Дочь полка

– Вольно, – сказал он и взглянул на поле.

«Как?то всё подозрительно тихо. Опять что?то готовят, черти, но на этот раз у них ничего не выйдет» – подумал Александр.

– Товарищ командир, – подошёл к нему Василий Лунов.

– Как обстоят дела?

– Пойдёмте, – махнул рукой солдат.

Надо заметить, что пока не вёлся бой, тут тоже было весьма оживлённо и не хуже, чем в лагере: в стенках окопа были вырыты небольшие углубления, где хранились боеприпасы, во время боя и просто так там сидели бойцы, места хватало максимум на двоих человек. Но также они служили ночлегом, только он был меньше и немного уже по размерам и хватало его на одного солдата. Эти углубления назывались нишами и занавешивались или закрывались, но были и открытые. Времени на их рытьё уходило мало, поэтому в свободное время бойцы могли вырыть одну такую нишу. Окоп был узок несмотря на малое количество народа в мирное время, всем всё равно приходилось толпиться, пропускать друг друга, особенно было неудобно во время трапезы, когда всем нужно пройти с котелками, наполненными едой в этом муравейнике и ещё не пролить похлёбку на головы товарищам. Здесь для всего имелось своё место: площадки для миномётов, стрелков и многое другое. А вот на противоположной стороне находилось укрытие врага. Оно было достаточно далеко, за ним уже расположились основные немецкие силы. Так, что всё было далеко не просто. У наших во всю кипела фронтовая жизнь. Некоторые солдаты писали письма домой:

– Что?то маловато выходит, – распрямил лист Колотыев, – она опять будет говорить о том, что я мало пишу ей.

– Ты написал про Матвея? – чистил рядом винтовку Лурин. – Про наше ночное происшествие?

– Аа! – протянул тот и засмеялся. – Напишу, боюсь листа не хватит!

– Снова Липтенко? – поинтересовался командир.

– Вчера наш Лунатик опять прогуливался, – объяснил Василий. – Не знаю, что ему снилось, но он хотел сожрать свою шапку. Конечно мы его остановили.

– Но вы, как настоящие товарищи, подождали, пока все увидят это зрелище, а затем только отобрали шапку у бедного человека, – сказал Резанцев.

– Товарищ командир… – замялся боец. – Всё же было безопасно. Ну он же не землю ел и не винтовку заряженную держал, хотя в тот раз чудом только всё обошлось.

Александр вспомнил про зеленоглазого худенького солдата с чёрными волосами двадцати пяти лет. Его все сразу прозвали Лунатиком. Бедолага очень часто ходил во сне, а однажды чуть не застрелил бойца, со словами: «Гитлер капут». Хорошо, что неподалёку возвращался с ночной смены Андрей Сувырев и быстро отобрал оружие. С тех пор все опасные предметы на ночь убирались. Сейчас ночной поедатель шапок во всю пытался занять себя делом, он ненавидел свою особенность. Да кому она ещё понравится? Можешь пешим к фрицам уйти, бойцы смеются, но правда помогают не зайти далеко, а наутро узнаёшь, что ночью умывался землёй, чуть не застрелил друга, пытался съесть шапку. Мимо него проходил Егор Фокин:

– Что нос повесил? – спросил тихо он.

– Да так, – махнул рукой Лунатик.

– Зато работоспособность у человека даже ночью! – подбодрил Матвея Резанцев. – Берите пример!

– Родину защищает! – крикнул Лурин. – Фрицы должны быть в ужасе: может тяпнуть посреди ночи! Тогда точно сдаваться придётся!

Некоторые засмеялись, но Александр вернулся к теме и принялся обсуждать с Луновым некоторые вопросы:

– Что?то мне не нравится то, что эти гады всё время на шаг впереди нас, – начал он. – Есть что?то?

– Мы все ничего такого не заметили. Ни при нападениях, ни до них. Но вы правы.

Резанцев глубоко вздохнул и повернулся в сторону вражеских окопов, которые с виду были такими маленькими и далёкими, но на самом же деле это дьявольское убежище гораздо больше. Может они посылают разведку? Но как фрицам удаётся пройти? А также услышать абсолютно всё в точности? Это надо, как минимум пробраться в глубь лагеря. А может ему всё это кажется? Но как тогда объяснить их успехи? Они знали, когда начать нападение, куда бить и прочее. Новые планы не помогали, враг будто изучал их вместе с солдатами. Проблема была намного глубже, чем кажется.

