Цунами тоталитарной идеологии

Некоторым и вправду более чем беспричинно слезливо охота, живя во тьме диких, всегда более чем неизменных времен, столь спешно и нервозно переустраивать именно внутри своего сознания все то крайне неправедно обустроенное общество по каким-либо безумно обнадеживающе радостным, вполне же наглядно, что ни говори, внешне справедливым стандартам.

19

А между тем для подлинных и качественных изменений во всем исподнем человеческом естестве надо было стремиться пролить свет во тьму юных душ, а не сыпать цитатами на головы простых, ничего ни о чем вовсе ведь несведущих граждан.

Мозг слепой и самодостаточной толпы можно просветить одними лишь пулями в каждый отдельно взятый конкретный затылок, ну а более так и ничем.

Лучшего будущего можно достичь, разве что вполне разумно в него устремившись всем тем трепетно бьющимся сердцем.

Ну а чисто умозрительно его создавая, явно еще сформируешь благодатную почву для первобытного рая, в котором все наслоения цивилизации и культуры будут вскоре начисто стерты попросту ведь в труху.

Ну а дабы за долгие тысячелетия праведно и насущно воплотить в жизнь социума коренные изменения во всей общечеловеческой психологии, в пример стоило бы брать не неких отдельных выдающихся личностей или даже тех, кто хоть в чем-либо возвышается над всей той бесформенной массой простых обывателей.

Нет, за основу тут явно требовалось брать того самого обыденного, серого человека.

Причем делать нечто подобное надо было, исключительно так тщательно выверяя буквально каждый свой шаг, а уж в особенности без каких-либо немыслимо резких рывков.

Поскольку где это в каком-либо простом человеке вообще еще будет возможно вполне явно так эффективно сыскать что-либо хоть сколько-то подобное тому, что окажется, собственно, мыслимым взять, да и в одночасье переменить к чему-либо самому исключительно наилучшему?

Ну, а того, кто и сам безо всякой сторонней подсказки умеет мыслить разумно и здраво, беззастенчиво направлять к чему-либо суровым насилием явно еще окажется вредно буквально для всех и каждого в отдельности.

20

Человеку вообще принципиально житейски свойственно попросту отторгать от себя все то, что явилось к нему нежданно-негаданно непрошеным гостем, откуда-то более чем наглядно совершенно извне.

А потому облагородить и приосанить его при помощи некоего крайне неуклюжего внешнего воздействия ни для кого не окажется хоть сколько-то сходу под силу…

Этим разве что бесцельно и бесцеремонно нарушишь все его самые обыденные и незыблемые человеческие права, а тем еще всенепременно посеешь семена рабства, а вовсе не новоявленной величавой свободы.

Да только где это было понять всем тем, кто мыслил и мыслит одними теми бездонно светлыми чувствами и именно с ними столь изысканно обращается, словно бы они и впрямь истое мерило разума во плоти?

И это именно они всех нас смело зовут к одному лишь тому всенепременному разрушению, поскольку до чего-либо действительно созидательного очень многие из нас явно пока еще нисколько не доросли. Причем это никоим образом не связано с чьим-либо образованием, а уж тем паче еще и с умением умиленно внимать всеми фибрами души самому так всевозможному возвышенному искусству…

21

Желание что-либо этакое невообразимо новое в единый миг разом сварганить из старого, вконец прохудившегося общественного котла более чем непосредственно проистекает не от некоей обостренной жажды общественной справедливости, а от истинной склонности к дикости и лютости, до чего наскоро поверхностно преображенным в орудие аморфного, праздно мыслящего ДОБРА.

Именно в этом и был заключен весь тот до чего печальный парадокс эпохи вездесущего идеологического просвещения!

Чрезмерно замечтавшиеся умы, поймавшие за лисий хвост светлую мечту об изумительно ярких днях грядущего вселенского счастья, вполне так всерьез вознамерились изменить весь этот мир к чему-либо сказочно и несусветно изумительно лучшему…

Да только при этом столь явно проникнувшись святой обязанностью яростно подвергать изничтожению в нем все те корни именно того, что даже подчас и случайно мешало беззаветно и истово верить, а вовсе не того, что извечно портило кровь, никому никак не давая жить по-людски.

22

А между тем всякое старое зло еще более чем целенаправленно сумеет вскоре так само себя более чем неминуемо в конец концов вполне вот торжествующе возродить: скажем, ранее то был царского времени циркуляр, ну а теперь, в стране «победивших все прежнее» пролетариев, он столь нагло прозовется куда разве что только поболее всесильной большевистской резолюцией.

И это при том, что сама суть дела всегда ведь останется неизменно именно прежней.

