Бабайка

– Ну это как раз машина… несет на себе броню, пушку…

– Пушку?! Вы хотите сказать, что этот ваш танк несёт и броню, и пушку? И лошади могут сдвинуть его с места? – поднял бровь губернатор.

– У танка мощный двигатель… мотор, движитель и… и он на гусеницах… – сказал я, чувствуя, что не способен дать исчерпывающее объяснение этому прогрессивному неучу.

– На гусеницах?! – вот уже и вторая бровь полезла наверх.

– Ну… так сказать… э-э-э… танк сам несет дорогу на своих колесах, – вспомнил я какую-то книжку, прочитанную в детстве.

– Совершенно невозможная штука, – пробормотал губернатор и замолчал. Я также помалкивал, чувствуя, что и без того нагородил порядочно ереси. Кто-то открыл дверь, судя по звуку – ногой.

– Ваш чай, сэр, – по проходу топал с подносом в руках бравый стрелок. Тот самый, сидевший у дверей.

– Поставьте на стол. Спасибо. Можете идти, Рональд, – сказал сэр Альфред, взял с подноса чашку и сделал глоток. Нам, стало быть, чай не предлагают. Ну-ну.

– Более мне, пожалуй, вам говорить ничего не следует, – задумчиво прихлёбывая чай, сказал губернатор. – С вас ещё не снято официальное обвинение. Вот когда завершится ваш поединок…

– Поединок?! – кажется, я сказал это слишком эмоционально.

– Да, поединок. Не забывайте – вы всё еще обвиняетесь в разрушении веры. Через три дня сюда прибудет королевский дуэлянт, в поединке с которым вам предстоит доказать крепость своей веры. Под стражу брать мы вас не будем, просто эти три дня с вами будет констебль Хёрст. И пусть шериф найдет для вас одежду менее экзотичной расцветки. Незачем зря смущать народ.

Три дня. Всего три дня.

Кто-нибудь подскажите: куда бежать?

XV

– Вот, значит, как, – сказал Хёрст. – То есть мне с вами ещё три дня нянчиться. А то, что у меня расследование – это, значит, побоку.

– Ну отчего же, Джефф, я ведь могу быть с вами эти три дня.

– Ага, – горько сказал констебль. – Новое слово в сыскном деле. Констебль ведет расследование вместе с подследственным. Джоанна, а ты когда поедешь домой?

– Вот ещё, – сказала Джоанна. – Чтобы я пропустила дуэль?

– А старина Бэнкс пусть, значит, волнуется?

– А вы, мастер Хёрст, пошлите отцу весточку, чтобы он не волновался, – вкрадчиво сказала Джоанна.

Шериф коротко хохотнул, прикрыв рот ладонью. Констебль строго посмотрел на девушку, потом на Гривза, откинулся на спинку стула и в сердцах крикнул:

– Принесут нам в конце концов поесть?! Мартин!

– Ещё пару минут, Джефф! – отозвался от стойки хозяин салуна, сухопарый мужчина лет сорока.

Хёрст немного посидел с сердитым лицом, сложив руки перед собой, затем вздохнул, вынул из воздуха перо и начал что-то писать на возникшем на столе листе бумаги. Закончив, он, как и в первый раз, сложил лист голубем, дунул бумажной птице в хвост и запустил его. Оживший голубь захлопал крыльями и вылетел в открытое окно. Разговоры в салуне смолкли. Украдкой оглядевшись, я увидел, что все с почтением смотрят на констебля.

Интересно. Это что же получается, такое может не каждый?

И кстати, надо еще вот что выяснить…

– Скажите, констебль, а как я заплачу за ужин? Вы же знаете моё положение.

– Подследственные столуются за счёт казны, – сказал Хёрст и посмотрел на шерифа.

– Конечно, Джефф, – сказал Гривз. – Далекая Радость с удовольствием ссудит небольшую сумму королевской казне. В качестве гарантии вашей истинной расписки будет вполне достаточно. А пока давайте-ка я угощу вас нашим элем. Мартин! Три эля…

– Четыре, – сказала Джоанна.

– … за мой счёт! – закончил шериф. И глядя на Джоанну: – Дочери мастера Бэнкса не стоит пить эль в мужской компании.

Ага. Сколько я про этот самый эль читал, смотрел, слыхал и вот, наконец-то, попробую, думал я, а от стойки уже спешил хозяин с тремя полными кружками.

Бух! И кружки встали на стол, плеснув пеной…

– Ну как вам наш эль, мастер Григорий? – спросил шериф Далёкой Радости Джимми Гривз. – Такого в ваших краях не найдешь, верно?

– Очень вкусно, – сказал я и натужно улыбнулся. Ох и гадость эта ваша заливная рыба…

XVI

Джоанна скользнула в камеру, чуть слышно скрежетнув дверью, и сразу оказалось рядом – так близко, что ближе не бывает. Как ты сюда…? Шериф дал ключ… Но разве… Да. Обними меня. Не бойся. Ничего не будет.

…Сено, в углу наваленное вместо постели. Луна, нарисовавшая клетки на полу. Тишина – и в тишине этой наше дыхание, негромкие слова и стук наших сердец.

Расскажи мне. Что рассказать? А, это. Знаешь, мне, кажется, нельзя поступать опрометчиво. Слишком много поставлено на кон, милая… и если я нагрешу, то вдруг у меня ничего не получится… Вот так. Жена у тебя счастливая. Не знаю. Может быть. О чем думаешь? Да так… Поединок? И холодеет под сердцем. Не бойся. Ты справишься.

Не помню всех слов, которые она шептала, и плохо помню, что говорил я. Лишь звёзды в проёме окна, большие ярко-зелёные звезды в чёрно-зелёном небе, лёгкий силуэт, выскользнувший через дверь перед рассветом, и тихо скрипнувшую дверь, прикрытую маленькой и крепкой рукой девушки с кожей из нежно-зелёного света.

И лицо её – безумно красивое в неверном сумраке утра, приближающегося неизбежно.

– …Доброе утро, мастер. Как спалось?

– Утро доброе, – сказал я не слишком дружелюбно.

Как спалось. Хорошо спалось, и еще бы спалось до обеда, ежели бы не этот шериф. Спрашивается, какого хрена меня разбудили так рано? Из зарешеченного окошка в камеру лился неяркий свет раннего зеленоватого солнца.

– Умоешься во дворе, сынок. И надо бы тебе быть пошустрее – констебль Хёрст будет здесь минут через двадцать, а еще надо позавтракать.

Констебль появился через четверть часа. Был он не в духе. Причина плохого настроения мастера Хёрста стала ясна чуть позже, когда возле лошадей объявилась Джоанна.

– Джоанна Бэнкс! Нет, нет и еще раз нет, – очень официальным голосом сказал констебль.

– Но… дядя Джефф! А кто будет присматривать за Мерседес?

Дядя, улыбнулся я про себя, карабкаясь на эту самую Мерседес, ха-ха, наш констебль обзавёлся племянницей. Шериф посмотрел на меня, потом на Джоанну и тоже усмехнулся.

– Джефф, в самом деле, – добродушно сказал Гривз. – Будет кому присмотреть за конями, да и всё-таки убийцу ищите, – лишний лук не помешает.