Глава 8

Наши бьют первыми

Все бойцы столпились в одном месте, внимательно слушая командира. Вид у них был серьёзный, и не просто так. Александр рассказывал план действий, также он приказал усилить охрану и быть внимательней, чтобы никакая посторонняя душа даже носа в лагерь не сунула. Сорокин стоял вместе с другом, как обычно, куря самокрутку. Катя уже со счёта сбилась, сколько табака он выкурил за всё это время. Даже Летаев стоял столбом, выключив в секунду своё ребячество и мальчишечьи шутки. Дело не терпело несерьёзности. Девочка сидела неподалёку и пыталась вникнуть в слова Резанцева, правда некоторые моменты были для неё непонятными, но суть уловила: будет бой и наши нападут первыми. Она не хотела вновь возвращаться к этому ужасу и уже представила, как сидит в медпункте, где пахнет кровью и смертью, слышны крики и стоны раненых, на улице будут раздаваться отдалённые взрывы и выстрелы. А также переживать новые потери. Ей было трудно принимать то, что некоторых ребят она видит последний раз и любой сегодня может лечь в землю, абсолютно любой. «Возьми себя в руки!» – приказала себе Катя. – «Мне нужно только в лагере отсидеться! А солдаты идут сражаться! Пойдут на само поле боя, побегут навстречу пулям и минам! И хотят они, не хотят – пойдут без раздумий!». Она выдохнула и продолжила слушать командира:

– Начинаем ровно в десять, – завершил Резанцев.

– Через двадцать шесть минут, – посмотрел на наручные часы Сорокин.

Все разошлись и принялись готовиться к бою, а через несколько минут бойцы отправились к окопам. Катя стояла в стороне и провожала их взглядом изо всех сил сдерживая эмоции и у неё это получилось. К ней подошёл Семён Петров, он потрепал её по голове и сказал:

– До встречи, боец, – и солдат поспешил к остальным. – Ещё увидимся!

«Да какой из меня боец?» – подумала девочка – «Совсем никакой, даже близко не похожа». Так её называют уже второй раз, Катя вспомнила, как к ней так обратился товарищ командир в ту ночь после боя. Но то, что Петров сказал: «До встречи», уже согревало её душу. Они вернуться, увидятся. Девочка переживала за каждого из них, как за родных, на данный момент это были единственные близкие ей люди. Когда?же последний из солдат скрылся в зарослях, она незаметно окрестила наших и попросила Бога о их безопасности. Некоторые остались на защиту лагеря. Не оставаться же ему уязвимым. Из них Катя знала по имени только Семёна Сорвунова. Он явно был недоволен тем, что остался или тоже просто волновался за товарищей. В медпункте были только Василиса Горнеева и Мария Фёдоровна. Зоя и Алёна ушли с бойцами. Девочка тихо села за стол перед Василисой. Молодая русоволосая девушка быстро перебирала медицинские принадлежности и выкладывала те, которые могут пригодиться в ближайшее время. Её голубые глаза смотрели в пустоту. Она была взволнована не меньше остальных. Конечно?же, в бой ушли её подруги и скоро прибудут раненые и надо будет помогать Марии Фёдоровне перевязывать их, доставать пули и осколки, руки испачкаются в тёмной крови… А некоторых придётся вырывать из рук смерти. На её совести были человеческие жизни. Кто захочет этого? Особенно хрупкая девушка, которой место дома с мужем или детьми, но не здесь.

– Я хочу помочь, – сказала Катя. – Я могу носить воды, может надо будет их умыть от земли… – она замолкла, перебирая ещё варианты. – Хоть что?то.

– Можно, – быстро закивала головой та.

– Я вас прошу! – послышался грубый мужской голос. – Мне надо в бой!

Катя обернулась и увидела Матвея Воробьенко, который горячо спорил с Марией. Боец пытался встать с кровати, но перевязанная нога даже не могла сдвинуться с места:

– Да разбинтуйте?же эту поганую ногу! – ругался он. – Чтоб она, зараза такая, провалилась! Я могу! Мне в бой надо!

– Я тоже могу! – поддержал Лукиан. – И я тоже могу!

– Да ты в бреду валялся два дня! – оторвалась от дел Василиса и стала помогать подруге бороться с неугомонными пациентами. – Вы все недавно поступили! Нам ли не знать о вашем состоянии?

Тут вдали прогремел первый взрыв. Наши начали бой. В палатке повисла тишина, Катя и Горнеева вздрогнули, Матвей замер с поднятой рукой. Взгляды всех устремились в сторону звука. Повисла пауза, после которой часто начиналось сражение. И вот пошли выстрелы. Но этот шум только добавил дров в костёр:

– Там наши гибнут, значит, а мы тут состояние здоровья измеряем! – вернулся к спору Воробьенко. – Я не могу сидеть с какой?то ногой, когда мои товарищи сражаются!

