Ричард? Виттингтон? и капитанской дочк?, онъ бол?е ч?мъ когда-либо понималъ свое скромное положенiе въ купеческой контор?. Время тянулось день за днемъ, и Вальтеръ продолжалъ со вс?мъ усердiемъ и добросов?стностью исполнять свою прозаическую должность, находя единственный отдыхъ въ построенiи великол?пныхъ фантастическихъ замковъ, передъ которыми мечты Соломона и капитана Куттля были не бол?е, какъ скромными домиками. Въ пипчинскiй перiодъ онъ возмужалъ, но весьма немного, и, собственно говоря, все еще былъ такимъ же простодушнымъ и в?тренымъ мальчикомъ, какимъ читатель встр?тилъ его въ первый разъ со св?чей въ рукахъ на темной л?стниц? въ погребъ, когда дядя Соломонъ отыскивалъ зав?тную мадеру.
– Что съ тобой, дядя Соль? – сказалъ однажды Валыеръ, всматриваясь съ озабоченнымъ видомъ въ печальное лицо мастера вс?хъ морскихъ инструментовъ, – ты сегодня ничего не ?лъ и, кажется, твое здоровье очень разстроилось. Не сходить ли за докторомъ, дядюшка?
. – Докторъ не поможетъ, мой милый, – отв?чалъ дядя Соль, – не сыскать ему для меня…
– Чего, дядюшка? покупателей?
– Да, да, – возразилъ Соломонъ съ глубокимъ вздохомъ, – покупатели пригодились бы.
– Ахъ, ты, Господи, твоя воля! – вскричалъ Вальтеръ, опрокидывая блюдо съ супомъ, и ударяя рукою по столу, – когда я вижу вс?хъ этихъ з?вакъ, что каждый день ц?лыми дюжинами снуютъ передъ нашими окнами, меня такъ и забираетъ охота притащить кого-нибудь за шиворотъ въ магазинъ и заставить дружка отсчитать тысячи полторы чистоганомъ за свою покупку. Ну, чего ты смотришь, болванъ, – продолжалъ Вальтеръ, обращаясь къ старому джентльмену съ напудренной головой, такъ, разум?ется, чтобы тотъ не слыхалъ. – Выпучилъ глаза на телескопъ, да и стоитъ себ?. Экая штука! Ты войди-ка любезный, да купи, a глаза-то, пожалуй, я за тебя выпучу.
Но старый джентльменъ, удовлетворивъ любопытство, тихонько поплелся отъ магазина.
– Ушелъ, – сказалъ Вальтеръ, – ушелъ, болванъ! Вотъ тутъ и над?йся на нихъ! Да только вотъ что, дядя… эй, послушай, дядюшка! – прибавилъ Вальтеръ, видя, что старикъ закручинился и не обращаетъ на него вниманiя – унывать никакъ не должно, р?шительно не должно. Что д?лать? Посидимъ y моря и подождемъ погоды. Ужъ если придутъ заказы, такъ придетъ ихъ такая пропасть, что теб? ихъ въ в?къ не перед?лать.
– Да, мн? ихъ точно не перед?лать, мой другъ, – съ горестью возразилъ Соломонъ, – заказы придутъ, когда меня не будетъ въ этой лавк?.
– Да не тужи, сд?лай милость, говорю я теб?, – ну что толку, если станешь все хандрить. Эхъ ты, дядя Соль! Н?тъ заказовъ, такъ и чортъ съ ними!
Соломонъ старался принять веселый видъ, и улыбнулся, какъ могъ, взглянувъ черезъ столъ на своего племянника.
– В?дь особеннаго ничего не случилось. Не такъ ли, дядя Соль? – продолжалъ Вальтеръ, облокачиваясь на чайный подносъ и нагибаясь къ старику, чтобы вызвать его на объясненiе, – будь откровененъ со мной, дядюшка, не скрывай ничего, если сохрани Богъ встр?тилась какая-нибудь непрiятность.
– Н?тъ, н?тъ, н?тъ, – скороговоркой отв?чалъ Соломонъ, – все идетъ, какъ шло, ничего особеннаго, право, ничего! Встр?тилась непрiятность, говоришь ты: какая же непрiятность?