Ну а бездушный бюрократический аппарат еще и окрепнет, поскольку свежеиспеченным «тавтологическим обоснованием всей этой новой власти» довольно вскоре уж станет именно так беспошлинная торговля светлыми мечтами, а этот лежалый товар, без сомнения, потребует значительно большей волокиты перед любым даже и самым мало-мальским исполнением буквально-то любых самых так насущных дел.

Вот как оно, собственно, некогда оказалось в том самом государстве, что совершенно так наспех было скроено полузадушенными в чьих-либо грязных душонках рабами, которые, кстати, вскоре так вновь обрели прежнюю силу, дабы в виде новоявленных холопов-господ обратить всех живых в один бессловесный человечий скот.

Ну а всем тем наиболее «наилучшим» его представителям было и впрямь-таки свойственно даже и под ножом беззаветно славословить отца и учителя всего того более чем наглядно ведь «чудного» новоявленного бытия.

Причем это именно он безо всякой в том тени сомнения и породил всю эту серую братию, крепко-накрепко скованную одним лишь скверным душком леденящего все их нутро нисколько так не человеческого, а истого звериного страха.

23

А началось уж все – это именно с того, что чьи-то радужные мечты кровавыми строками, затем столь выпукло вписанные в историю всех без исключения народов России во всем дальнейшем более чем однозначно превратились в блестящую шелуху распрекрасных слов, расходящихся с делами в самые подчас противоположные стороны.

И главное все – это было организовано вовсе не для убийства и смерти, а именно во имя праздника жизни всех тех, кто мыслил себя вполне вправе верховодить всею толпой своих, отныне вовсе безликих сограждан, начисто уж лишенных всякого своего былого гражданства, зато столь наспех получивших право на безысходность серого беспросветно тягостного бытия.

24

Причем вдосталь кое-кому до тех бесславных времен безмерно приевшиеся сущие серость и скука – всего-то лишь производные обычного тихо дремлющего прозябания.

И вот сменить его на ярую усладу извечной борьбы было бы возможно, разве что лишь до чего временно разорвав путы, сдерживающие обывателя в рамках строгого соблюдения всех уж тех социальных и уголовных законов.

А соответственно сему, вытеснить серость и скуку неизбежно само собой означало породить вездесущую темень, да и промозгло скабрезную комиссарскую ложь.

И кстати, серость, по всей ее сути, вовсе не есть самое так естественное преломление чьих-либо столь низменных человеческих качеств, а прежде-то всего являет она собой более чем наглядную канву во всем незатейливо суетливого существования, в котором очень мало творческого, зато немыслимо в ней действительно много истинно житейского и неприметно серого.

25

Ну а когда на землю нисходит красная мгла революции, серыми оказываются буквально-то все, а тот, кто не становится таковым и сердцем своим никак не принадлежит к той главной все нынче на раз безудержно буйно решающей силе, изничтожается или низводится до самого откровенно неприметного уровня.

И той и впрямь-таки одной-единственной для него возможностью от всего этого бедлама еще уберечься, дабы честь и жизнь свою спасти… мог бы оказаться один лишь тот до чего и впрямь поспешный отъезд из всего этого полуночного кошмара, и как можно уж непременно за самые дальние дали.

Причем довольно многие из людей интеллектуального труда тогда именно это довольно же быстро и сделали – скрылись они совсем вот неведомо куда за моря и бескрайней синей глади океаны.

Ну а хоть сколько-то иной альтернативой могла еще оказаться именно та крайне и впрямь насущная надобность надеть на себя маску извечной вездесущей серости, что со временем обязательно станет самой неотъемлемой частью и впрямь-то повседневного чьего-либо духовного облика.

То, что сохранится где-либо глубоко внутри, отныне предстанет разве что в виде одной лишь отдушины в мире бесконечно отныне бескрайне сером, да и до чего неизменно во всем отвратно никчемном…

Выглядывая оттуда разве что рядом с точно такими же его полноценными носителями… в точности тех совершенно несметных духовных благ.

26

Серость и неприметность в ночи есть наилучшая защита от всех тех двуногих, самых что ни на есть опасных во всем этом мире полуразумных животных-хищников.

Разумеется, что движение истории ведет нас строго вперед и у прошлого зла вовсе нет никакого будущего в том-то его старом издревле давно укоренившемся облике.

Однако он у него непременно всегда еще разом отыщется свежий и новый, призрачно светлый, да и до чего изумительно беззастенчиво праздничный.

И этак-то оно явно не на веки вечные, и сегодняшнее положение вещей – нисколько не что-то абсолютно незыблемое, как, впрочем, и тот ведь каменный век с его давно всеми нами почти уж раз и навсегда позабытым бытом.

Да только пройдет не иначе как не одно это нынешнее тысячелетие – срок довольно-то малый в общих масштабах действительно необходимых для посильного и пошагового усовершенствования всего общего потока сознания у того ни о чем ведь высоком и близко пока не рассуждающего, изрядно так всегдашне приземленного думами среднего человека.