В эту секунду ещё трое солдат, которые тоже считали свои раны незначительными, вступили в спор. Как поняла Катя, им было неудобно и даже стыдно лежать с такими «пустяками», когда другие воюют за Отчизну. Разумеется, им хотелось помочь товарищам, побить врага, да ещё перед глазами было столько красочных примеров проявления героизма. В батальоне любили читать газеты, да что там в батальоне, весь СССР обсуждал статьи из той?же «ПРАВДЫ» или «ЗА РОДИНУ». И там печаталось о разных подвигах солдат и простого советского народа. От одной строки волосы вставали дыбом: «С оторванной рукой он продолжал поддерживать связь…», «Игорь Иванушкин принял решение взорвать себя в окопе врага…». И так далее и тому подобное. Также немало девочка слышала от бойцов о свершениях детей в партизанский отрядах. Такие истории приходили из других батальонов, где прибывшие солдаты их и рассказывали. Запомнился Кате случай, когда как раз в таком отряде девятилетний мальчик с прострелянной два раза ногой, дополз под прицельным обстрелом до немецкого танка и кинул в машину гранату. Ему было всего девять, а тут взрослый солдат вынужден сидеть, сложа руки. Как тут не взбунтоваться? В палатке пошли разногласия. В речи бойцов проскакивали забористые выражения, Горнеева уже стояла рядом с Марией. Все они не то чтобы кричали, просто разговаривали на повышенных тонах. Как оказалось, такое в медпункте случалось не впервой: в период затишья пациенты только поднимали эту тему, но не сильно входили в дебаты с врачами, но как только слышались первые звуки боя – тут всё, как с цепи сорвались. Катя не совсем понимала, что твориться в голове у людей, когда они идут навстречу врагу, когда даже раненными продолжают вести бой, когда принимают решение убить себя, ради спасения других. Девочка вся тряслась, когда оккупанты просто подзывали её к себе. А в её родной стране все были готовы биться с врагом до последнего. В такие моменты она тоже чувствовала вину и представляла, как тоже возьмёт в руки автомат и уничтожит всех тех, кто заставил её семью страдать, кто уничтожил всё, что у неё было. Разрешилась грызня резко и без победителей: в палатку стали поступать раненые. Первыми занесли Данила Колотыева с туго перемотанным животом. Он был без сознания, на лицо съезжал шлем, был только виден полуоткрытый рот. За ним раненного в лопатку Рожкова Тимура, которого Катя видела всего однажды. Солдат был в сознании, и крепко сжав зубы, выдавал громкое и надрывное мычание. А следом Семёна Петрова с прострелянными ногами. Он, как и Данил, был без сознания.

– Этого сразу на стол! – указала на Колотыева Мария Фёдоровна.

По её просьбе солдата сразу понесли во второе отделение палатки. Остальных положили на кровати ждать своей очереди.

* * *

Алёна Маренко аккуратно спустила в окоп за собой Собойленко Ивана. Ему осколочным оторвало ухо, боец истекал кровью. Прогремел взрыв, сверху комьями на голову и за шиворот посыпалась земля, девушка прикрыла собой раненого. Не хватало ещё заражения крови. Бой шёл уже больше часа. Мимо протискивались бойцы, тащили снаряды. Нужно было где?нибудь укрыться. Медсестра с солдатом с трудом заползла в одну из пустующих ниш, которая предполагалась для хранения боеприпасов, но сейчас там ничего не было. Она села у входа углубления, разместив своего подопечного полностью в укрытии. Положение было весьма неудобным, но как же без этого? Алёна положила к себе на колени голову бойца и закопошилась у себя в сумке. Достав все нужные принадлежности, она принялась за лечение. Снова взрыв. Девушка вжала подбородок в грудь. Неподалёку неровным шагом, прикрывая голову, продвигался Сорокин. Он добрался до миномёта, которым управляли Фокин и Тараненко Сергей:

– Не туда метишь! – пытался изо всех сил перекричать шум боя Иван.

– Что? – переспросил Тараненко.

– Правее бей! – крикнул тот и стал махать правой рукой в правую сторону. – Право! Право!

До бойцов наконец дошло то, чего от них хотят и стали выполнять указания. Николай Лурин подал снаряд, и бойцы зарядили пулемёт.

– Пошёл! – крикнул Егор и через секунду машина выстрелила.

Бойцы прижали шлема к голове и пригнулись. Николай подал ещё снаряд. Солдаты прицелились и ещё раз бабахнули.