Вальтеръ съ величайшей недов?рчивостью покачалъ головою.
– Поди ты, толкуй съ нимъ! – сказалъ онъ, – я его спрашиваю, a онъ меня! Послушай, дядя: когда я вижу тебя въ этой хандр?, мн?, право, становится и жалко и досадно, что я съ тобой живу.
Старикъ Соль невольно открылъ глаза.
– Я не шучу, дядюшка. Н?тъ на св?т? челов?ка счастлив?е меня, когда я съ тобой, и при всемъ томъ опять таки повторяю: мн? теперь и жалко и досадно, что я живу зд?сь. Вижу по всему, y тебя есть что-то на душ?, a еще туда же вздумалъ притворяться. Эхъ, ты, дядя Соломонъ!
– Что д?лать, мой милый? По временамъ, ты знаешь, я бываю очень скученъ, должно, какъ и вс? старики.
– Знаешь ли, что я думаю? – продолжалъ Вальтеръ, потрепавъ старика по плечу, – если бы тутъ въ этой комнат? вм?сто меня сид?ла добренькая, тепленькая старушка, твоя жена, разум?ется, твоя кроткая, смирная, ненаглядная сожительница, которая бы знала вс? твои привычки и обычаи, ты бы в?дь не былъ въ такой хандр?, дядя Соломонъ! И разливала бы она чай, и припоминала бы теб? старину, и затянула бы подчасъ п?сенку про старинное житье-бытье… а? не такъ ли? Ну, a я что для тебя сд?лаю? Ты знаешь, я люблю тебя, но все же я только племянникъ, ни больше, ни меньше, да еще вдобавокъ в?треный, легкомысленный мальчишка, которому нельзя и сказать о своемъ гор?. Ну вотъ я вижу ты хандришь, и почему знать? можетъ быть, ужасная тоска давитъ тебя; a какъ теб? помочь? какъ ут?шить тебя? какъ?… закричалъ Вальтеръ, со всего размаху ударивъ по столу, такъ что блюдо слет?ло на полъ и разбилось въ дребезги.
– Валли, добрый мой Валли! – сказалъ Соломонъ, – если бы въ этой комнат?, на этомъ самомъ м?ст? л?тъ за сорокъ съ небольшимъ сид?ла, какъ ты говоришь, ненаглядная моя сожительница, я никогда бы не любилъ ее такъ, какъ тебя, милое дитя мое!
– Знаю, дядюшка, – возразилъ Вальтеръ, – очень хорошо; но жен? ты открылъ бы вс? свои секреты, потому что она ум?ла бы облегчить твою тоску; a я ничего, р?шительно ничего не придумаю, хоть бы размозжить себ? голову.
– Н?тъ, н?тъ, – сказалъ Соломонъ, – что за секреты? y меня н?тъ отъ тебя никакихъ секретовъ!
– Ну, такъ въ чемъ же д?ло, дядюшка? говори, разсказывай. Ну!
Соломонъ Гильсъ еще разъ съ отчаяннымъ упрямствомъ началъ ув?рять, что ничего особеннаго не случилось. Вальтеръ, скр?пивъ сердце, притворился уб?жденнымъ.
– Однако-жъ, дядя Соль, если сверхъ чаянiя…
– Да говорю теб?, что ничего н?тъ, р?шительно ничего.
– Очень хорошо, – сказалъ Вальтеръ, – перестанемъ же толковать объ этомъ; мн? пора въ контору. Часа черезъ два я какъ-нибудь увернусь оттуда, и понав?даюсь, что ты станешь д?лать. Только смотри, дядя Соль, если я узнаю, что ты меня обманулъ, такъ ужъ прошу не прогн?ваться: впередъ не пов?рю теб? ни на волосъ, и ужъ никогда ничего не буду говорить теб? о Каркер? младшемъ. Помни это, дядюшка Соломонъ!
Соломонъ Гильсъ, въ знакъ согласiя, улыбнулся и махнулъ рукой. Вальтеръ, перебирая въ голов? вс? возможныя, или правильн?е, невозможныя средства къ обогащенiю, поб?жалъ въ контору Домби и Сына съ озабоченнымъ видомъ и въ крайне невеселомъ расположенiи духа.
