Под небом Парижа

– Я не могу снять этот чертов шлем!

Вал поворачивается ко мне и улыбается.

– Ого, есть что-то, чего ты не можешь!

Проворные пальцы Валентина справляются с противной застежкой, и он стаскивает с моей головы шлем. Я сразу же поправляю волосы, и он оглядывает меня.

– Подожди-подожди! – Он решает помочь мне и подхватывает мои непослушные пряди, укладывая их, а затем заглядывает в глаза. – О, что я вижу! Блеск и радость! Понравилось колесить на нем, да?

– Ты будешь не ты, если не добьешься или не выклянчишь комплимент.

Он снимает свой шлем и продолжает смотреть на меня. А потом неожиданно целует в обе щеки. Нежно, ласково.

– Привет, Марион.

Этим он сбивает меня с толку, я моргаю и пытаюсь понять, что только что произошло.

– Чего ты так уставилась? – тут же спускает меня на землю Вал. – Не знаю, как там у любителей овсянки, но мы, французы, целуемся при встрече! А ты забываешь наши традиции!

– Ой, точно… – глупо вырывается у меня.

– Ага, утром чуть меня не убила, а вот поприветствовать нормально так и не собралась. – Вал по-детски надувает губы, будто обидевшись, чем очень меня смешит.

– Вот и улыбка появилась на лице! Пару дней со мной – и ты вновь станешь нормальным человеком!

– Ты и нормальность понятия несовместимые, Валентин! – посмеиваясь, язвлю я.

Он шутливо тянет меня за нос и признается:

– Я чертовски скучал по тебе.

И именно в эту секунду над нами нависает Алекс. От неожиданности я чуть не подскакиваю на месте. Александр переводит сердитый взгляд с меня на Валентина. Его лицо скрыто черной маской, но глаза передают всю гамму эмоций.

– Я, конечно, все понимаю, но рабочий день начинается в девять утра, – зло бросает он.

Валентин хмурится и грубо отвечает:

– И тебе привет, дружище. Сейчас и есть девять утра.

– В девять ноль-ноль, – подчеркивает мой сводный брат и вновь смотрит на меня. – Конечно, если тебе действительно интересна работа. Если нет, тогда, будь добра, не трать мое время, а продолжай развлекаться.

Я бросаю быстрый взгляд на часы Валентина. Увидев время, высоко поднимаю голову и ленивым движением перебрасываю волосы на спину.

– Эй, Алекс, полегче на поворотах. Сейчас девять ноль три, и ты сам все еще не в офисе, – нахально заявляю я и встаю с мотоцикла. – До вечера, Вал! – прощаюсь я, а он вдруг хватает меня за руку и тянет на себя.

– Поцелуи, детка. Ты все время о них забываешь. На прощание мы целуемся. Ты же знаешь, как говорят: «В Риме делай как римлянин!»

Он одаривает меня двумя нежными как перышко поцелуями в щеки.

– Во время пандемии никто не целуется, – шепчу я Валу на ухо, и он подмигивает.

– Живи так, будто это твой последний день на земле!

Я хочу ему сказать, что мечтаю прожить очень много дней на этой земле. Будучи здоровой и полной энергии, но мальчишеский блеск в его глазах и наглость, с которой он смотрит на меня, лишают дара речи. А еще я затылком чувствую недовольный и пронизывающий взгляд Алекса. И от этого взгляда покалывает все тело. И так же по всему телу волной расползается удовлетворение. И я ничего не могу с собой поделать, но на губах начинает играть самодовольная улыбка.

– Пока, Валентин…

Он подмигивает и отпускает мою руку. Не знаю, решил ли он сделать это специально, чтобы позлить Алекса, или просто ради развлечения. Валентина сложно раскусить. Никто не знает, что скрывается за веселой улыбкой и вечно смеющимися глазами. Он надевает шлем и, резко надавив на газ, срывается с места.

– Быть может, зайдем в офис, или ты планируешь весь рабочий день проторчать на улице?

Я оборачиваюсь и снисходительно улыбаюсь.

– А ты планируешь весь рабочий день практиковать на мне свой утонченный сарказм? – слово «утонченный» я выделяю кавычками в воздухе.

Алекс раздраженно вздыхает. Его глаза бродят по мне, он разглядывает мое лицо, одежду, ноги. Но я не могу понять, нравится ли ему то, что он видит, или же я бешу его самим своим существованием. На лице маска. Чертов робот без чувств и эмоций.

– Смотрю, ты приоделась. Кого пытаешься впечатлить? – Это сказано с нотками высокомерия и полнейшего равнодушия.

И меня так злит тон его голоса, его безэмоциональное выражение лица. Я подхожу к нему совсем близко и тихо произношу:

– Алекс, если память мне не изменяет, когда-то в прошлом именно этот костюмчик впечатлил тебя, не так ли?

Александр выглядит так, словно я дала ему пощечину. Оскорбленно и разгневанно.

– Мы не будем говорить об этом.

– Если не готов к этому разговору, то не задавай подобных вопросов.

Я прохожу мимо него, стараюсь держать спину ровно. Но в душе все переворачивается, руки трясутся от воспоминаний, а сердце заполняется злостью и обидой. Я сжимаю руки в кулаки. Алекс ловит меня за запястье. Его прикосновение словно электрический разряд. Он медленно тянет меня на себя. И вот мы с ним лицом к лицу. Я впиваюсь взглядом в его лицо, и руки сами собой тянутся к его маске.

– Ты из тех зануд, что носят маски на улице? Стоит ли напоминать, что карантин был в марте? Сейчас масочный режим на улице вроде как не обязателен… Или же ты был в магазине и забыл ее снять?

Я нервничаю, понимаю, что задаю много глупых вопросов, но мои руки так близко к его лицу… Сложно сдерживаться. Легче тараторить глупости.

– Не все столь легкомысленны, как ты или Валентин.

– Молодость, легкомыслие… не это ли привлекло тебя когда-то, Алекс?

Чувствую, как Алекс злится. Знаю, что ступаю на опасную территорию. Но лучше уж злость в его взгляде, чем полнейшее равнодушие. Он ничего не отвечает, не реагирует на мою провокацию. Молчит и позволяет мне снять с него маску, и я впиваюсь взглядом в его лицо. Жесткий мужественный подбородок напряжен, кожу покрывает светлая щетина. Губы сжаты в тонкую линию, голубые бездонные глаза вглядываются в мои. Я вижу каждую черточку его лица, каждую крапинку в глазах. Мне хочется провести губами по его щетине, почувствовать, как она колется, ощутить тепло его кожи и губ. Он так близко, я чувствую его запах. Дорогой мужской одеколон заполняет мои легкие. Я хочу обнять его, прижаться к нему и провести носом вдоль шеи, вдыхая этот запах. Он – мое проклятье. Головой я все понимаю, из-за чего начинаю чувствовать себя жалкой и никчемной. Но в душе чертово торнадо под названием «Любовь к нему». Оно рушит все на своем пути, стараясь выбраться наружу. Ломая мои ребра, мою гордость и разбивая вдребезги сердце. Из раза в раз… Не смей, Марион. Слышишь, не смей. Немедленно возьми себя в руки, и пошла к черту любовь к нему, и пошел к черту он сам.

– Не играй со мной, Марион, – тихо произносит он.

Ощущение, что его слова разрезают воздух. Он забирает у меня из рук свою черную маску и проходит вперед. Даже не оборачивается и не ждет, что я последую за ним. На мгновение мне хочется пойти в совершенно другую сторону, противоположную от него. Лишь бы быть дальше. Как можно дальше от него и моих чувств к нему. Но я была вдали три года… Это не помогло. Почему страдать должна я одна? Почему прятаться должна я? Почему он продолжает жить как ни в чем не бывало? Почему я вся изнутри разрушена, а он… а он нет! У нас не получилось взаимной крепкой любви. Но вышла взаимная крепкая ненависть. Это то, что может меня спасти. Клин вышибают клином. С этими мыслями я следую за Алексом в его офис.

У них и правда все очень-очень строго. Во-первых, при входе тебе измеряют температуру. Во-вторых, ты обязан продезинфицировать руки. Около дверей стоит девушка со специальным гелем, и ты просто-напросто не пройдешь мимо нее. В-третьих, по всему периметру офиса расположены очистители воздуха. В-четвертых, соблюдается социальная дистанция. Столы находятся далеко друг от друга, на полу специальные наклейки. В-пятых… Конечно, все работают в масках. Коробки с одноразовыми масками стоят на каждом углу, а на стенах развешаны напоминания менять их каждые три часа.

– Мадемуазель, не забудьте надеть маску, – учтиво напоминает мне та самая девушка с гелем, и мне не остается ничего иного, как достать одну из коробки и закрыть ею лицо.