Въ это время недалеко отъ Сити, на углу Архiерейской улицы, жилъ присяжный маклеръ и оц?нщикъ, производившiй торговлю подержанной мебелью, которая, какъ водится въ такихъ случаяхъ, разбросана была въ самомъ поэтическомъ безпорядк? по вс?мъ направленiямъ обширной лавки. Дюжины стульевъ приц?плены были къ умывальникамъ, которые сами съ большимъ трудомъ держались за плечи буфетовъ, a буфеты, въ свою очередь, стояли на об?денныхъ столахъ. Все это кувыркалось и таращилось въ разныя стороны съ удивительнымъ эффектомъ. Немного подальше на брачной постели, утвержденной на четырехъ столбахъ, дружелюбно красовались блюда, тарелки, стаканы, рюмки, бокалы, графины и другiя принадлежности богатаго пира вм?ст? съ полдюжиной кочергъ и бальной лампой, готовой пролить н?жн?йшiй св?тъ любви и братской дружбы на всю веселую компанiю. Рядъ оконныхъ гардинъ и великол?пныхъ сторъ, насильственно разлученныхъ съ своими окнами, прiятн?йшимъ образомъ драпировали баррикаду комодовъ, нагруженныхъ маленькими кружками изъ москательныхъ лавокъ, между т?мъ какъ бездомный коврикъ, отторженный жестокой рукой отъ привычнаго паркета и пресл?дуемый въ своемъ несчастьи пронзительнымъ восточнымъ в?тромъ, вздрагивалъ и свертывался въ глубочайшую меланхолiю, и, казалось, изъявлялъ душевную симпатiю къ раздирательнымъ жалобамъ фортепьяна, терявшаго каждый день по одной струн?, которая передъ посл?днимъ издыханiемъ стонала и выла отъ мучительныхъ предсмертныхъ страданiй. Къ довершенiю эффекта, м-ръ Брогли накопилъ въ своей лавк? ц?лую коллекцiю ст?нныхъ часовъ различной ц?нности и доброты, но вообще съ в?рн?йшимъ ходомъ, хотя теперь ихъ стр?лки остановилисъ, по-видимому, на в?чныя времена вм?ст? съ финансовыми обстоятельствами своихъ прежнихъ хозяевъ, потерявшихъ за одно съ часами и свои дорогiя зеркала, которыя теперь въ лавк? барышника безсов?стно отражали со вс?хъ сторонъ ихъ банкротство и разоренiе.
Самъ м-ръ Брогли былъ мокроглазый, розолицый, жестковолосый, весьма дюжiй мужчина, над?ленный отъ природы значительнымъ запасомъ расторопности и см?тливости, столь необходимыхъ при его гуманическихъ занятiяхъ. Какъ Марiй на развалинахъ Кар?агена, возс?далъ онъ на развалинахъ чужого счастья, очень веселый и довольный судьбой, неизм?нно къ нему благосклонной во вс?хъ начинанiяхъ и предпрiятiяхъ. По временамъ онъ заглядывалъ въ лавку Соломона понав?даться насчетъ д?лишекъ многоуважаемаго мастера вс?хъ морскихъ инструментовъ, и Вальтеръ вообще зналъ его довольно, чтобы раскланиваться съ нимъ при встр?ч? на улицахъ. Знакомство съ маклеромъ самого Соломона Гильса тоже не простиралось дал?е этой шапочной дружбы, и потому Вальтеръ былъ оченъ изумленъ, когда, в?рный своему об?щанiю, заб?жалъ изъ конторы въ лавку и увид?лъ м-ра Брогли; глубокомысленно сидящаго въ гостиной съ руками въ карманахъ.
– Здравствуй, дядя Соль! – сказалъ Вальтеръ, – какъ ты теперь себя чувствуешь?
Старикъ неподвижно сид?лъ на противоположной сторон? стола съ очками на глазахъ (а не на лбу, какъ обыкновенно) и въ глубокомъ раздумьи. При вход? племянника, онъ приподнялъ голову и безмолвно указалъ на маклера. Вальтеръ отороп?лъ.
– У васъ д?ла съ моимъ дядей, сэръ? – спросилъ он?, едва переводя духъ.